Ознакомительная версия.
Имелась также абверкоманда НБО (в переводе на русский «Разведывательное обозрение»), а также еще два-три аналогичных органа, которые специализированно занимались сбором информации о военно-морском флоте Советского Союза.
Постоянно на германо-советском фронте действовали до тридцати абверкоманд, каждая из которых имела от трех до шести абвергрупп.
Особое значение абвер придавал вербовке и подготовке агентуры. Вначале немцы довольствовались относительно небольшим числом белоэмигрантов, перебежчиков, первых антисоветски настроенных военнопленных или добровольно сдавшихся, или сразу предложивших в лагерях свои услуги лагерному начальству. Однако спустя несколько месяцев, когда война явно стала затягиваться, этого контингента уже не хватало.
Единственно возможный выход нашел полковник Эрвин Штольце. Впоследствии он показал:
«В целях расширения агентурной работы я предложил Канарису идею: развернуть вербовочную деятельность среди военнопленных Красной Армии. Выдвигая такое предложение, я обосновывал его тем, что военнослужащие Красной Армии морально подавлены успехами германских войск и фактом своего пленения и что среди военнопленных найдутся лица, враждебные советской власти. После этого было дано указание повести вербовку агентуры среди военнопленных».
Сегодня уже не секрет, что за первые полгода войны в германском плену очутились свыше трех миллионов советских военнослужащих, и не только рядовых красноармейцев, но средних и старших командиров и даже генералов. Немецкое командование оказалось не в состоянии заранее подготовить достаточное количество лагерей для их содержания. Многие тысячи красноармейцев до самой зимы пребывали просто в огороженном колючей проволокой чистом поле, без крыши над головой, медицинского обслуживания, какого-никакого питания и даже питьевой воды. Значительная часть пленных от голода, холода, болезней вымерла уже к 1 января 1942 года. Выявленных коммунистов (особенно комиссаров и политработников), а также евреев немцы обычно сразу расстреливали. Некоторое количество рядовых и сержантов украинской национальности из чисто пропагандистских соображений отпустили по домам.
Большая часть красноармейцев в начальный период войны очутились в плену не по собственной вине, а из-за преступной неготовности к нападению Германии высшего руководства страны и Красной Армии. Безусловно, сказались и так называемые «чистки» командного состава вооруженных сил, жертвами которых стали более 40 тысяч командармов всех рангов, комдивов, комбригов, командующих флотами и эскадрами – вплоть до командиров батальонов и рот. Жестоко пострадала и профессура военных академий и училищ, что трагически сказалось на обучении и переподготовке молодого пополнения командного состава.
Однако надо честно признать, что имела место и в значительных масштабах добровольная сдача в плен, случалось, на сторону врага переходили целые подразделения во главе со своими командирами. Такого позора русская армия не знала никогда за всю свою историю[120].
Дело в том, что советское общество к 1941 году вовсе не было таким уж монолитно сплоченным, идейно закаленным, беззаветно преданным всепобеждающему учению Маркса – Энгельса – Ленина – Сталина (особенно Сталина), как это утверждала, бубнила изо дня в день, год за годом официальная советская пропаганда.
В Красной Армии служили сотни тысяч бойцов крестьянского происхождения, чьи хозяйства как «кулацкие» были разорены в ходе коллективизации, а семьи репрессированы. Главы семей были или расстреляны, или погибли в лагерях. Многие насильственно переселяемые в необжитые районы Сибири и Севера умерли в дороге в неотапливаемых товарных вагонах… Служили в армии выходцы и из других социальных слоев, также подвергшихся жестоким и необоснованным репрессиям, – дворянства, дореволюционных чиновников, священнослужителей всех конфессий, офицеров старой армии, торговцев, казаков…
Многие из них, оставив хотя бы на время старые тяжкие обиды, честно воевали против иноземных захватчиков. Но иные – обиды не забыли и воспользовались случаем отомстить и за гибель близких и родных людей, и за разорение, и за унижения.
