Охримович ознакомил Кука с обширной почтой, доставленной им из Мюнхена, они детально обсудили положение в подполье здесь, в Крае, и обстановку в зарубежных центрах. Многие дни и часы они говорили, в общем-то, на одну тему, из-за которой и прибыл на Украину посланец центра: кто должен быть основным в определении стратегии и тактики борьбы? Зарубежные центры — ЗЧ ОУН или ЗП УГВР, находящиеся далеко за пределами воюющей Украины и не имеющие в силу этого полного представления о положении дел в Западной Украине, или руководство ОУН в самом Крае, которое организует и ведет на месте эту борьбу? Времени для обсуждения конфликтной ситуации, давно существовавшей в зарубежных центрах ОУН, у Охримовича и Кука было предостаточно. Зиму 1951/52 года они провели вместе, в одном бункере. Но они так и не смогли на своем уровне договориться по вопросу опасного для националистического движения конфликта и намечающегося в связи с этим раскола. Необходимо было более широкое обсуждение с участием других членов провода ОУН и самого Охримовича. В то же время они оба подтвердили полномочия ЗП УГВР, полученные еще в 1944 году, — представлять интересы воюющей Украины. Было ясно одно — конфликт между ЗЧ ОУН и ЗП УГВР и проводом ОУН в Западной Украине крайне нежелателен, так как мешал Сопротивлению…
Как только сошел снег, Охримович двинулся в путь к своим радистам, чтобы как можно скорее сообщить в Мюнхен по рации о положении в Крае. Уже по дороге в район нахождения радистов он узнал о гибели «идеологической головы» подполья, заместителя председателя генерального секретариата УГВР, члена провода, майора УПА Полтавы (Петра Федуна) и вместе с ним известного в подполье провидныка Максима (Романа Кравчука). Блокированные в бункере госбезопасностью, оба застрелились.
За длительное время отсутствия Охримовича его радисты были захвачены и перевербованы. У чекистов было время для работы с радистами. Это они помогли взять Охримовича живым на встрече с руководством местного, но уже легендированного госбезопасностью подполья.
Вот как представляется мне картина ареста Охримовича, собранная в памяти по крупицам из рассказов принимавших участие в этой операции товарищей. Задержание эмиссара произошло в бункере, куда он был доставлен для встречи…
Вот он бункер. Осторожно спускают частями в открывшийся люк принесенные рацию и сумки с батареями. Туда же передают оружие Охримовича — новенький американский автомат, некоторое снаряжение. Кем-то поддерживаемый снизу, Охримович спускается по отвесной лестнице в бункер. Этот старый бункер строился специально для командного состава УПА и был надежным и хорошо оборудованным убежищем. «Но что это? Почему бункер так ярко освещен? Почему такой просторный?» — подумалось Охримовичу, и в тот же миг, не успев ничего понять, он ощутил на своих плечах и руках тяжелый груз чужих рук, цепко схвативщих его. Эти руки натренированным движением резко запрокинули голову, от чего потемнело в глазах. «Предательство! Я не сумею даже покончить с собой. Что будет с Зоряной?» — мелькнуло в голове, и он услыхал чей-то резкий и напряженно громкий голос, произнесший по-русски: «Товарищ майор! Ампулы в воротничке нет. Руки сзади в наручниках». Все это произошло за какие-то несколько секунд. У Охримовича были изъяты пистолет, нож, гранаты, компас и десятки других нужных для подпольной жизни мелочей. В голове помутилось. От страшного стресса у Охримовича началась икота и позывы на рвоту.
— Ну что вы, друже эмиссар, возьмите себя в руки и успокойтесь, вы среди ваших новых друзей, — сказал ему человек, к которому кто-то из скрутивших Охримовича людей сзади него обратился как к майору. В полувоенной форме, высокого роста и крепкого телосложения мужчина, с умными, слегка насмешливыми глазами, породистым лицом, четко очерченными жесткой линией губами, стоял перед Охримовичем, слегка покачиваясь на носках, тоже, наверное, волнуясь. Рядом с ним Охримович как в тумане увидел уже знакомого ему местного боевика, смотревшего на него, как показалось Охримовичу, с некоторым состраданием.
— Мы не причиним вам зла. Для начала хочу сообщить, что вы находитесь в руках госбезопасности Украины. Встречал вас вместе с вашим радистом наш оперативный работник, капитан по званию. Я рад, что все обошлось благополучно. А главное — вы успели, кстати по нашему плану, выйти в эфир. Алексей, все прошло успешно? — обратился высокий мужчина к «местному боевику».
— Так точно, товарищ майор, все как должно быть по плану, — ответил Алексей и дружески улыбнулся Охримовичу.
