Мы с удвоенной энергией начали грести всеми подручными средствами и с удовлетворением отметили, что расстояние между нами и берегом стало сокращаться.
— Ура-а-а! — закричали мы все. — Мы спасены!
С помощью ветра и шеста мы уверенно приближались к небольшой тихой лагуне, а через полчаса катер плавно ткнулся носом в песок. В радостном изнеможении все повалились на днище катера.
Мы благополучно выбрались на твердую сушу, что, несомненно, позволило нам ровнее дышать носом. Оставалось только решить простенькую задачку, состоящую всего из одного вопроса: как добраться до Баренцбурга, который был хорошо виден невооруженным глазом с высоты холма, на который мы взобрались, как только восстановили силы. В бинокль же хорошо было видно, как по поселку сновали люди, машины. Удалось даже рассмотреть фигуру женщины, вышедшей полюбоваться видами на балкон «замка Иф».
Это внушало определенный оптимизм. Мы опять развернули рацию и стали вызывать метеопункт, на котором нас должен был услышать Борис Иванович. Но Дима Балашов, сорвав голос, так и не добился от потомственного полярника ни одного звука в ответ. Стало ясно, что цена армейской рации не превышала стоимости железа, из которого она была изготовлена, и нам захотелось даже растоптать ее ногами, но решили все-таки сохранить состоящее на учете государственное имущество.
Баренцбург по гипотенузе прямоугольного треугольника находился от нас на противоположном берегу километрах в десяти—одиннадцати71. Мы решили сократить это расстояние, пройдя по малому катету вдоль залива, и выйти на расстояние большого катета, чтобы оттуда подать обусловленный сигнал бедствия.
Оставив грузного Диму Балашова с карабином охранять катер и прочее имущество, мы втроем двинулись в глубь Зеленого фьорда. Тундра не самый благоприятный грунт для пешехода, одетого в резиновые сапоги. «Расквасившись» после снеготаяния, она еще не успела просохнуть, сверху несли потоки воды многочисленные ручьи, некоторые из них были настолько глубоки, что приходилось искать брод. По короткому катету нам предстояло пройти километра четыре, но, не пройдя и половины пути, мы уже выбились из сил. Увязая почти по колено в топкой грязи, на первый километр мы потратили не менее часа. Потом попался каменистый участок, который тоже отнял достаточно много сил, потому что надо было прыгать и попадать ногой на устойчивую опору.
По пути нам встретилось небольшое стадо оленей, и Саша Потехин, приблизившись к ним, стал звать: — Борька, Борька! Подойди ко мне! Борькой в Баренцбурге звали оленя, который в самую аимнюю стужу спускался с гор и приходил в поселок в поисках пищи. Зима в этот год выдалась морозная и снежная, и много оленей погибло от голода, так и не сумев раскопать из-под снега мох или ягельник. Борька быстро привык к хорошей жизни и смело подходил к людям и брал у них из рук подачки.
Олень, которого Потехин назвал Борькой, был красивым и самым крупным самцом. Он стоял впереди стаи, состоящей в основном из самочек, и, раздув ноздри, настороженно смотрел на приближающегося к нему коменданта.
— Борька, ну иди же ко мне, — произнес добрый комендант, протягивая ему корку хлеба.
Олень рванулся вперед и в два прыжка оказался перед Потехиным. Саша не успел произнести больше ни слова, потому что в следующую секунду он почувствовал сильный удар рогами в грудь и свалился в грязь, как неустойчивая фишка домино. Олень не успокоился на том, что поверг незваного гостя наземь, а стал бить его копытами и бодать рогами. Потехин, не ожидая такого коварного подвоха, не издал от страха ни звука и только ногами защищался от напора дикого зверя.
Мы опомнились и выстрелили в воздух. Стадо мгновенно исчезло за бугром, а вместе с ним и его гордый предводитель. Саша поднялся на ноги и стал отряхиваться от прилипшей к одежде грязи. Руки его тряслись, и вид у него был, прямо скажем, неважнецкий. Слава богу, никаких повреждений на теле обнаружено не было. Обманутый в самых лучших желаниях, Саша всю дорогу хранил молчание и старался не смотреть нам в глаза. Мы с Валерой Каменсковым понимали его состояние и не задавали ему лишних вопросов, погрузившись в собственные мысли.
Наконец мы вышли прямо напротив поселка и остановились, чтобы подать ракетой сигнал.
