На обратном пути заехали мы с А. П. Новосильским в один из знакомых ему индийских магазинов, где давеча был им заказан шелковый гамак (сетчатая койка), который обещали ему приготовить к вечеру. Хозяин, почтенного вида седобородый индус, встретил нас очень любезно и, извинившись, что гамак еще не принесли из мастерской, просил подождать, пока за ним сбегают, и пригласил нас в особую заднюю комнату при магазине, служащую ему кабинетом и интимною приемной. Радушно пожимая обоим руки, усадил нас на буковые кресла и принялся подчивать холодным лимонадом с кальяном и манильскими сигарами. Здешние индусские и китайские купцы все более или менее знают английский язык, а этот владел им совершенно свободно, и потому у него с Андреем Павловичем, как со старым знакомым, завязалась очень оживленная беседа, принявшая вскоре, как показалось мне, тон какой-то таинственности, по крайней мере, хозяин стал говорить тише, чем вполголоса, но очень выразительно, как бы стараясь убедить в чем-то своего собеседника. Но так как я по-английски не говорю, то мне гораздо интереснее была моя сигара, на белом пепле которой я и сосредоточил пока свое внимание. Минут через двадцать из магазина пришли сказать, что гамак принесен, и мы расстались с радушным хозяином.
— Бывают же чудаки на белом свете! Вы знаете, о чем он говорил мне? — с улыбкой обратился ко мне Андрей Павлович, когда мы поехали далее. — Представьте себе, ни более, ни менее, как об ожидании пришествия русских!
— Куда это? — спросил я.
— Да все сюда же, в Индию! Началось с того, что спрашивает он меня: правда ли, что мы сосредоточиваем во Владивостоке очень сильную эскадру, как пишут в ихних газетах. Я говорю: правда. "Ну, и неужели же, — говорит, — это вы в самом деле против китайцев?" Да, говорю, на всякий случай. "Полноте, из-за чего вам воевать с Китаем? Китайцы вам не враги, у вас здесь есть враги гораздо посерьезнее, и мы все убеждены, что вы готовитесь против Китая только так, для виду, а в сущности совсем для другого". Я ему ответил, что виды правительства мне неизвестны, и что коли прикажут, то будем драться против кого бы то ни было. "Ну, вот это так! Это другое дело!.. Но во всяком случае, — говорит, — будет ли у вас война теперь или впоследствии, а только, по нашему мнению, вам не мешало бы постоянно держать во Владивостоке сильную эскадру". То есть для чего же? — спрашиваю его. "А для решения Восточного вопроса". Признаюсь вам, это неожиданное упоминание Восточного вопроса порядком-таки меня озадачило. Смотри, пожалуй, политик какой выискался! Но все же, думаю, интересно знать, как он это понимает, и спрашиваю: где же мы тут решать его будем? "А здесь, — говорит, — в Сингапуре". Вот-те и раз!.. Я на него даже глаза выпучил. А он мне: "Не изумляйтесь, — говорит, — была бы охота, а дело вполне возможное, — и стал развивать свою мысль. — Представьте себе, — говорит, — что у вас во Владивостоке сильная эскадра и пять-шесть тысяч десантного войска. Пять, шесть или сколько бы там ни понадобилось, больших транспортных пароходов вы всегда можете, в случае надобности, нанять в Сан-Франциско или в Японии. От Владивостока до Сингапура только тринадцать дней пути. В самом начале войны, под прикрытием своей эскадры, вы бросаете эти пятъ-шестъ тысяч десантных войск в Сингапур, ничем, в сущности, не защищенный. Места для высадок тут есть и очень удобные, мы их знаем. План, конечно, смелый, но не невозможный. А затем что? Англичане, конечно, из кожи вон вылезут, но постараются собрать двадцать, тридцать тысяч сухопутного войска, чтобы, в свою очередь, форсировать высадку на Сингапур. Очень возможно, что это им удастся, и они ваш отряд сбросят в море, возьмем наихудшую случайность. Но, во всяком разе, пока-то это еще случится, пройдет по меньшей мере три-четыре месяца, в которые англичане будут собирать свой 20–30 тысячный корпус (в Англии ведь это не так легко делается), да пока-то они перевезут его к Сингапуру, пройдет и еще месяца полтора-два, а всего, стало быть, от пяти до шести месяцев. Но ведь вы в это время, занимая Сингапур, окончательно зарежете всю транспортную английскую торговлю. Ведь Сингапур, это центральный узел всех морских торговых путей между Европой, Африкой и Индией, с одной стороны, и Западною Америкой, Австралией и крайним Востоком, с другой стороны, и мимо этого узла не пройдешь. Ведь ни один английский "купец" не выйдет в море: английский товар будет подорван на одном лишь высоком фрахте да на страховой премии, а главное, что за это время все фрахты из английских рук перейдут в руки германского, французского и других торговых флотов, да и китайцы с японцами кое-чем попользуются. А раз торговля нашла себе новый транспорт, она не вернется к старому. За примером недалеко ходить: та же Северная Америка. Вспомните, чем был ее коммерческий флот до междоусобной войны и что он теперь! Да, удар на Сингапур есть удар прямо в сердце, и мы думаем, что вы одни только в состоянии когда-нибудь нанести его. Но для этого надо быть сильными во Владивостоке". Что вы на это скажете?
