Ознакомительная версия.
Одна из лучших сцен картины – разговор Ленина и Крупской, сидящих на лугу, в траве. Психологический этюд о мужчине и женщине, проживших вместе всю жизнь, сделан, можно сказать, "по-чеховски" – лаконично, беспощадно и пронзительно. Дебют Марии Кузнецовой никак не может пройти незамеченным – и не только потому, что Ленины все ж таки были играны, а такой Крупской мы не видели. Превращенная хронической мужниной нелюбовью в неженственного монстра – первообраза будущего чудовища "советской педагогики", неопрятная и нелепая старая дура, эта Жена куда человечнее Мужа своей неистовой преданностью и неуклюжей нежностью. Растерянная и ошеломленная свалившимся несчастьем, она постоянно хочет быть рядом с ним – поправить что-нибудь, погладить, почитать, ведь так было всю жизнь, и всю жизнь она терпела и сносила его холодную брезгливую вежливость. Так они и сидят в траве – два пожилых, нездоровых, одиноких человека, что остались наедине с итогами прожитой жизни. Молчит коварный сфинкс природы, заключая две фигуры в картину трагической силы.
Философия Сокурова, насколько можно судить по фильмам "Смиренная жизнь", "Мать и сын". "Молох" и другим работам, предлагает человеку сознательное смирение перед неподвластным кругом бытия.
Самонадеянные гордецы, идущие путем насилия над этим кругом, обречены на полное отсутствие благодати. Режиссер обратился к вождям прошлого века, дабы обнаружить фантомную и безблагодатную сущность их власти, пожирающей их собственную жизнь. Но в личности Ленина он нашел искры высокой трагедии.
Навещающий Ленина Сталин (Сергей Ражук), появляющийся и отбывающий с какой-то гадкой, раздражающей медленностью и вымороченностью, совсем уж чудище, с темными пустыми глазами, фарсовой бессмыслицей – но и мнимой многозначительностью речи, призрак, адская кукла. Ленин же – человек, с чертами высокого замысла о себе, замысла, полностью извращенного и потерянного.
"У меня было имение на Волге…" – скажет он задумчиво, что-то припоминая. Да, отличник гимназии, закончивший экстерном университет, обожавший Щедрина, Толстого, Чехова, выдающийся интеллект, аскет, подвижник, черный святой, Прометей тьмы, мученик гибельного, левого пути, по которому пошел до конца. В этом-то и есть скверна зла, извращающего не худшее – худшее-то зачем извращать, – а лучшее. Мечты о счастье народа, о социальной справедливости, о новой, цивилизованной России, духовное напряжение тысяч мыслящих людей обернулись гигантской катастрофой. Она может повториться, она всегда может повториться, если в школе жизни не ходить на уроки истории.
Оставленный Богом, природой, людьми, выброшенный из чертова колеса власти, Ленин остается в конце фильма один, жуткий и невероятный.
Фильм заканчивается его длительным крупным планом. Парк, беседка, сумерки, он сидит в инвалидном кресле, он один, Крупская побежала в дом, поскольку вдруг заработал отключенный телефон. Сначала он кричит от страха – в ответ мычит корова на лугу. Потом успокаивается, стихает. По небу плывут легкие облака, а по безумному лицу вождя, свершившего то, что свершить было не в человеческих силах, проходят чередою странные улыбки, гримасы, какая-то неведомая рябь на поверхности темной бездны, в которую он погружается. Мычащая на лугу корова – реальна, хороша, и на своем месте, а это бывшее создание Господне – места не имеет. Для него нет даже смерти, о которой он просил свою инфернальную партию. "Я решил просить у партии яду… Мое положение катастрофично" (это правда, такое решение Ленин действительно принимал). Не дали. Нет смерти для него. Не болезнь, не смерть сами по себе интересуют Александра Сокурова, но то, что сквозит через дыры плотной ткани земного бытия, когда она рвется, расползается на своих границах. Ужасная судьба Ленина вызывает в душе не сожаление, не сочувствие, а необъяснимое содрогание – точно в этой судьбе нам явлено что-то основное, сокровенное, запредельное. Вот, к примеру, светлый мистик Даниил Андреев в книге "Роза мира" описал разнообразные потусторонние миры, миры посмертия, и не то важно, как он их описал – скорее всего, грезил в сталинской тюрьме с голоду, – а важна его трогательно чистая душа, пытавшаяся "навести порядок" в обезумевшем мире. И он в своем воображении увидел, что после смерти Ленин долго страдал в разных искупительных мирах, но потихоньку все-таки продвигается к свету. Ни одного палача истории Андреев не пощадил, всех сбросил на дно Галактики, а Ленину, которого счел падшим титаном, пожелал многотрудного искупления. Стало быть, есть в этой личности что-то, предполагающее такое желание и такую жажду – жажду искупления, когда хочется поправить непоправимое, найти исход в безысходности.