Как бы то ни было, но остается фактом: свыше МИЛЛИОНА советских граждан, в основном молодых и здоровых мужчин, активно сотрудничали с оккупантами. Некоторые непосредственно служили в вермахте в качестве ездовых, санитаров, поваров, подносчиков боеприпасов – их называли «Хиви» (от немецкого Hilfswilliger – HiWi – «добровольные помощники»), другие служили во вспомогательной полиции или даже в многочисленных полицейских батальонах («шуцманшафтбатальонах», или просто «шума»), используемых гитлеровцами для борьбы с партизанами, а чаще – для расправы над мирным населением, третьи по своей воле принимали из рук оккупантов посты в местной администрации – старост в селах и деревнях, бургомистров в городах и т. п…[121]
Надо, наконец, признать, что под командованием и присмотром немецких офицеров в различных зондеркомандах, расстрельных командах ГФП служили тысячи и тысячи бывших советских граждан всех национальностей. Сохранившиеся письменные свидетельства, материалы многочисленных послевоенных судебных процессов (в том числе и Нюрнбергского над главными немецкими военными преступниками), наконец, фотографии позволяют утверждать: германские военнослужащие, и не только из СС и ГФП, но и вермахта, принимали личное участие в массовых расстрелах советских граждан, организовывали и руководили ими.
Но с особым рвением принимали участие в подобных экзекуциях на всей оккупированной территории, в том числе и в ставшем символом таких расправ Бабьем Яру, наши бывшие соотечественники, служащие «вспомогательной полиции» (их в народе называли «полицаями») и различных карательных экспедиций. Как правило, их было при всех массовых «акциях» числом БОЛЕЕ, чем немцев.
Не единицы – тысячи военнопленных поддавались вербовке германских спецслужб. Одни видели в этом единственную возможность вырваться из-за колючей проволоки, вернуться через линию фронта к своим или присоединиться к партизанам, другие, истощенные физически и сломленные морально, просто надеялись так спасти свою жизнь, третьи – этих, по счастью, было меньшинство, шли на службу хоть в СД, хоть в абвер вполне сознательно.
Завербованных направляли в многочисленные разведывательные школы и лагеря – таковых только у органов военной разведки было от 25 до 30. Диверсионному делу в них готовили быстро – за две-три недели. Радистов и агентов, предназначенных для действий в глубоком тылу, готовили, разумеется, более тщательно и дольше – до трех месяцев. Потом производилась заброска агентов, обычно группами в два-три человека, но иногда и более крупными группами, в тыл Красной Армии.
Как показал тот же полковник Эрвин Штольце: «Число агентов, находящихся одновременно во всех абверкомандах и абвергруппах, которые действовали непосредственно на Восточном фронте, было от 200 до 400 человек».
Школы абвера по подготовке агентов именно из этого контингента были созданы и в самой Германии, и на оккупированной территории Советского Союза, в том числе в Берлине, Варшаве, Штеттине, Минске, Витебске, Смоленске, Орле, Полтаве, Конотопе, Запорожье, даже в крохотном курортном поселке Симеиз на Южном берегу Крыма.
Немцы отчетливо понимали, что коэффициент полезного действия этого контингента будет ничтожным, здраво рассуждали, что половина, а то и две трети забрасываемых за линию фронта групп стандартного состава (три человека, включая радиста), обратно никогда не вернется, а потому и старались брать скорее числом, нежели умением. Потому-то подготовка агента и была столь краткосрочной, по сути, из них готовили одноразовых смертников.
Действительно, значительная часть заброшенных агентов немедленно являлась в ближайшие отделы НКВД или просто обращалась к первому попавшемуся на глаза милиционеру или офицеру Красной Армии. Одни это делали сознательно, не желая служить оккупантам, другие – из страха (вполне обоснованного) быть изобличенными и, по законам военного времени, немедленно приговоренными к смертной казни. Наконец, изрядное число заброшенных агентов были действительно быстро выслежены и задержаны, и не только органами НКВД, но и просто бдительными солдатами и офицерами Красной Армии.
Особенно участились такие провалы агентов, заброшенных и органами абвера, и СД, после создания в апреле 1943 года органов военной контрразведки «Смерш»[122] во главе с комиссаром государственной безопасности второго ранга Виктором Абакумовым, впоследствии генерал-полковником и министром госбезопасности СССР.
Имеются сводные данные: за годы войны органы «Смерш» выявили 30 тысяч немецких шпионов, 6 тысяч террористов, 3,5 тысячи диверсантов. Число агентов, обезвреженных органами НКВД и непосредственно в прифронтовой полосе обычными военнослужащими Красной Армии, не контрразведчиками, похоже, подсчитать уже не удастся, известны лишь отдельные цифры. Так, в 1942 году только на железнодорожном транспорте были задержаны 256 агентов.
Ознакомительная версия.
