Осуществлению этого оперативно-стратегического замысла и служили все усилия противника.
Уже в первые дни войны враг захватил Либаву.
Теперь и с юга немецкие аэродромы находились в непосредственной близости от нас. Фашисты господствовали в воздухе. Они стремились к господству и на море.
Бывая в Минной гавани, я надеялся встретить там кое-кого из своих старых знакомых. Говорили, что в Таллине находится известный балтийский подводник Александр Владимирович Трипольский.
Зимой 1939 года о нем узнала вся наша страна. Одним из первых среди моряков Балтики он получил звание Героя Советского Союза. В лютые морозы подводная лодка, которой он командовал, пробивалась сквозь льды Финского залива по узенькому фарватеру, проложенному ледоколом, и выполняла боевые задания. Однажды ее затерло льдом. В это время появился вражеский самолет. Начался необычный поединок. Самолет заходил с разных курсовых углов, стараясь точно сбросить бомбы и потопить лодку. Подводники всякий раз встречали его огнем из пушек и пулеметов. Долго он летал, боясь приблизиться к лодке. Наконец летчику надоела эта игра, он решил действовать энергичнее, пошел на прорыв и получил прямое попадание снаряда в мотор. Самолет загорелся и упал; лед не выдержал его тяжести и проломился.
Помнится, Трипольский, к которому так внезапно пришла слава героя, был до того смущен, что посылал всех писателей и журналистов за материалами к комиссару своего подводного корабля.
Интересно было теперь с ним снова повидаться.
…В самом конце пирса, как бы маскируясь под его стенками, притаилась флотилия торпедных катеров. Они особенно лихо действуют в Рижском заливе и у финских берегов, где проходят важные коммуникации противника. Что ни день — приходят известия об успешных атаках нашими катерами вражеских кораблей.
Днем торпедные катера покачиваются у пирса, и на них не видно никаких признаков жизни. Только с наступлением сумерек на палубах этих маленьких кораблей появляются люди в кожаных костюмах, в русских сапогах, в глухих кожаных шлемах. Снимают чехлы с пулеметов. Все тщательно проверяют: оружие, приборы управления, моторы гоняют на разных режимах. Глухим воркующим гулом наполняется гавань, а когда все готово, слышатся резкие свистки — и катера один за другим выходят в море на поиск конвоев противника.
А вот и плавучая база подводных лодок, где должен быть Трипольский. Будто детеныши к матери, прижались к ее бортам короткие и узенькие «малютки», «щуки» с выпуклостями по бортам и, наконец, самые большие крейсерские лодки.
Лодки приходят сюда с моря, принимают на борт торпеды, соляр и снова идут на охоту за немецкими транспортами и боевыми кораблями в Финский и Рижский заливы, в Ботнический залив и к берегам Германии.
Поднимаюсь на борт плавбазы. Рассыльный провожает меня в каюту Трипольского. Всегда спокойный и чуть даже флегматичный, массивный и широкоплечий, он сейчас в каком-то необыкновенно взвинченном состоянии.
— Извините, у меня дела, — говорит он, обращаясь ко мне. — Оставьте ваши координаты, если будет что-нибудь для печати, я с вами свяжусь.
Я выхожу из каюты Трипольского с неприятным осадком на душе и думаю: что произошло? Ведь каких-нибудь полтора года назад, когда он командовал подводной лодкой, у нас были добрые и даже приятельские отношения. Теперь он командует целым дивизионом. Неужели это так изменило его?
Нет, не похоже, чтобы простой, скромный Трипольский зазнался. Скорее всего, он чем-то расстроен. Да, нелегко приходится нашим балтийским подводникам. Нигде на других морских театрах войны нет такой плотности минных заграждений, как в Финском заливе. Нигде нет такого множества природных препятствий в виде банок и отмелей, островов и шхер.
На следующее утро я снова пришел в Минную гавань и случайно встретил на пирсе Трипольского. Он был так же мрачен и неприветлив. И все же отвел меня в сторону и сказал доверительно, словно ожидая совета или сочувствия:
— Исчезла лодка. Командир Абросимов — знающий, толковый, а вот ушел — и, что называется, след простыл…
— Нельзя ли за ним послать корабль или подводную лодку? — спросил я.
— Бесполезно, — ответил Трипольский, должно быть удивленный моей наивностью. — Зачем посылать корабли, у нас круглосуточная радиовахта. Вызываем их непрерывно, но, увы, пока не отвечают. Я был уверен в нем, как в самом себе, — продолжал Трипольский. — Много раз ходил с ним в море и видел, чего стоит этот командир. А вот получилось неладно. И очень даже неладно… Кто знает, может, подорвались на минах, а может, их забросали глубинными бомбами немецкие катера. Причина гибели лодки почти всегда загадка.
