На душе было гадко и тоскливо — хоть вой. Нужен был человек, который бы выслушал, понял. Пусть даже и не понял бы он Саньку, только выслушал, а потом, черт с ним, пожалел. И человек этот уже был. Санька знал.
Описав полукилометровый квадрат вдоль нетесаного забора, Жердь остановился.
«Ку-ук», — донесся из тупика гудок маневрового паровоза. Санька насторожился. Стали различимы звуки городского транспорта, говор людей. Как слепой ориентируется по запахам, шумам, голосам, так и Жердь старался понять, что происходит по ту сторону забора. Он долго вслушивался в мало понятную ему музыку города. Там была жизнь! Непознанная, но дорогая для Саньки. Им опять овладела безысходная собачья тоска. «Плюну на все и пойду попрошу работу! Пусть научат делу. Живут ведь люди: ходят на пляж и женятся, танцуют и отмечают праздники. А что ты? Много ли ты видел?»
Нурсеитов ждал Санькиного прихода. Не по вызову, а вот так, чтобы он явился к нему сам. Воспитатель давно заметил наступивший у заключенного перелом.
— Скажи, начальник, — начал в раздумье Жердь, — правда, что «зэков» на работу не принимают? Ну, там, на воле?
— Кто это тебе сказал?
— Ходят слухи. Филипп Ломако сказал.
— Только он и мог придумать такое.
— Ну, а все же? Принимают?
— Да мы тебя, Александр Поликарпович, сами устроим. Получай специальность, работай. Люди ведь не помнят зла. Выучишься, не будешь иметь нарушения, а там и о досрочном освобождении подумать можно.
— А я ведь, кажется, того, начальник, — неопределенно сказал Жердь.
С этого дня Санька стал задумчив, теперь его часто выводили из себя глупые шутки окружающих. Однажды, когда Нурсеитов проводил в бараке беседу, с улицы влетел заключенный Котов.
— Приветик, темнота! — отсалютовал своему сподвижнику по штрафному изолятору Пластову. — Пошли в клуб слушать сто тридцать пятую симфонию Шостаковича.
— Чего это я пойду слушать сто тридцать пятую, если я предыдущих сто тридцать четыре не слыхал, — отговорился тот.
Жердь раздраженно постучал костлявым пальцем по стриженой голове Котова.
— Чему тебя в школе учили!
— Не помню, — обалдел заключенный. — Кажется, читать, писать и металлолом сдавать.
— То-то, не помнишь! Все балагуришь, ребеночек.
Сейчас, как никогда, Нурсеитов видел, что «железо пора ковать». Из Саньки можно сделать человека. Но одними беседами его не возьмешь. Нужно что-то существенное.
Случай такой скоро представился. На имя Нурсеитова пришла почтовая карточка, в которой было всего несколько слов, но которые заменили много месяцев упорной работы с преступником.
Еще в тот далекий день, впервые знакомясь с «делом» Саньки, Нурсеитов подумал, что заключенный намеренно умолчал о себе. Натолкнули воспитателей на эту мысль Санькины связи с гражданскими. К нему часто просились на свидание какие-то парни и женщины, они приносили передачи. Для замполита это послужило зацепкой. Он запретил Саньке передачи. Жердь не кричал, не требовал прав, только как-то пристальнее стал следить за воспитателем. Однажды без злобы сказал:
— Нечестно, начальник. Законность нарушаешь.
— Все правильно, Александр Поликарпович, — не без желчи ответил Нурсеитов. — Я еще родственниками твоими поинтересуюсь.
Жердь заметно растерялся.
Родственники действительно отыскались. В беседе с одним из парней, который пришел на свидание к Саньке, Нурсеитов узнал, что Жердь когда-то оставил жену. Было это давно, и где теперь эта женщина, парень не знал. Воспитатель заполучил ее самый неточный адрес.
Сначала переписка со всевозможными организациями и людьми. Накопилась папка писем, а одного, нужного, не было. И вот только теперь — эта почтовая карточка. Писала мать Санькиного ребенка.
Замполит вызвал осужденного в кабинет.
