упустили из виду то, что неосознанно уловили экономисты и психологи: капитализм превратил многие сферы общественной жизни в рынки, а социальную деятельность — в рефлексивный выбор и принятие решений, и этот выбор стал новой и важнейшей
социальной формой, посредством которой и в которой современная субъективность понимает и реализует себя в большинстве или во всех аспектах своей жизни
44. Можно без преувеличения сказать, что современный человек взрослеет, проявляя свою способность участвовать в осознанном акте выбора большого разнообразия объектов: его предпочтения в одежде или музыкальные вкусы, высшее образование и профессия, количество сексуальных партнеров и их пол, даже его собственный пол, его близкие друзья и знакомые — все это «выбрано» и является результатом рефлексивно контролируемых актов осознанного решения. Обеспокоенные тем, что поддержка идеи выбора будет наивным и волюнтаристским одобрением рационального действия, социологи отвергли и полностью упустили тот факт, что выбор стал не только аспектом субъективности, но и способом институционализации действия. Вместо этого социологи упорно рассматривали выбор как опору идеологии капитализма, как ложную эпистемологическую предпосылку экономики, как флагман либерализма, как биографическую иллюзию, порожденную психологическими науками, или как основную культурную структуру потребительского желания. Точка зрения, предложенная здесь, иная: хотя социология накопила неоспоримое количество данных, свидетельствующих о том, что классовые и гендерные ограничения управляют
выбором и структурируют его изнутри, непреложным остается тот факт, что выбор, иллюзорный или нет, является основным способом для современного человека взаимодействовать со своим социальным окружением и со своим собственным «я». Выбор структурирует способы социальной разборчивости. Например, «зрелая и здоровая личность» — это та, которая развивает способность делать эмоционально зрелый и подлинный выбор, избегать навязчивого, зависимого поведения и превратить их в свободно избранную, осознанную, самосознательную эмоциональность. Феминизм представляет собой политику выбора. Стефани Мейер, автор всемирно известного сериала «
Сумерки», лаконично говорит об этом на своем официальном сайте: «Основа феминизма заключается в следующем: в возможности выбирать. Суть антифеминизма, наоборот, в указании женщине на то, что она не может делать чего-либо просто потому, что она женщина, и в лишении ее права выбора именно из-за ее гендера»
45. Pro-choice («За выбор») — является даже названием одной из самых важных ветвей феминистского движения. Потребительская культура небезосновательно считается точкой опоры современной идентичности, и мы можем почти однозначно утверждать, что она основана на непрестанной практике сравнения и выбора. Даже если выбор на практике ограничен и предопределен, непреложным остается тот факт, что значительная часть современных людей проживает и стилизует свою жизнь в соответствии с собственным субъективным выбором. Этот факт существенно меняет то, каким образом люди формируют и переживают свою собственную субъективность. Следовательно, выбор является главным культурным сценарием современного человека. И раз выбор стал главным вектором субъективности в различных институтах брака, труда, потребления или политики — психологической силой, заставляющей людей вступать в эти институты и ощущать себя их частью, — он должен стать категорией, достойной социологического исследования, самостоятельной формой деятельности, пронизанной культурными ценностями, наиболее заметными из которых являются «свобода» и «независимость». Свобода, превращенная в институт, порождает псевдобесконечную совокупность возможностей в сфере потребления, идей, вкусов и отношений и заставляет личность осуществлять свое самоопределение и официально заявлять о нем посредством бесчисленных актов выбора, которые имеют различные четко выраженные когнитивные и эмоциональные стили (например, выбор партнера или выбор карьеры теперь влекут за собой различные когнитивные стратегии). Таким образом, выбор — это не только широко распространенная идеология, как хорошо показала нам Рената Салекл
46, но и реальное конкретное последствие институционализации независимости в большинстве социальных институтов (образование, торговля, законодательство, потребительский рынок) и в политических движениях (феминизм, права геев, права трансгендеров). Выбор — это практическое отношение человека к самому себе, когда он стремится жить в соответствии со своей «истинной» и «идеальной» сущностью, переступая границы и преодолевая детерминизм класса, возраста или пола (получая высшее образование, подвергаясь косметической хирургии, меняя свою половую принадлежность).
Под влиянием экономической мысли нас в основном интересовали позитивные акты выбора — то, что называется «процессом принятия решений», — но мы упустили из виду гораздо более важный аспект выбора, а именно негативный выбор, отказ, уклонение или уход от обязательств, затруднительных положений и отношений во имя свободы и самореализации. Интеллектуальная (и культурная) ситуация в начале XX века, по-видимому, была иной, когда такие известные мыслители, как Зигмунд Фрейд и Эмиль Дюркгейм, исследовали «негативные отношения», Фрейд в рамках инстинкта смерти и Дюркгейм в рамках аномии. В 1920 году в эссе, известном как «По ту сторону принципа удовольствия», Фрейд открыто заговорил о навязчивом желании повторять и пересказывать мучительные переживания, повторение которых может привести к саморазрушению личности, к ее неспособности полноценно вступать в отношения или поддерживать их. Ранее, в 1897 году, Дюркгейм опубликовал основополагающий социологический труд «Самоубийство» 47, который можно рассматривать как исследование негативных отношений, обратной стороны социальности, то есть разрушение социальных связей. И Фрейд, и Дюркгейм задействовали сразу два противоречивых принципа, социальность и антисоциальность, в качестве равнозначных и смежных. Следуя по их стопам, я не рассматриваю, однако, антисоциальность с позиций эссенциализма. Вместо этого я исследую негативную социальность как выражение современных идеологий свободы, технологий выбора и развитого потребительского капитализма, фактически как неотъемлемую часть символического воображения, развернутого капитализмом. В неолиберальной сексуальной субъективности негативная социальность переживается не как неблагоприятное психическое состояние (вызванное страхом, мыслями о смерти или изоляцией), а скорее как то, что Гюнтер Андерс назвал «самоутверждающейся свободой», свободой, в которой личность самоутверждается, отвергая или игнорируя других 48. Самоутверждающаяся свобода, возможно, является наиболее распространенной формой свободы в личных отношениях и, как я показываю, представляет всю моральную неоднозначность свободы в институте гетеросексуальности.
Социологи современности рассматривали период с XVI по XX век как период, когда все социальные группы были охвачены культивированием новых форм отношений — брака по любви, бескорыстной дружбы, сострадательного отношения к незнакомым людям и национальной солидарности, и это далеко не полный перечень. В целом все это можно назвать новыми социальными отношениями, новыми институтами и новыми эмоциями, основанными на выборе. Таким образом, ранний эмоциональный модерн был модерном, в котором свобода (выбирать) была наделена законным статусом, и индивиды познавали свою свободу, совершенствуя практику выбора, осуществляемого через эмоции. Рассматриваемые социологией как поддающиеся определению и относительно устойчивые эмпирические и феноменологические отношения, узы «дружбы», «романтической любви», «брак» и «развод» были самодостаточными, ограниченными социальными формами, содержавшими ярковыраженные эмоции, имевшие четкие названия. В противоположность этому наш новейший гиперподключенный модерн, судя по всему, характеризуется формированием псевдодоверительных или негативных связей: секс на одну ночь, молниеносный