Стр. 262. Женоподобный, укутанный пледами господин… — В рукописи «женоподобный… господин» назван по имени:
«…вы ни на минуту не допускаете мысли, что в укутанном пледами господине скрывается почтенный Михаил Никифорович Катков».
Стр. 263…защитник свободы Владимир Ржевский, путешествующий… в… образе господина Юматова… — В рукописи эти слова первоначально имели другую редакцию, потом зачеркнутую:
«…сам Владимир Ржевский, путешествующий инкогнито в скромном образе господина Пановского».
В другом месте рукописи содержится дальнейшее развитие мысли о Ржевском как защитнике «свободы для дворян» (см. прим. к стр. 271). Подробнее о Ржевском и полемике с ним Салтыкова см. в т. 5 наст. изд. — в прим. к статье «Об ответственности мировых посредников» и др.
Вы готовы вообразить себя в Икарии, где беспечально ходят нагие люди и непринужденно выбрасывают из себя всякий вздор, который взбредет им в голову… — Икария — идеально-фантастическая страна, где утвердился коммунистический строй, изображенная французским утопистом Этьеном Кабе в его романе «Путешествие в Икарию» (1840). Салтыков познакомился с «утопией» Кабе в 40-е годы, в период близости к кружку петрашевцев. Он относился к ней иронически, как и ко всем другим умозрительным конструкциям будущего. Эпизода с «нагими людьми» в «Путешествии в Икарию» нет.
Стр. 264. «О моя юность! о моя свежесть!» — цитата из «Мертвых душ» Гоголя (т. I, гл. 6).
…в одной и той же голове помещаются рядом такие понятия, как self-government и la libre initiative des poméschiks! — Салтыков разоблачает мнимый либерализм дворянско-помещичьих «земств», крепостническую сущность их требований. Вскоре после объявления крестьянской реформы среди дворян наметилось движение, выступающее с требованием защиты их сословных прав и привилегий. Дворянские «земства» неоднократно подавали петиции и адреса на имя Александра II с целью добиться прочных гарантий уплаты крестьянами выкупа. Выдвигая идею «свободной инициативы помещиков», требуя введения «системы самоуправления», суда присяжных и свободы печати, дворянские «земства» прикрывали этими либеральными лозунгами крепостнический характер своих стремлений.
Стр. 265. Недавно я, Степан Сергеич, статью господина Юматова в одной газете прочитал… писано… в каком-то Сердобске… — Статья H. H. Юматова «Несколько слов, вызванных заметкой о выборном начале» («Современная летопись», 1861, № 23, июнь, стр. 31), была прислана в редакцию из города Сердобска, где в это время находился ее автор, саратовский помещик (см. «Современная летопись», 1861, № 21, май, стр. 32). В ней H. H. Юматов выступает как пропагандист «английской джентри» на русской почве, что непосредственно связано с английской ориентацией русской крепостнической оппозиции, считавшей английское дворянство («джентри»), пользующееся вольнонаемным трудом и безвозмездно участвующее в местном самоуправлении, наиболее подходящим образцом в борьбе с нарастающим оскудением русского дворянско-помещичьего класса.
Гнейста там… — Среди идеологических источников, которые использовались публицистами дворянского лагеря в России 60-х годов, видное место занимали работы немецкого государствоведа, панегириста английской политической системы Рудольфа Гнейста (в первую очередь его труд «Das heutige englische Verfassungs- und Verwaltungsrecht», B-de 1–2, Berlin, 1857–1860). В статье «Несколько слов, вызванных заметкой о выборном начале» Н. Юматов ссылался на сочинение Гнейста «Englische Communal-Verfassung», черпая из него аргументы в защиту одного из программных требований дворянско-олигархической оппозиции, чтобы все основные должности в местном самоуправлении («земстве») исполнялись бы не чиновниками за жалованье от правительства, а безвозмездно местными помещиками. «Главная причина прочности английского самоуправления, — писал Юматов, повторяя Гнейста, — заключается в <…> добровольной личной повинности, которую высшие и средние классы несут, принимая на себя должность мирового судьи».
…вот и господин Юматов: Гнейс-то Гнейстом, однако и об советниках губернских правлений упомянул… — Салтыков имеет в виду следующее место в статье Н. Юматова «Несколько слов, вызванных заметкой о выборном начале»: «Если б и советники губернского правления принадлежали к местному дворянству, то они дорожили бы общественным мнением своей родной губернии, и никто из этих советников не старался бы составить себе состояние и уйти домой на свою сторону, откуда они иногда приходят без сапог, а уходят, то есть уезжают, в карете шестериком с тысячами в кармане» («Современная летопись», 1861, № 23, стр. 31).
