Ознакомительная версия.
Потом, уже после разгрома Пугачёва, Бахтияр надменно побрезгует помощью разбойника Гаврилы Лихачёва и у села Зюри будет разбит майором Неклюдовым. Бахтияр убежит через Каму в Башкирию, а там просто исчезнет без следа. Получится, что личную славу и общее дело Бахтияр Канкаев принёс в жертву своей гордыне.
20-тысячная орда Пугачёва стояла под Казанью на Арском поле – на лугах между речками Ноксой и Казанкой. Вдали дымил горящий город, а здесь мятежники пили добытое вино и закусывали казанскими разносолами, делили награбленное добро и примеряли обновы. Деташемент Михельсона врезался в эту идиллию, как страшное возмездие.
Пугачёвцы воевать не умели, но и не были пугливым стадом. Каждый хватал оружие, какое подворачивалось, – саблю, жердину, топор. Солдаты и драгуны Михельсона дрались с мужиками и казаками Пугачёва, как волки с собачьими сворами. По Арскому полю покатились колёса взорванных телег, полетели клочья растерзанных шатров. Закат угас, на поле стемнело. Под июльскими звездопадами тысячи смятённых бунтовщиков, путая своих и чужих, перебирались на правый берег речки Казанки, чтобы охолонуть и разобраться, что стряслось и кто посмел напасть.
А утром оказалось, что Михельсон отбил у Пугачёва Арское поле и тем самым загородил собою Казань. Емельян был в бешенстве. Он сгребал свои разбежавшиеся войска по всей округе, чтобы атаковать деташемент Михельсона и снова пробиться к Казани. А из кремля Михельсону прислали пополнение: лишь бы деташемент выстоял.
Казань XXI века бережлива к своему былому, но вот Арское поле она как-то потеряла. Там, где Грозный готовил полки для штурма ханской крепости, где Михельсон грудью закрыл израненный город от полчищ мятежников, теперь обычные улицы, дома, скверы, супермаркеты. Ярость былых оборон дышит лишь в пунцовых татарских закатах, страшных европейцу, как заклание барана на Курбан-байрам.
За два дня Пугачёв собрал за Казанкой 25 тысяч мятежников. 15 июля он перевёл войско через речку на Арское поле и ударил по деташементу Михельсона. «Наступали с таким отчаяньем, коего в лутчих войсках найтить», – записал Михельсон в своём походном журнале.
Варваринская церковь на Арском поле в Казани – свидетель битвы Пугачёва с Михельсоном
В самой серёдке лета в самой середине России заполыхала самая большая народная битва. Пушки трескались от жара. Перекалённые кремни крошились в ружейных замках. Сабли ломались о зубья вил. В кровавой слякоти раскисали лапти. За штыками волочились человеческие кишки. С неба падали оглушённые жаворонки.
Пугачёв почти смял деташемент, но в последнюю минуту полусотня рослых гренадеров начала швырять в мятежников гранаты. Драгуны ударили во фланг, и бунтовщики не выдержали: начали отступать, а потом побежали.
На Арском поле полегло две тысячи человек. Пугачёв потерял все пушки и 17 знамён. Погиб Иван Грязнов. Пропал Иван Белобородов. А в Казани, зажжённой пугачёвцами, сгорело 2200 домов. В общем, от города остался только кремль. Возмущённая до глубины души, Екатерина отправила губернатора Якова фон Бранта в отставку, и через три недели фон Брант умер от горя. А Михельсон был произведён в полковники.
С кровавого Арского поля вместе с Пугачёвым ушли всего пять сотен казаков. Это были почти те же бойцы, что уходили за Емельяном после разгрома под Татищевой крепостью, после разгрома под Сакмарским городком, после разгрома под Троицкой крепостью… Всё повторялось.
Пугачёв отступил от Казани по Царёво-Кокшайской дороге, которая вела на Нижний Новгород и Москву. Погоня Михельсона отвязалась от беглецов лишь через тридцать вёрст, когда вокруг зашумели светлые, но дремучие рощи и дубравы черемисов.
Черемисами русские называли марийцев – волжских финно-угров. На левом берегу Волги жили луговые черемисы, на правом – горные. Тех и других кормили промыслы леса. Черемисы не поменяли таинственных богов своих чащ на Христа пахарей или Аллаха скотоводов. Пашни у черемисов были небольшие, а потому их народ не окрестьянился и не смешался с другими земледельческими народами.
Тихие и причудливые черемисские княжества мирно платили дань булгарам, потом ордынцам, а потом татарам. Когда Иван Грозный ополчился на Казань, горные черемисы помогли русским ратникам строить крепость Свияжск и постановили, что теперь они – подданные Московской Руси. А луговые черемисы подождали, пока Казань рухнет, и князь Мамич-Бердей вдруг объявил на волжском левобережье собственное лесное государство.
