На XIX конференции делегация КП Армении попыталась протолкнуть какое-то решение по НКАО, но из этого ничего не вышло, так как более важные проблемы затмили карабахский вопрос. Эту неудачу армянские радикалы Сурену Арутюняну не простили. Самолет, на борту которого летел новоиспеченный первый секретарь ЦК КП Армении, не сумел приземлиться в аэропорту Звартноц, т. к. взлетно-посадочная полоса аэродрома была заблокирована. Самолет делегации приземлился на другом аэродроме, а части Внутренних Войск МВД СССР получили приказ очистить аэродром. Произошли столкновения, были раненые и среди солдат, и среди демонстрантов. Московская «центральная» пресса напечатала фотографии солдат с перевязанной головой и статьи против армянских экстремистов. Ось противостояния плавно сместился из «Москва-Баку» на "Москва-Ереван".
Ожидалось, что 16-го июля Президиум ВС СССР обсудит решения областного совета НКАО и ВС двух союзных республик. На БКУ мнение было единодушное: если ось противостояния не будет переключена опять на Баку, то у Центра причин для поддержки позиции Армении, избравшей путь конфронтации, не будет. И тут к нам из горкома партии поступила информация, что "группа Неймата Панахова готовит в Баку забастовку и митинг". Информацию эту сообщил Араз Ализаде. Он сказал, что в горкоме опасаются повторения попытки повести толпу на компактно заселенную армянами часть города — «Арменикенд», и устроить погром по сумгаитскому сценарию. Фуада Мусаева особенно встревожило то, что «кто-то» организует для Неймата Панахова доступ на оборонные заводы Баку. Услышав это, встревожился и я, т. к. на учебных сборах ВДВ нам объясняли, что на военные объекты может попасть или диверсант высшей квалификации, или же человек, имеющий официальный допуск на объект особой секретности. Кем же был этот молодой рабочий со средним образованием? Неужели ему создают условия для организации погромов? Кто мог помочь ему в таком деле? Ответ напрашивался естественный: спецслужбы, действующие по высочайшему указанию. У нас и так были серьезнейшие подозрения, что сумгаитский погром произошел не без участия КГБ, а тут еще военные заводы, куда в рабочее время ходит Неймат Панахов и выступает в цехах… Араз Ализаде также сообщил, что штатных агитаторов из идеологических отделов рабочие не слушают и высмеивают.
Я посоветовался с активистами БКУ, поделился своими опасениями насчет возможности еще одной крупной провокации, предложил коллегам обратиться в горком партии и попросить предоставить нам, ученым АН, возможность выступить перед рабочими. Это предложение БКУ было передано в горком партии через Араза Ализаде. Без большой надежды на успех, но Мусаев все-таки дал свое согласие, более того, выделил в распоряжение нашей группы микроавтобус РАФ и одну комнату с телефоном, столами и стульями по адресу ул. Видади 125. Нам также сообщили, на каких заводах успел уже поработать Неймат Панахов и его сподвижники, и сообщили, что через райкомы партии нас допустят туда как ученых лекторов.
Но прежде всего следовало переговорить с Нейматом Панаховым. Мне было известно, что с ним поддерживает тесные связи Иса Гамбаров. Я обратился к нему с просьбой устроить мне встречу с Нейматом и рассказал о цели встречи. Иса сразу же насторожился и сказал, что "не советует мне влезать в это дело". Когда я ответил, что мне нужны не советы, а помощь для встречи с Нейматом, то Иса уклонился от роли посредника и объяснил, что "Неймат прячется от КГБ и в общежитии не ночует". Отговорка звучала весьма неубедительно, потому что не ночевать в общежитии завода им. лейтенанта Шмидта Панахов мог, но на сам завод, на работу, приходить он был обязан, если хотел продолжать быть рабочим. Когда я сообщил Аразу, что Иса Гамбаров отказался устроить мне встречу с Нейматом Панаховым, то он ответил, что эту встречу устроить проще простого. Он связался с горкомом партии, из горкома дали указание в Наримановский райком партии, на территории которого находился завод Шмидта, и вот на узкой улочке Видади останавливается крытый «УАЗ», из которого выходят два молодых человека, оглядывают улицу, затем вылезает Неймат и тоже подозрительно оглядывается вокруг. Я отхожу от своей красно-оранжевой "ноль-пятой "Жигули"" и подхожу к нему.
— Я — Зардушт Ализаде, сотрудник Института востоковедения АН, работаю вместе со знакомым вам Исой Гамбаровым. У меня к вам недолгий разговор.
