Особыми буйствами отличились парни, еще не успевшие принять присягу. Выпускник Московского университета В. Арамилев, отправившийся на войну вольноопределяющимся, был очевидцем того, как на каждой остановке они устраивали драки стенка на стенку: вагон бился с вагоном, деревенские с городскими. В целое сражение, с ранеными и убитыми, вылилось столкновение с вятскими ребятами, следовавшими эшелоном в Москву. Местным властям пришлось вызывать пожарную команду и загонять драчунов в вагоны струями воды. Не менее действенным средством оказались приклады трехлинейных винтовок, которыми приводили хулиганов в чувство прибывшие на станцию военные караулы.
Мобилизованные в воинском эшелоне
Погрузка артиллерии
С кличем «Кровь проливать едем!» призывники по пути следования громили в щепки станционные буфеты, ларьки и лавчонки. В. Арамилеву запомнилось, что в вагонах не переводились «трофеи»: ящики с продуктами, окорока, связки колбас и баранок. Попутно отметим еще одну «шутку», которую практиковали парни, следовавшие на фронт. На стоянках они набирали в теплушки целые груды камней, чтобы потом на ходу бросать их во всех встречных, в окна сторожевых будок и вокзалов, разбивать ими изоляторы телеграфных проводов.
В опустевших московских казармах расположились девять запасных пехотных полков и две запасные артиллерийские бригады. В них готовили из новобранцев пополнение для боевых частей. В то же время, как свидетельствуют опубликованные в газетах приказы о награждении офицеров, сражавшиеся на фронте полки продолжали числиться «по Москве».
Но и кроме этого «московские» полки продолжали быть связаны с Первопрестольной тысячью нитями. Москва посылала на фронт изделия своей промышленности – оружие, обмундирование, снаряжение, а также целые эшелоны подарков. В городских госпиталях были размещены сотни тысяч раненых.
Прежняя, размеренная и беззаботная, жизнь «столичного города» Москвы с началом войны навсегда осталась в прошлом.
– Край мой, виват!
– Выкуси, герр!..
Двадцать солдат.
Один офицер.
М. И. Цветаева
объявлением мобилизации самыми популярными в Москве людьми стали офицеры. Каждый из них, еще только собиравшийся отправиться на фронт, уже был окутан ореолом героизма. В мемуарах Н. Я. Серпинской приводится характерная деталь: «Дамы и барышни с завистью смотрели на моих и других кавалеров в военных френчах и не обращали на штатских никакого внимания»[4].
Стоит отметить, что и до войны офицеры войск московского гарнизона не были обделены вниманием москвичей. Так, полковые праздники стояли в одном ряду с другими общественно значимыми событиями жизни города. 29 июня 1914 г. торжества состоялись сразу в трех гренадерских полках: Перновском, Несвижском и Киевском, и горожане смогли полюбоваться грандиозным фейерверком.
А вот как встречали гостей на празднике в Сумском гусарском полку в конце XIX века:
«Праздник сумцев в то время посещала масса гостей. После молебна и церемониального марша, а также обычных тостов дамам подавались шампанское и фрукты, а все начальство и гости шли пить водку в помещении при манежном цейхгаузе, где были уставлены столы с закусками.
После этого дамы уезжали домой, а все остальные отправлялись в офицерское собрание, где обыкновенно сервировался завтрак человек на 120. Завтрак носил самый задушевный характер. Все гости от старшего до младшего вели самую оживленную беседу, тосты лились один за другим, в них вспоминалось все пережитое полком. Ф. А. Корш, хороший знакомый офицеров, всегда бывал в этот день в полку. По окончании завтрака, так примерно часов около пяти, подавались кофе, ликеры, после чего многие уезжали, а оставались лишь самые близкие лица к полку и те гости, которые уже, так сказать, из года в год проводили день св. Георгия Победоносца с сумцами. В то же время посылали за тройками к Ечкину и после семи часов ехали обыкновенно или в цирк, или в театр Корша. Ф. А. Корш в этот день обыкновенно ставил пьесу по желанию офицеров, и при входе офицеров в театр оркестр играл полковой марш.
По окончании спектакля садились на тройки и ехали в Стрельну, где уже по телефону был заказан ужин и традиционная солонина перед ужином. После закуски и малого антракта подавали ужин. После ужина звали обыкновенно цыган. Главный дирижер, цыган Федор Соколов, старался угодить офицерству. Хор пел самые лучшие цыганские песни. Солистка, лучшая тогда Ариша, пела “Очи черные”, Маша – “Трын-трава”, а Варя – “Быстро промчались вы, дни золотые мои”.