Ракеты одна за другой взвивались в голубое небо, оставляя за собой рваный оранжевый цвет лишь на несколько секунд, потому что дул свежий ветер. Кроме того, оранжевый цвет на фоне яркого ярила был еле заметен самими сигнальщикам, не говоря уж о том, что его могли заметить из поселка.
Истратив весь запас ракет, мы поняли, что наш сигнал не сработал.
— Надо идти к водопроводчикам, — предложил Валера. — Там у них есть рация.
Следует пояснить, что Баренцбург питается ледниковой водой через трубы, проложенные по дну Зеленого залива. Источником водоснабжения является небольшое высокогорное озеро — спутник озера Линнея. Водопровод обслуживала бригада из трех или четырех полярников, которые постоянно жили при нем и в поселке появлялись очень редко. Им регулярно завозили продукты питания, а контакт с ними держали по радио.
Мы вздохнули и тронулись опять в путь. До основного жилища было не менее трех километров. Коробку этого незамысловатого строения мы хорошо видели. Она находилась прямо напротив южной окраины Ба-ренцбурга.
На зимовье водопроводчиков никого не было, кроме агрессивных чаек-крачек, атаковавших нас с назойливостью и смелостью осиного племени. В качестве оружия они искусно используют свой помет. Первой жертвой их беспорядочной «бомбардировки» пал бедный Потехин: они не только сбросили на него свою «бомбочку», но и больно клюнули в затылок. Мы быстренько надели на головы шапки, а возмущенный Каменсков не выдержал и пугнул их выстрелом из дробовика.
Домик был закрыт, вероятно, все ушли к насосной станции в горы, где у них тоже было жилье и где они в основном занимались рыбной ловлей. Надо было что-то делать.
— Может, дойти до станции? — неуверенно предложил Потехин, и сам понимая нереальность своего предложения. Семь километров лазания по горным тропам мы бы не выдержали.
— Нет уж, — отпарировал Каменсков. — Надо проникнуть в дом, там есть телефон, по которому можно связаться с насосной станцией.
Это был выход. Тщательно обследовав со всех сторон домик, мы обнаружили лаз, по которому один за другим влезли внутрь. Действительно, там был телефон, но в его трубке было так же глухо, как в боевой машине бронетанковых войск. Ребят не было на месте. Скорее всего, были на ремонте линии или ловили гольца.
— Да-а-а, — протяжно заметил Потехин. — Дела-а-а. И завалился спать.
В течение примерно часа мы названивали на насосную станцию, пока кто-то на том конце линии не взял трубку. Обрадованные, мы объяснили ситуацию и попросили сообщить обо всем в консульство или в дирекцию рудника. Уже давно истекло контрольное время нашего возвращения, и можно было себе представить, что могли подумать наши жены. Вообще все великие путешественники по сравнению с нами были, несомненно, в более выгодном положении. Они спокойно уплывали от семей на тысячи километров, делали великие и малые открытия, нисколько не дергаясь по каждому поводу и не задумываясь над тем, что там о них подумают оставшиеся дома жены.
Но теперь, слава богу, в консульстве будет известно, что мы живы-здоровы, и оставалось только ждать, когда придет помощь.
Какое-то шевеление в порту Баренцбурга мы заметили только через час. От причала отошла самоходная десантная баржа и со скоростью черепахи стала приближаться к нам. Расстояние через залив она преодолела с «рекордным» временем тридцать минут! На мостике стоял заправский шкипер — новороссийский Саша, заросший на Шпицбергене густой бородой и длинной шевелюрой, «стильно» перевязанной на затылке красной тесьмой.
Мы приветственно замахали своему «спасителю» руками и с нетерпением считали секунды, когда списанная из флота баржа, практически простое железное корыто, ткнется тупым носом в гальку.
Когда это наконец случилось, мы сразу воспряли духом. Новороссийский моряк заявил нам, что тут же вместе с нами идет к мысу Старостина, чтобы снять с берега Диму Балашова и взять на буксир катер.
Баржа «шлепала» по заливу не менее часа, пока мы не приблизились к лагуне, в которой находился катер. По крутому берегу маячила фигура Димы. С карабином на плече он добросовестно охранял консульское имущество, шагая взад-вперед. Вероятно, он уже отупел от одиночества и на автомате выполнял заданный себе шесть часов назад ритм.
— Будем сближаться, — решил шкипер и сделал левый поворот, решительно направляя баржу в лагуну.
— Стойте, — предупредил я капитана. — Именно где-то здесь мы налетели на подводный риф.
— Шеф, кругом одни камни, — тут же испуганно доложил ему единственный на судне матрос.