Разговор на самом деле получился недолгий. Когда мы зашли в комнату и сели друг против друга, я начал с того, что сравнил его с героическим Павлом Власовым из повести «Мать» Горького, но попросил учесть особенности момента и не создавать ситуацию, благоприятную для различного рода провокаций. Выслушав меня, Неймат зло спросил: "Тебя подослал горком партии?" — "Какое имеет значение, кто подослал, я тебе говорю, что забастовка, митинг и возможный погром нанесут огромный урон Азербайджану. Я прошу тебя не организовывать митинг и забастовку".
- Нет, я сделаю это.
- А я не допущу этого.
- Делай, что сможешь (по азербайджански это звучит так "Разложи по пяти тарелкам то, что сможешь сделать").
- Я сделаю, а ты посмотришь…
Мы расстались врагами. Мое убеждение — он или хитрый и коварный провокатор, или же невежественный дурак, ставший инструментом в чужих руках. Эту нашу встречу потом он будет много раз описывать. Мои «Жигули» превратятся в его рассказах в черную «Волгу», атрибут номенклатурной роскоши, а я сам — в агента партийных органов, конкретно — Фуада Мусаева.
Со следующего дня мы стали ездить по предприятиям Баку и выступать перед рабочими с агитацией против митинга и забастовки. Заводы «Озон» и «Электрон», «Бакинский электромашиностроительный завод» (БЭМЗ), завод нефтяного машиностроения имени Сардарова, сталелитейный завод…. Рабочие принимали нас очень хорошо, потому что каждый раз мы начинали свое выступление с того, что называли себя рабочими науки, называли размер своих зарплат, говорили, что работаем не в партийных органах, а в Академии. Рабочих интересовали вопросы истории, прежде всего Карабах, общая политическая ситуация, наше мнение о ближайшем будущем.
Через два дня после начала нашей работы меня нашел Иса Гамбаров. Он был встревожен, стал уговаривать меня прекратить агитацию против митинга и забастовки. Я отказался. Тогда он зловеще предупредил меня, что "мое имя будет вписано в анналы истории черными буквами». Я ответил, что меня этот вопрос не занимает. Для меня важно, чтобы в Баку не было погромов, и чтобы по Азербайджану Центром не был нанесен удар.
Последний завод, куда заехала группа агитаторов из БКУ, был завод Шмидта. Мы послали Неймату Панахову предложение принять участвие на нашей встрече с рабочими, однако от этого он уклонился. Разговор с рабочими завода имени Шмидта получился сердечным. Мы расстались друзьями. Опасность организации митинга, забастовки и вероятных погромов в Баку миновала. Везиров еще больше заинтересовался неизвестными неформалами.
18-го июля 1988 года в Москве состоялось заседание Президиума ВС СССР, на котором был рассмотрен вопрос НКАО. Бурные дебаты завершились тем, что ходатайство областного совета НКАО было отклонено. Везиров чувствовал себя победителем. Вернувшись в Баку, он решил принять группу неформалов. На встречу нас повез I секретарь горкома партии Фуад Мусаев.
В зале совещаний здания ЦК КПА на пятом этаже мы — Тофиг Гасымов, Лейла Юнусова, Эльдар Намазов, Араз Ализаде и я — ждали Везирова. В комнату стремительно вошел невысокий человек. Моя первая мысль: как же он похож на армянина. Я же могу его различать, этот этнический тип столь близкого нам народа! Но в условиях Карабаха, где два этноса жили столетиями бок о бок, и было множество смешанных браков, такое сходство было не удивительным.
Вторая мысль — какой же он простой. В гуаябере, рубашке из тонкой ткани навыпуск с накладными карманами, в коих щеголями чиновники Южного Йемена, где я работал в середине 70-х годов, и которая распространена в странах с жарким климатом. Без пиджака, без галстука! Только тут я заметил, что и Мусаев был без галстука, в рубашке с расстегнутой верхней пуговицей, но в пиджаке. Про себя я отметил, что новый руководитель привнес в жизнь партократов, застегнутых на все пуговицы в любую погоду, некую раскрепощенность.
Расселись. Везиров предупредил, что у него всего 40 минут времени и попросил высказаться так, чтобы он успел выслушать всех.
По старшинству первым начал говорить Тофиг Гасымов. Он сообщил Везирову, что ученые АН Азербайджана по некоторым направлениям фундаментальной науки имеют хорошие результаты с перспективой внедрения в промышленное производство наукоемкой продукции, что может принести в бюджет Азербайджана значительный доход.
Лицо Везирова оказалось весьма богатым на мимику, оно выражало его чувства совершенно открыто. Он резко прервал Тофига и обрушился на руководство Академии. Он обещал, что "ЦК примет решение по руководству АН". Тофиг растерялся, он вовсе не выступал против руководства АН. Он просто делился своими предложениями с человеком, обладавшим полномочиями решать вопросы.
