Ознакомительная версия.
Поэтому иной раз советская организационная мысль выдавала самые неожиданные виражи. Появление декоративных структур (вроде приснопамятного комитета по эвакуации) – еще не самый головокружительный из них. Так, например, изучая подготовку к войне, я обнаружила некий выброшенный Политбюро протуберанец с ничего не говорящим названием: «военно-промышленная комиссия» (не путать с «военно-промышленным комитетом» – это другая контора). Кто-нибудь о ней слышал? Вот и я тоже… По рассмотрении же вопроса оказалось, что оная комиссия ведала всей мобилизацией промышленности, то есть переводом ее на военные рельсы. Фактически это был второй Госплан, существование которого так засекретили, что до сих пор расколдовать не могут.
Но бывали решения настолько странные, что им до сих пор присвоен ярлык «ошибочных». Вот ведь любой нормальный человек отлично понимает, что так делать нельзя, – а упрямый и глупый вождь все равно делает. И никто ему не указ, даже Политбюро, вопросы в котором решались голосованием. К числу таких «ошибочных» решений до сих пор относят странную реорганизацию, которая настигла НКВД незадолго до войны. Потому что – ни на первый, ни на любой другой взгляд – смысла в ней не просматривается.
Итак, 3 февраля 1941 г. НКВД внезапно разделяют на три части. На его основе появляются целых два наркомата: собственно НКВД и НКГБ, а особые отделы (военную контрразведку) и вовсе передают в наркомат обороны.
Мотивировка этой реорганизации, конечно, вполне правдоподобная: «…в связи с необходимостью максимального улучшения агентурно-оперативной работы органов государственной безопасности и возросшим объемом работы, проводимой Народным комиссариатом внутренних дел СССР…». Этому можно бы даже поверить, если не знать некоторых моментов.
а) Наркомом госбезопасности становится вечный первый заместитель Берии Всеволод Меркулов, «второе я» наркома, то есть разделения, можно сказать, как бы и нет.
б) При таком раздвоении должно произойти резкое увеличение штата – хотя бы за счет собственных структур новой конторы. Однако этого не случилось. Всеми делами НКГБ ведал всего-навсего административно-хозяйственно-финансовый отдел (при том, что в НКВД существовали административно-хозяйственное управление и центральный планово-финансовый отдел).
в) Через месяц после начала войны, 20 июля 1941 г., НКВД и НКГБ снова, мгновенно и безболезненно, объединены в один наркомат.
г) Намечено это объединение было еще раньше, поскольку Особые отделы, 8 февраля переданные из новообразованного НКГБ в наркомат обороны, были возвращены 17 июля уже в состав НКВД. А еще раньше, 26 июня, были образованы органы охраны тыла – в основном с чекистскими функциями, однако также в составе НКВД.
Ну, и зачем было вырисовывать эту сложную организационную загогулину? Какая разница, считается ли Меркулов самостоятельным наркомом под кураторством Берии или является его заместителем?
Разницы, конечно, нет. Да ее и не было, учитывая, с какой необыкновенной легкостью ведомства снова слились в одно. Интересно, их начальники хотя бы кабинеты ради приличия поменяли? Разделение было явно декоративным и преследовало какие-то свои цели. Но поскольку о целях можно только гадать, то этот вираж до сих пор считается сталинской «ошибкой». Особенно в том, что касается особых отделов[19].
В феврале 1941 года особые отделы были переданы в наркомат обороны, став 3-ми отделами в структурах НКО. Вираж странный, чтобы не сказать очень странный. Особые отделы являлись не только контрразведкой, но и структурой, надзирающей за армией, и передать руководство надзором тем, за кем надзирают… Это как если бы прокуратурой стал руководить начальник милиции. Тем не менее зачем-то ведь это было сделано. Только не надо говорить, что Сталин не понимал, что он творит!
Передача была примерно такой же, как разделение наркомата, – откровенно декоративной. Рядовых армейских контрразведчиков не стали даже переаттестовывать – они так и остались со своими гэбэшными званиями до воссоединения наркомата, когда 3 отделы снова стали особыми, и руководил ими все тот же майор ГБ Михеев.
Но вот функции у армейских контрразведчиков вырисовываются довольно неожиданные.
Михаил Мельтюхов написал большую статью: «Начальный период войны в документах контрразведки», где привел подлинные рапорты начальников этих самых 3-х отделов. Все нормально, все путем – особисты рассказывают, что они видели за первые недели войны. И вдруг…
Из спецсообщения 3-го управления НКО № 35303.
