расстрелять близких, долгое пребывание в карцере, игра в «доброго и злого следователя», инсценировку расстрела и подобные вещи. Многие не выдерживали и подписывали любые признания, надеясь, что на суде они от них откажутся и расскажут партийным товарищам всю правду об избиениях, но этот метод не работал.
Чаще следователи сами «создавали» разветвлённые троцкистско-зиновьевские группы, состоявшие из десятков человек. Как правило, в этом случае от арестованного просто требовалось получить признание, что он в эту подпольную группу был завербован. Как только несчастный арестант начинал давать нужные следователю показания, его участь сразу же смягчалась. Его больше не били, напротив, могли улучшить его условия в тюрьме. Почти всегда следователи обещали сохранить жизнь в случае признательных показаний, но это была уловка. В действительности сразу же после соблюдения всех формальностей с показаниями они теряли интерес к заключённому. Да в любом случае они никак не могли повлиять на приговор тройки.
После Большого террора 1937-38 годов в Союзе практически полностью обновился партийный аппарат и аппарат НКВД, в которых почти не осталось людей с дореволюционным партийным стажем. В Свердловской области было расстреляно по три состава обкома партии и Свердловской железной дороги. Почти целиком был обновлён руководящий состав РККА. Власть Сталина упрочилась настолько, что более ни один из партийных деятелей не рисковал не то, что выступить против, а хотя бы просто недостаточно хвалебно отозваться о вожде. Мне кажется, что этот страх и стал основой «культа личности» Сталина.
Теперь уже точно известно, что более 40 тысяч человек были репрессированы на основе подписанных лично Сталиным и его ближайшим окружением списков, подготовленных в НКВД; люди были осуждены по 1-й (высшая мера наказания) или 2-й категориям (заключение в ИТЛ). В период резкого усиления репрессивной политики сотрудники оперативных отделов Главного управления государственной безопасности готовили для Сталина и почти всегда для членов секретной пятерки (Сталин, Молотов, Каганович, Ворошилов и Ежов) ежедневные сводки важнейших показаний арестованных. Появление таких сводок связано с тем, что огромное количество протоколов допросов не позволяло высшему руководству государства внимательно знакомиться со всеми показаниями арестованных. Наиболее частые обвинения предъявлялись в ведении шпионской, террористической и вредительской деятельности, то есть в преступлениях, расследуемых органами госбезопасности.
В Особом отделе Главного управления государственной безопасности (ГУГБ НКВД) несколько сотрудников занимались только тем, что обрабатывали протоколы допросов и увязывали показания одних арестованных со словами других, так что в результате абсурдные показания были взаимосвязаны и логичны, дополняли друг друга.
Генеральный прокурор СССР в те годы – Вышинский Андрей Януарьевич – выдвинул и реализовал тезис, который «теоретически» оправдывал репрессии против «врагов народа». Именно ему принадлежит идея, согласно которой на самом обвиняемом лежит бремя доказывания оправдывающих его обстоятельств [6]. Как один из организаторов и активных участников сталинских репрессий Вышинский за свирепость в отношении «врагов народа» заслужил прозвище Андрей Ягуарьевич…
Как-то я познакомился с документом, который показывал, как планомерно и совершенно в то время работала государственная репрессивная машина. Планировалось не только количество выплавляемого металла, добычи угля или зерна, планировались и репрессии. Этот документ – оперативный приказ начальника УНКВД по Свердловской области Дмитриева от 1 августа 1937 года. Он составлен по директиве наркома внутренних дел Ежова [7]. Таких директив были десятки. Они ложились в основу приказов начальников областных управлений НКВД.
Так вот, приказ начальника УНКВД области начинался так: «Начальнику участка. Только лично. Совершенно секретно. В соответствии с директивой центра начало производства операции – 5 августа 1937 года в 24 часа».
За месяц-два до этого приказа на места спускались несколько указаний, и все под грифом «совершенно секретно, вскрыть немедленно…» Было приказано создать особый штаб, подготовить арестные помещения, до человека были расписаны чекистские силы для проведения операций. Получается, что организовывались силы для облавы на людей; до августа 37-го года тоже непрерывной чередой шли репрессии, но не так планомерно, не была вот так обнажена тайная государственная машина убийства. Ведь заранее расписано было, сколько человек в эту ночь взять: «…по вашему району следует изъять 50 преступников. У вас имеется арестное помещение на 30 человек, излишек арестованных в количестве 20 человек подлежит отправлению в Свердловскую тюрьму. Порядок отправки будет дан особым распоряжением».
По приказу Дмитриева всех арестованных следовало разделить на два потока. К первому относились особо «враждебные», они подлежали расстрелу. Ко второму – «менее враждебные», их ожидало заключение или ссылка на 10–20 лет. На каждый район спускался план по количеству «враждебных» и «менее враждебных». То есть ни в Свердловске, ни на местах ничего изменить было нельзя. Либо всех по плану изъять и расстрелять, либо сгинуть самому.
В этом документе все настолько четко было расписано, что он помог позднее ответить на вопрос: где искать места захоронений репрессированных? Место массовых расстрелов было найдено на 12-м километре автотрассы Свердловск – Первоуральск. Но оставалось сомнение: не расстреливали ли в Тагиле, Ирбите, других городах? Ответ в директиве Ежова: «Всех арестованных по I категории направлять в Свердловск», и было расписано несколько маршрутов.
В апреле 1938-го года Дмитриев докладывал Ежову, что с начала операции репрессировано свыше 42 тысяч человек, получается где-то по 5 тысяч в месяц… Они стремились к равномерности, чтобы «машина» работала ритмично, без накоплений. В этом же докладе Дмитриев просит разрешения на выселение семей репрессированных, указывает, что сейчас на территории области проживает около 30 тысяч семей, главы и члены которых арестованы.
В одном из докладов Дмитриева в Москву я обратил внимание на такой пункт отчета: «Нами сформировано 6 групп по 20 человек детей, которые направлены в детские дома». И чернилами ниже сделана приписка: «Группы укомплектованы таким образом, чтобы в каждой из них не было родственников и знакомых». В семьях тогда было по пять-шесть детей, и все они были направлены в разные группы и в разные города. Комментировать это просто нет сил. Многие из них так и не узнали ни своих родителей, ни имени, ни отчества, ни где родились.
В. Киеня (справа) и журналист местной газеты на 12 километре Московского тракта, где при строительстве дороги было вскрыто захоронение жертв политических репрессий 30-х годов. Фото из архива автора
Ладыжников Петр Павлович
Неизвестный автограф Горького
Собственноручная записка А.М. Горького. Фото из архива автора
«Уважаемые товарищи! Очень прошу Вас принять меры к освобождению из контрационного лагеря бывшего священника Петра Павловича Ладыжникова.
Хотя он посажен по приговору, но