— Почему о семье молчал?
— Нет семьи.
— Врешь.
— Клянусь!
— У тебя есть жена и сын. Вот письмо.
— Как?! Какой сын? — Жердь привстал, откинул со лба челку. Губы начали белеть, на приспущенном веке заиграл нервный тик. — Да… Да… Обожди, начальник! Сын? Есть сын! Должен быть сын! — закричал он и по давнему воровскому обычаю саданул головой об стену.
После беседы с замполитом Жердь пришел в секцию, тяжело завалился на койку. Хотел уснуть, но до глубокой ночи не сомкнул глаз. Откуда-то, из нетронутых уголков памяти, всплыли самые что ни на есть затерявшиеся воспоминания. Больше всего донимала мысль о девчонке, которую он так долго опутывал и с которой даже немного жил. «А ведь ничего была, — размышлял он теперь. — Мог бы устроиться, как все. Обзавелся бы коровенкой, огородишком, детьми», — от этой мысли Жердь улыбнулся, представив себя этаким мужичком в сапогах и пропахшей стойлом одежде.
Мысль о детях отпугнула хозяйственные картинки. «А о чем она кричала, когда я уходил? — продолжал вспоминать Жердь. — Кажется, о ребенке. Да-а, дела! О сыне ведь она кричала!»
Санька выругался, перевернулся на другой бок. Хотел избавиться от мыслей, но они забивали башку.
На другой день в списке ученической бригады швейников была фамилия Саньки. А через месяц он самостоятельно работал за машинкой.
Трудно привыкал Жердь к работе. Нет-нет, да и вернется к старому. Воспитатель держал его на особом счету. Ни один поступок заключенного не оставался незамеченным. Доверять полностью Саньке пока не было оснований. И только когда случился пожар, Нурсеитов уверился: Санька Жердь ушел в прошлое.
В колонии случайно загорелся барак. Когда Нурсеитов прибежал в зону, пламя охватило крышу. Камышитовые стены, фейерверком рассыпая искры, грозились поджечь производственные мастерские. Люди преграждали путь огню.
Когда открыли ворота пожарной команде, Санька метнулся к горящему зданию. Но тушить уже было нечего. Пришлось спасать другие бараки.
Покачнулись и рассыпались в труху сгоревшие стены. В небо взметнулся огненный столб. Жердь не дрогнул, не отступил. Решительный и суровый, он остался на том месте, где впервые совершил добрый поступок.
Сгорел барак. Сгорели Санькины идеи и часть беспутной нелегкой жизни…
Прошло четыре года. Санька освободился условно-досрочно. Нурсеитов проводил его на вахту, подал паспорт.
— Я тебя проведу к остановке.
— Нет, начальник. Не надо. Я сам. Пешком через весь город…
И он пошел. Первый раз в жизни — к цели, с паспортом, не озираясь по сторонам.
* * *
Несколько слов о дальнейшей судьбе бывшего рецидивиста. Теперь Александр Поликарпович П. работает заведующим цехом одной из швейных мастерских. У него три сына и чуткая, заботливая жена. Бывший осужденный приезжал с ними к Нурсеитову в гости.
В.И.Ленин. Полн. собр. соч., т. 39, стр. 5.
В.И.Ленин. Полн. собр. соч., т. 43, стр. 54.
В.И.Ленин. Полн. собр. соч., т. 3. 6, стр. 408–409.
В.И.Ленин. Полн. собр. соч., т, 35, стр. 67.
Все разделы книги открываются выдержками из статьи начальника Управления и члена Коллегии МВД СССР, генерала внутренней службы III ранга, кандидата военных наук С.М.Крылова «Нетипичное преступление» («Смена», 1969, № 4, стр. 20–21).
Фамилии преступников и тех, кто им способствовал, в данном материале изменены.
Фамилии изменены.
Некоторые фамилии в очерке изменены.
«Правда», 1969, 2 февраля.
Фамилии изменены.
Н.А.Щелоков. В борьбе за человека мы союзники. «Журналист», 1968, № 6, стр. 18.