— Вы меня это спрашиваете? — отозвался я на вопрос Новосильского.
— Да хоть и вас, пожалуй.
— Что ж, скажу, что это очень смелая и, пожалуй, игривая индийская фантазия.
— Фантазия, да. Конечно, фантазия. Но я и не беру ее с серьезной стороны как проект стратегический. Для меня тут всего интереснее видеть, какого рода "фантазии" разыгрываются в голове их индусов и в каком направлении. И знаете ли, что я скажу вам, — прибавил Андрей Павлович, — не в первый раз уже приходится мне плавать в этих водах и сталкиваться с этим народом. С этим купцом, например, мы ведь старые приятели, да и других таких же есть у меня по разным портам немало. Ну, так вот что: во всех них живет какая-то странная, непонятная для меня вера в то, что спасение придет к ним с Севера. Откуда и когда она возникла, где ее начало и как она распространилась по лицу всей Азии, это для меня необъяснимая загадка. Но факт тот, что вера в какого-то полумифического "Белого Царя", который должен прийти с севера с "русым народом" и возвестить им спасение, эта вера, это чаяние у них доходит до своего рода мессианизма. В нем есть нечто стихийное… И мы сами не подозреваем даже, насколько сильны мы нравственно в Индии этою стихийною верой в нас ее народов! Вот с какой стороны важна для меня "фантазия" моего сингапурского приятеля.
Во втором часу ночи возвратились мы на "Пей-Хо", где только к тому времени прачка-малаец привез наше белье. Утомленный всеми впечатлениями дня, я с наслаждением бросился в свою койку, но несносная работа паровой лебедки, принимавшей в трюм товарные грузы с портовых шаланд, до самого рассвета не давала уснуть спокойно.
Уход из Сингапура. — Маяк на камне. — Южное Желтое море. — Жара. — Новая картина заката. — Знойная ночь. — Покойник на судне. — Еще один закат. — Мыс святого Иакова. — Устья Меконга. — Прибрежные селения. — Характер берегов. — Джунгли и виды местной растительности. — Рукав Фок-Бинг-Конг. — Типы аннамских судов. — Извилистость реки. — Серые буйволы. — Хижины на деревьях и сваях. — Рисовые поля. — Луга и рощи — Административные сампанги. — Цвет воды и разный сор Меконга. — Птицы. — Сходство Меконга с нижним Дунаем. — Первое впечатление, производимое видом Сайгона. — Капризная пушка. — Приход в Сайгон.
10-го августа.
В семь часов утра приняли лоцмана и вышли из Сингапурского порта. Над зелеными водами рейда еще носился легкими слоями серебристый туман, в котором, как сквозь вуаль, вырисовывались стоящие на якоре суда и между ними наши военные: "Забияка" и "Африка".
Плоские берега обрамлены пальмовыми лесами, по большей части полого-конического профиля. Лоцман вывел нас за урочную черту, получил свой гонорар и, сделав на прощанье характерно-английское приветствие капитану, спустился в свою паровую шлюпку, которая все время шла у нашего борта на буксире.
Прощай, Сингапур!..
Берега стали как бы расступаться и отдаляться от нас все более и более, открывая морю большой простор. Остров Бинтанг остался наконец далеко позади, и только слева в нескольких милях от нас тянулся еще в голубовато-серебристой дымке берег Малакки, усеянный рифами.
Вот проходим мимо высокой белой колонны маяка, одиноко брошенной среди открытого моря на маленьком камне, окружность коего едва ли превышает 12–15 метров. Это значит, что отошли от Сингапура уже 32 мили. Но, Боже мой, какова должна быть скука жить на таком маяке, вдали от всего живого, на убийственном и вечном солнцепеке, никогда не видя ни малейшей зелени, так как тут на совершенно голом камне не растет ни травинки, — жить среди бесконечного шума и плеска волн, разбивающихся о крошечную скалу, где даже и прогуляться-то негде, потому что основание маяка занимает как раз всю ее поверхность, едва лишь на несколько футов приподнятую над водным уровнем. А ведь живут же люди!