26 июня.
«Требуется усиление обороны Киева 2 зенитными артполками, 18 пушками 37-мм, 81 пулеметом крупного калибра, оной авиадивизией и соответствующим количеством снарядов и патронов»61.
Из сообщения зам. начальника 3-го отдела КОВО.
24 июня.
«Зенитные части обороны не имеют снарядов… 40 000 снарядов находятся на складе Нежин, около Киева. Командование приняло решение перебросить их вагонами, это займет 3 дня. Снаряды необходимо перебросить немедленно самолетами, повторяю, немедленно самолетами»62.
А интересные функции были у особистов в июне 1941 года, вы не находите?! Но это еще цветочки по сравнению с тем, что содержится в следующих сюжетах.
Из рапортов начальников 3-х отделов.
Первая неделя войны.
«Контрудар 12-го мехкорпуса 23 июня с. г. по существу сорван из-за отсутствии связи и контроля со стороны штаба фронта… 3-м отделом фронта для оказания помощи и улучшения связи высланы в армию на длительный период из аппарата 3-го отдела фронта 35 оперативных работников»63.
«Через Военный Совет фронта нами принимаются меры к доставке боеприпасов в части различными путями»64.
«В связи с тем, что с 22 в ночь на 23 из Белостока сбежали все работники НКВД и НКГБ, партийного и советского аппаратов, город остался без власти… Мною была сформирована оперативная группа при коменданте города, усиленная пограничниками, в Белостоке был восстановлен порядок с применением всех мер военного времени»65.
То есть объем полномочий данных товарищей выходит за рамки армейской контрразведки так далеко, что из кабинета контрразведчика его пределов вообще не видно – вплоть до организации власти и снабжения боеприпасами. Кроме того, они умели все это делать, то есть имели соответствующую подготовку, которую тоже вряд ли давали на чекистских курсах.
И тогда возникает закономерный вопрос: а к какому подразделению НКО относилась военная контрразведка? Кому в руководстве наркомата подчинялись 3 отделы, если у них были столь разнообразные функции?
И тут нас ждет еще один сюрприз – впрочем, многое объясняющий. В статье приводится несколько имен. Вот они: начальник 2-го отдела 3-го управления НКО бригадный комиссар Авсеевич, начальник 3-го отдела Северо-Западного фронта дивизионный комиссар Бабич, начальник 3-го отдела 10-й армии полковой комиссар Лось. А начальник 3-го управления НКО майор ГБ Михеев успел-таки переаттестоваться и пребывал в звании дивизионного комиссара. И донесение свое он направил – кому бы вы думали? В полном соответствии со своим новым званием, начальнику Главного управления политпропаганды РККА товарищу Мехлису.
«Все страньше и страньше», как говорила девочка Алиса, попавшая в страну чудес. Да, с точки зрения обычной аппаратной логики между контрразведкой, снабжением и пропагандой ничего общего нет. Но сталинская логика – она не аппаратная, она трехмерная. Сталинская система власти, по правде сказать, совершенно безумна, но в советских условиях работала. Поскольку всеобъемлющий советский бардак регулярно ставил страну на грань полного хаоса, Сталин всегда и в любом деле старался иметь несколько дублирующих друг друга систем – в надежде, что хотя бы одна из них сработает. Причем системы замыкались не на ведомства, а на людей, которые меняли эти ведомства под себя так основательно, что их порой и узнать было нельзя. Лучший пример здесь, конечно, Берия, – но были и другие. В нашем случае ключевое имя – Мехлис.
До 21 июня 1941 года незабвенный товарищ Мехлис являлся наркомом государственного контроля. Наркомат этот был создан лично Сталиным еще в годы гражданской войны, вождь считал его (как и контроль вообще) важнейшим для государственного управления и ставил на этот пост людей не просто доверенных, а сверхдоверенных. Кроме собственно контроля, наркомат перед войной являлся еще и кадровым резервом на случай чрезвычайной ситуации, откуда можно было без ущерба для дела черпать высококвалифицированных специалистов.
Соответственно, и Главное политуправление РККА, которое Мехлис формально возглавил 21 июня (а на самом деле, по некоторым воспоминаниям, руководил ею, как минимум, с начала июня[20]) – совсем не та контора, какой она была до него и стала впоследствии. подчиненные Мехлиса образца 1941 года – это не замполиты («рот закрыл – рабочее место убрано»). Это комиссары.
Ознакомительная версия.