Наверное, неспроста "Телец" вышел почти что одновременно с картиной Глеба Панфилова "Романовы: венценосная семья". Их не нужно и невозможно сравнивать, важно другое: нашим кино обживается историческое пространство, в котором гуманистическое чувство оказывается сильней идеологии. И Николай Романов, и Ленин, лишившись власти, вынуждены жить частной жизнью, но плохой царь оказывается чудесным человеком и семьянином, достойно проживающим все этапы мученичества, а гениальный политик остается с чудовищными пустотами в душе и отвратительным, трагическим бессилием перед воспетой им материей. Романов принимает страдальческий венец, окруженный любящими людьми, Ленин погружен в холод, отчаяние и распад.
И не надо спорить, кто был прав и кто виноват. Надо всех похоронить. Обо всех поплакать. И не делать больше, за ради Бога, таких ужасных исторических глупостей.
2001
(О сериале «Золотой теленок»)
Когда, набравшись мужества, я нырнула в канализацию, то есть вышла в Интернет, дабы посмотреть, что пишут об Олеге Меньшикове, сыгравшем Остапа Бендера в «Золотом теленке», то чуть не заболела от мутного потока злобной и безграмотной ругани, которую изрыгала анонимная чернь. С тем же лакейским сладострастием, с каким эта чернь когда-то превозносила артиста, теперь она желает его уничтожить. Какое-то мерзкое тлетворное жужжание раздается из этих «форумов», несоразмерное поводу – и мы, люди доброй воли, обязаны дать ему решительный отпор.
Сериал – это одно, а Меньшиков – совсем другое. Сериал мы глянули и забыли, а с артистом нам еще, надеюсь, жить и жить в культуре.
Да, новая попытка телевидения приручить «Золотого теленка» Ильи Ильфа и Евгения Петрова и присвоить таким образом драгоценный памятник антикварного острословия, не удалась. Переключаясь на «фильм режиссера Ульяны Шилкиной» после просмотра очередной серии «В круге первом» Солженицына – Панфилова, консервативный зритель вообще переставал изъясняться членораздельно и начинал хрипеть что-то вроде: «Кто разрешил?! Кто такая?! Доколе!!!»
Действительно, по режиссуре – ноль. Какой-то фантик. Аккуратно нарезанная и мило упакованная пустотка (правда, приятно озвученная музыкой Алексея Паперного). За всю картину я, может, раза три улыбнулась – и то потому, что некоторые фразы Ильфа – Петрова успела подзабыть. Перенося на экран события авантюрного комического романа, режиссер не придумал ни одного трюка, ни одного самостоятельного кинематографического образа, ни одной шутки. Так и шпарили: раз написано «он подошел к двери, расписался за телеграмму и сказал», то и в кадре ровно это и будет. Эдак восемь серий. Человеку выдали диплом и забыли объяснить, что у кино есть свой язык – интересно там живут эти веселые ребята во ВГИКе.
Вы думаете, Первый канал, как выдающийся «отравитель колодцев», специально искал самого бездарного режиссера и наконец с воплем счастья нашел и поручил испортить любимый роман всех советских инженеров? Нет, дело обстоит совсем не так плохо – оно обстоит гораздо хуже. Ульяна Шилкина самый обыкновенный представитель новейшего поколения, уже начинающего действовать в искусстве. Проще говоря, они чуть не все такие – с полной расслабухой в головах, промытых мобильным музоном, отравленные профанной болтовней в «блогах» и «чатах», не способные ни на какую концентрацию, несчастные, инфантильные, обманутые, всем довольные, беспомощные и боюсь что безнадежные «детки из клетки». Это, в лучшем случае, визуальные дизайнеры, и память о смысле, чувство авторского стиля и вкус к слову у них отсутствует начисто – им просто-напросто нельзя поручать связанную с этими вещами работу.
Вот чем руководствовались, подбирая актеров? Нет даже подобия ансамбля, так, «с бору по сосенке». Если бы авторы намекнули, что у Шуры Балаганова было дворянское детство в собственной усадьбе, то обаятельный и утонченный Никита Татаренков был бы вполне на месте в этой роли – но Шура мелкий воришка, неграмотный дурачок. Дмитрий Назаров (Козлевич) – это луч света в темном царстве МХАТа, артист, крупный во всех отношениях, и своего добродушного молчуна он, конечно, изваял. Но как-то совсем на особицу, изолированно-одиноко существует его забавный усатый великан, никак не сочетаясь, к примеру, с патологическим, несмешным Паниковским (Леонид Окунев). Алексея Девотченко (Корейко) мы знаем в Петербурге как превосходного эксцентрического актера, и он играет интересно – загадочно молчит, таинственно смотрит, видно, что непростая штучка этот Корейко, – и все-таки что и зачем он играет, неясно. Для чего-то потревожили почтенные седины Игоря Дмитриева (Хворобьев), который появился в невнятном и плохо снятом эпизоде. Мелькнула одна из лучших актрис современности Инга Оболдина (Варвара), дабы оттенить жирное комикование Михаила Ефремова (Лоханкин). Но ни в какой узор эти камешки не сложились, так и остались – каждый сам по себе. Песня ни о чем – ни того времени нет, ни нынешнего; время стилизовано без цели и своего отношения к нему, и про обывателя не понять – смеются над ним или, наоборот, жалеют? А что советская власть – это не только прикольный дизайн, были догадки, нет?
Ознакомительная версия.