Стр. 266…краснорецкий буй-тур Рыков… — Вероятно, речь идет о титулярном советнике К. А. Рыкове, служившем в канцелярии рязанского губернатора. В 1859 году он был послан в город Егорьевск расследовать дело фабрикантов Хлудовых (см. прим. к комедии «Соглашение»). Это о нем писал Дубенский в статье «Косвенные налоги на фабрики» (здесь Рыков скрыт под псевдонимом «фабричный»): дела «ломает, как лутошки» и бывает «пьян почти каждый день… а вечером ходит в погребок рассказывать, как он спрашивает и допрашивает, как обманул такого-то, избил такого-то» («Вестник промышленности», 1860, февраль, Смесь, стр. 86–87). В 1861 году К- А. Рыков был переведен в город Егорьевск в качестве судебного следователя.
…мы вступаем, так сказать, в эпоху конфуза. — «Конфуз», «эпоха конфуза» — сатирические перифразы, обозначающие кризис общественного сознания и вместе с тем «кризис верхов» (кризис политики), которыми ознаменовались годы поражения России в Крымской войне и падения крепостного права, годы вызревания революционной ситуации. В рукописи после комментируемых слов имеется следующая характеристика «эпохи конфуза», в процессе работы вычеркнутая:
«Однако мы не покаялись, не пришли к такому соображению: время нынче — черт его знает даже, что за время! выползают из щелей люди невиданные, вылезают из голов мысли неслыханные — словом, столпотворение вавилонское, переведенное на русские нравы, как и водится, в виде теории. Но, с одной стороны, остаться чуждым общему движению опасно, потому что могут совсем оттереть от жизни, а с другой стороны, отказаться совсем от любезной привычки хайлить жалко, потому что привычка-то хорошая. Попробуем-ка надуть почтенную публику и, продолжая, в сущности, хайлить по-прежнему, сделаем постную гримасу, как будто и нас, дескать, коснулся луч благодати! Отсюда бархатистая слизистость выражений, отсюда балетная грациозность движений, отсюда конфуз».
Стр. 267…истинным насадителем конфуза был… И. С. Тургенев… — Салтыков высоко ценил тургеневские образы «лишнего человека». «…Вы в своих произведениях создали тип лишнего человека, — говорил Салтыков Тургеневу в беседе, состоявшейся весной 1876 года в Париже. — А в нем сама русская жизнь отразилась. Лишний человек — это наше больное место. Ведь он нас думать заставляет» («И. С. Тургенев в воспоминаниях революционеров-семидесятников», изд. «Academia», M. — Л. 1930, стр. 120). В рукописи суждение о Тургеневе как «насадителе конфуза» имеет и другую, более полную редакцию:
«Эпоху эту еще в сороковых годах предрекал наш почтенный писатель Иван Сергеич Тургенев своими Гамлетами Щигровского уезда, своими Рудиными и проч. Как Иеремия, он призывал россиян к покаянию и убеждал их дать место чувству стыдливости в необрезанных сердцах. [И вот мы действительно восчувствовали, мы действительно уразумели, что пора перестать хайлить, что от этого у нас и промышленность плохо цветет, и науки совсем увядают, а главное, денег в кармане нет. Отсюда конфуз».]
…некоторые… помещики… удостоверяют, что первый, бросивший семена стыдливости в сердца россиян, был император французов Людовик-Наполеон. — Сатирический отклик на распространенные в помещичьей среде слухи, будто упразднение крепостного права было предпринято Александром II по требованию Людовика-Наполеона (Наполеона III), изложенному в тайной статье Парижского мирного договора, которым закончилась Крымская война.
Зубатов видимо оторопел, Удар-Ерыгин, как муха, наевшаяся отравы, сонно перебирает крыльями. Оба видят, что на смену им готовится генерал Конфузов… — Зубатов и Удар-Ерыгин олицетворяют собой две стороны самодержавной власти в ее старых, «николаевских» устоях, еще не поколебленных никакими реформами. Зубатов персонифицирует самую суть этой власти, ее статут, ее «палладиум»; Удар-Ерыгин — ее исполнительный «механизм», многотысячное воинство становых, исправников и проч. Генерал Конфузов — это сатирическая персонификация правительственного курса периода кризиса верхов — курса официального либерализма.
«Delenda Carthago» — более полная формула: «Ceterum censeo Carthaginem esse delendam» («Впрочем, я полагаю, что Карфаген должен быть разрушен»). Этими словами заканчивал каждую свою речь в сенате римский полководец и государственным деятель Марк Катон Старший. Выражение Катона стало синонимом суровой непримиримости в отстаивании своих требований.