Сам же Соколов в заключение играл с артистической виртуозностью польку на мотив “В Самарканд поеду я, там красавица моя”. Вино лилось рекою, и кутеж продолжался, так что обыкновенно офицерство на свои квартиры попадало к 7 часам утра.
ПРИМЕТЫ ВОЕННОГО ВРЕМЕНИ
Помещение офицерского собрания Самогитского полка, превращенное в лазарет
Впечатлений получалось много. Об этом дне всякий, кто служил в полку в то время, вероятно, и теперь вспоминает с удовольствием».
Вошел в историю Москвы обед, который дали городские власти офицерам гарнизона в честь открытия возле Ильинских ворот памятника-часовни героям Плевны. Этот памятник был возведен на средства, собранные офицерами и солдатами гренадерского корпуса, а затем передан Москве. В знак признательности и уважения городской голова Н. А. Алексеев устроил в Благородном собрании обед, на который было приглашено 1200 человек. Гвоздем меню была удивительная кулебяка со свежей зернистой икрой, а шампанское в буквальном смысле лилось рекой: лакеи получили строгое указание следить, чтобы у господ офицеров стаканы были все время наполнены.
Офицеры полков, стоявших в Москве, были постоянными участниками светской жизни. В любом общественном месте – в театре, ресторане, увеселительном саду – можно было встретить подтянутых кавалеров с золотыми погонами на плечах. И конечно же они были желанными гостями на всех балах.
«Молодой человек в офицерской форме вызвал интерес у людей, которые знали Павлика Шостаковского с детства, – описывал П. П. Шостаковский начало своей службы в 12-м Астраханском гренадерском полку. – К тому же за мною установилась репутация одного из лучших московских танцоров. Приглашения посыпались – начиная с балов и приемов в генерал-губернаторском дворце; не было такого большого бала или раута в Первопрестольной, на который бы меня не звали. Не всегда это нравилось моим родителям. Так, например, жена миллионера Рябушинского стала присылать за мною – то составить партию в винт, то проехаться на каток, то на прием… А мне, молодому офицерику, лестно. Я и в ложу министра двора в Большом театре, и на ужин к племяннице генерал-адъютанта придворной части в Москве…»
Вспоминая о полковнике Л. А. Шашковском, прослужившем в Москве 30 лет, А. Г. Невзоров упоминал о его прекрасных связях в театральных кругах. Благодаря обширным знакомствам полковника перед юнкерами 4-й школы прапорщиков, которой он командовал, выступали такие ведущие артисты, как оперный бас В. Р. Петров, популярный актер кино И. И. Мозжухин, танцор М. М. Мордкин и многие другие.
Жизнь войск гарнизона находила постоянное отражение на страницах московских газет. Например, в приложении к «Московскому листку» публиковали фоторепортажи с военных учений. В 1903 году в этом издании были помещены портреты всех офицеров, служивших в штабе Московского военного округа.
Не обходила пресса молчанием и мелочи жизни. Среди прочей городской хроники можно было встретить сообщение о визите в Екатерининский полк дона Педро (правда, из Испании), или о несостоявшейся дуэли между поручиком Ржевским и газетчиком Пановым, о выступлении перед солдатами знаменитой певицы Н. В. Плевицкой, или о случаях продажи с воинских складов оружия кавказским мятежникам.
Поражение в Русско-японской войне и подавление войсками революции 1905 года вызвали среди либералов негативное отношение к армии. Иногда дело доходило до эксцессов. Однажды в ресторане «Яръ» некий врач К. потребовал отгородить его ширмой от офицера, сидевшего за соседним столиком, – мол, невозможно честному человеку сидеть рядом с презренным душителем свободы.
С другой стороны, неудачи на Дальнем Востоке заставили общество внимательнее посмотреть на состояние армии и перейти от огульной критики к конструктивному обсуждению проблем. В газетах появились «военные отделы», где публиковались статьи на волнующие офицеров темы.
Судя по публикациям, в 1914 году вопросы стратегии и тактики уступили главенство военному быту. Так, в марте газета «Голос Москвы» писала о конфликте между модой и уставом. Офицеры почти поголовно брили усы, а начальство тыкало их носом в статью закона, которая гласила: «Все генералы, штаб– и обер-офицеры, и все нижние чины всех родов войск, и все чиновники военного ведомства должны носить усы».