— Позовите врача. Дайте успокоительное. Подготовьте его к поездке, — вновь сказал майор, обращаясь к своим подчиненным.
Унизительная процедура тщательного обыска продолжалась довольно долго, для чего Охримовича раздели догола, прощупав каждый участок его тела и одежды. В обыске участвовал врач-профессионал. Некоторые из сотрудников говорили по-русски. Это зафиксировал Охримович. После успокоительного укола Охримовичем овладели апатия и безразличие ко всему происходящему. Однако голова его оставалась ясной, мысль работала четко. Когда Охримовича по отвесной лестнице подняли наверх, солнце стояло высоко, было по-осеннему влажно и зябко в этой части глухого леса. Рядом с бункером стояли и молча смотрели на Охримовича несколько вооруженных людей. Окружив захваченного эмиссара плотным кольцом, группа чекистов прошла через небольшой участок густого лесного кустарника, вышла на просеку, в конце которой рядом со старой лесной дорогой стояло две грузовых автомашины и советский «виллис» — ГАЗ-69, в который и погрузили Охримовича с охраной. Два часа езды — и они на военном аэродроме областного города. Их ждал специальный самолет. Еще пару часов и машина въехала во внутренний двор большого серого здания в центре Киева — госбезопасность Украины. Охримович отказывается от предложенной пищи. Первый официальный допрос. Он ведется на хорошем украинском языке. Допрашивает его один из заместителей министра — красивый высокий полковник. Здесь же уже знакомый Охримовичу майор.
— Николай Иванович[128], — обращается полковник к майору, — надеюсь, вы ничем не обидели нашего столь долгожданного гостя? — И повернувшись к Охримовичу. — Знаете, мы не просто ждали вас, вы нам очень нужны. Скажем вам сразу же еще больше — нам известна истинная причина вашего появления здесь, на Украине. Но нам хотелось бы услышать все это от вас и успеть выйти на очередной сеанс связи через 10 дней, хотя бы на запасной еще через неделю.
— Я не буду отвечать на ваши вопросы. Смерть мне не страшна, я ее много раз видел. Сейчас у меня раскалывается голова, дайте мне отдохнуть, — неожиданно заявляет Охримович.
— Хорошо, — отвечает на это полковник.
У Oхримовича снова закружилась голова от охватившего его ужаса: «Откуда им известно, что очередной сеанс связи через 10 дней, запасной — плюс неделя? Об этом знал очень узкий круг лиц в ЗЧ ОУН, не считая американцев. Об этом не знали даже мои радисты. Они наверняка имеют агентуру у американцев, наши — исключено». Все, кто знал об этом из руководства ОУН — проверенные в тяжелых испытаниях подполья и боях люди. Он не верит в предательство своих соратников. Это просто невозможно. Он стал жертвой игры советской контрразведки, сумевшей выйти на этот канал связи. Игра идет уже несколько месяцев, судя по той обстановке, которая ему сейчас стала известна. «Что делать? Главное — не подставить Зоряну. Место ее укрытия они наверняка не знают», — лихорадочно бились мысли в голове.
— Я хочу отдохнуть, — вновь произнес Охримович в сторону полковника, не глядя на него.
— Николай Иванович, распорядитесь обеспечить нашего гостя приличными условиями, но, к сожалению, — и полковник повернулся к Охримовичу, — пока в нашей тюремной камере. И не делайте глупостей, за вами будет вестись беспрерывное наблюдение, — закончил полковник и кивнул головой Охримовичу. Охрана увела арестованного.
Заместитель министра госбезопасности Украины полковник Николай Тихонович Мороз внимательно посмотрел на сидевшего перед ним начальника отдела, руководившего операцией по захвату Охримовича, и впервые за последние две недели подготовки, ожидания и проведения этой крайне важной операции улыбнулся майору:
— Что скажешь, Николай Иванович? Здорово поработали твои ребята. Особенно хорош Алексей. Сработано чисто, аккуратно. Так сработать под местного жителя — надо уметь.
— Алексей в конце войны — стал пояснять майор, — был командиром взвода дивизионной разведки, а взвод его состоял почти целиком из мобилизованных в прифронтовой полосе западных украинцев. Эту публику проверяли не запросами и опросами, а в бою. Дрались эти молодые хлопцы, кстати, отчаянно — то ли вину за нахождение в оккупации смывали, то ли за какие-то другие грехи, может быть, и за связь с оуновским подпольем или нахождение в УПА, у каждого было свое. С тех пор Алексей и не «расставался» со ставшим ему родным галичанским. В общем, знает свое дело. Правда, все еще только начальник отделения, но вы же знаете его слабость, — закончил начотдела.