— Но все-таки есть какая-нибудь надежда на то, что они живы?
— Трудно сказать…
Должно быть, Трипольскому тяжело было продолжать этот разговор. Он протянул мне руку и зашагал своими широкими, размашистыми шагами по направлению к плавбазе.
Прошел еще день, и поздним вечером, перед самым сном, меня вызвали к ближайшему телефону, и я услышал в трубке глухой и неторопливый голос Трипольского.
— Пришли мои ребята, живы-здоровы! — радостно возвестил он и пригласил меня на торжество..
Мы встретились у ворот Минной гавани. Кругом было темно. Я не видел его лица, но чувствовал, каким счастливым был Трипольский в эти минуты.
— Орлы ребята, — говорил он. — В такую попали переделку, что нам и во сне не снилось, а вышли из положения как нужно…
Мы незаметно подошли к плавбазе, в потемках перебрались на борт лодки и по отвесному трапу спустились в рубочный люк.
Там, в центральном посту, озаренном ярким светом, Трипольского встретил главный виновник торжества — командир корабля капитан-лейтенант Абросимов.
Сначала, как положено, он скомандовал: «Сми-ирно…» — и отдал рапорт, но тут же лицо Абросимова расплылось в улыбке.
— Прошу к столу, — сказал он.
Никогда не забуду его молодое лицо, красные воспаленные веки и добрые, смеющиеся глаза. Он был самый обыкновенный русский парень — ничего героического в наружности.
За праздничным столом уже собрались командиры. Они еще не успели отдохнуть, отоспаться, но все гладко выбриты, глаза у них веселые, возбужденные.
— Из лап смерти вырвались! — сказал мне комиссар лодки и начал рассказывать подробности.
…Подводная лодка действовала в районе, где часто появлялись корабли противника. Перед выходом в море Абросимова вызвали в штаб флота и предупредили: коммуникации противника сильно охраняются и на море, и с воздуха. Действовать надо с умом, осторожно, осмотрительно.
И вот началась охота за вражескими кораблями. Сначала встречались только тральщики, торпедные катера, посыльные суда.
Каждый раз, глядя в перископ, Абросимов испытывал разочарование: «Все та же мелочишка. Должно быть, в этом районе так и не встретим солидного корабля, а стрелять в мелочь нет никакого смысла. Торпеда дороже стоит».
Но подводники обладают адским терпением и поразительной настойчивостью. Они день за днем, сутки за сутками, целыми неделями ищут корабли противника. Штормовая погода изматывает их. Они устают от вахты у механизмов, от качки и тесноты в маленьких отсеках. При всем этом ни у кого не возникнет мысль вернуться на базу раньше срока, не выполнив задания.
Как-то раз в дождливое утро, когда вахту нес офицер Винник, на горизонте показались дымы.
Винник сразу доложил командиру:
— Похоже, купцы идут, — и уступил место у перископа капитан-лейтенанту Абросимову.
Тот прильнул глазами к окулярам перископа, долго рассматривал дымы и решил: «Подойдем ближе».
Лодка сближается с надводными кораблями. Среди них все яснее и яснее выделяются контуры большого судна. Ровный борт, и только в кормовой части возвышаются мостик и труба. Ага, это танкер. Вероятно, нагружен нефтью, недаром со всех сторон его охраняют боевые корабли.
Абросимов прикидывает: такой танкер вмещает не меньше десяти тысяч тонн горючего. Кажется, тебя, голубчик, мы и искали…
В отсеках все готово. Поданы предварительные команды. Экипаж на боевых постах.
Командир терпеливо, не спеша поднимает перископ, чтобы в последний раз перед атакой проверить себя, не ошибиться, не израсходовать зря торпеды.
Абросимов дает команду.
Лодка содрогается, из первого отсека в центральный пост по переговорным трубам доносят: «Торпеды вышли!»
Вода — хороший проводник звука. И там, в толще воды, подводники слышат взрыв, за ним — второй. Абросимов поднимает перископ и видит: танкер, охваченный густым черным дымом, кренясь на один борт, погружается в море.
Теперь поскорее уйти от кораблей охранения и скрыть свои следы. Но в этом районе моря малые глубины. Остается схитрить, погрузиться на дно и отлежаться на грунте, пока все не успокоится и вражеские корабли охранения не уйдут дальше своим курсом.