Мамич-Бердей надел доспехи из лосиных рогов, собрал войско, выстроил крепостицу на реке Меше и призвал из степи ногайцев, чтобы помогли отбиться от русских. Ногайцы не пришли, а русские пришли. Их полки разбили по лесам отряды Бердея и сожгли крепость на Меше. Бердея обманом взяли в плен, увезли в Москву и казнили.
Есть два «Пугачёвских дуба»: в национальном парке «Марий Чодра» и в городе Дубовка на Волге. Но почитают лишь дуб в «Марий Чодра». Почему? Потому что волжские казаки из Дубовки были православными, а марийцы-черемисы – язычниками
Луговые черемисы не унялись. Сын Бердея князь Качак снёсся с крымским ханом Девлет Гиреем и сибирским ханом Кучумом, и ханы пообещали поддержку. Но ханы были далеко, а Иван Грозный – близко. Русские снова проутюжили заповедные чащобы марийцев и на берегу Волги, в устье реки Кокшаги, возвели крепость Кокшайск.
Дуб Пугачёва в Национальном парке «Марий Чодра»
Под защитой Кокшайска воеводы начали собирать с инородцев ясак. Луговые черемисы восстали в третий раз. Теперь ими командовал внук Мамич-Бердея князь Джан-Гали, принявший ислам, чтобы задружиться с врагами Москвы. Джан-Гали почти отложил земли луговых черемисов от Руси, но всё же не сдюжил. Русские полки в третий раз прочесали марийскую глухомань. Джан-Гали бежал в Башкирию. Земли луговых черемисов московские воеводы приколотили к Руси на крепкий гвоздь Царёво-Кокшайской крепости, нынешнего города Йошкар-Ола. И марийцы больше не вспоминали о мечте Бердеева рода иметь свою державу. Войны утихли.
К Пугачёву под Казань пришло немало черемисов в войлочных шляпах с полями и в рубахах, подпоясанных длинными полотенцами. Через эти полотенца язычники-марийцы спускали зло из своих душ в землю, как электричество по громоотводам. И вот теперь, отступая по этим лесам, Пугачёв гадал: соберут ли черемисы для него такое же войско, как для Мамич-Бердея? С высоты седла Пугачёв рассматривал бедные деревушки и тощие поля меж осинников и понимал, что черемисы – не сила. Их мало. Им, людям Великого Леса, не понять казачью державу Великой Степи. Черемисы хотят, чтобы от них отцепились попы и помещики, а Москва им не нужна. В марийских лесах к Пугачёву присоединилось лишь пять сотен всадников.
У большого дуба дорога раздваивалась. Направо – на Царёво-Кокшайск, Нижний Новгород и Москву. В Нижнем Новогороде власти уже метались в панике, губернатор закрыл Макарьевскую ярмарку и собирал ополчение для отпора мятежникам. Но у Пугачёва не хватало войска, чтобы атаковать даже небольшой Царёво-Кокшайск, что уж говорить про штурм кремля Нижнего Новгорода. Идти на Москву Емельяну было пока не с кем. И он повернул налево – на Кокшайск и дальше через Волгу: к инородцам за подкреплением.
До XXI века марийцы останутся тихим лесным народом – единственным в Европе народом-язычником. Никому не мешая, шаманы-карды черемисов и сейчас проводят радения в молёбных рощах. И дуб, под которым раздумывал Пугачёв, до сих пор жив и почитаем. Он стоит в национальном парке «Марий Чодра». Кусты вокруг него обвязаны ленточками, но сам дуб – не священное дерево. Он – национальный памятник чужому бунту.
Памятный камень возле Пугачёвского дуба
Народ созидает памятники по своей идентичности. Именем Пугачёва рабочие горных заводов называли горы. Для крестьян «пугачёвскими» становились речки, деревни и урочища. У башкир имя Салавата врастало в скалы и пещеры. А у марийцев, лесных язычников, историческую память хранит удивительный дуб на сказочном Лукоморье.
Вечером 17 июля отряд Пугачёва добрался до города Кокшайск на берегу Волги. Городок этот, по правде говоря, был деревня деревней: от крепости, построенной два века назад, здесь уже ничего не осталось. Власти Кокшайска удрали от Пугачёва, и мятежники всучили мятый Манифест подвернувшемуся отставному солдату Кораблёву. Из храма к Пугачёву выбежал поп с крестом для поцелуя, но Пугачёв молча проехал мимо. Лодок для переправы в Кокшайске тоже не нашлось. Все лодки на Волге порубили правительственные команды, чтобы бунт не переметнулся на правый берег, откуда до Москвы – прямая дорога. Отряд Пугачёва бросился в огромную ночную реку без плавсредств и «опрокинулся за Волгу», уповая на господа.
Ознакомительная версия.
