В городе только два отеля. Лучший из них "Папский", где имеется и табальдот, но, к сожалению, нет свободных нумеров: все заняты месячными "пансионерами" из местных французских чиновников и торговых агентов; а второй отель "Универсаль", на улице Ванниеч, до нашего приезда был закрыт за отсутствием постояльцев. Есть еще и третий отель — "Париж", но этот находится в полном запущении, почти в развалинах: двери без петель, в окнах поломанные жалюзи, на веранде разрушенные перила и перегородки, словом, "мерзость запустения".
В Сайгоне путешественники так редки и даже приток французов столь мал, что, по местным отзывам, не стоит содержать гостиниц. В отеле "Универсаль", где мы остановились, тоже было очень скверно, но, за неимением лучшего, пришлось довольствоваться тем, что есть. Комнаты далеко не просторны, на стенах сырость, в воздухе затхлость, вентиляция плохая, в коридоре запах масляной краски и кокосового масла, обстановка убогая, в приспособлениях для умывания полный недостаток, да и все остальное в самом ужасном, варварском виде, какой разве в Румынии можно встретить. Ванна устроена в сарайчике, куда от грязи и сырости даже заглянуть противно. Китайская прислуга плохо понимает и еще плоше изъясняется по-французски. Кроме голых стен и постелей с дырявыми мустикерами, в этом отеле нет ничего: не только поесть, но даже кипятку для чаю мы не достали. Пришлось посылать в чайную за кипятком, на базар за хлебом и в лавки за свечами, спичками и сахаром. При этом очень добросовестный, но бестолковый бой, вместо того, чтобы закупить все сразу, берет у вас деньги и приносит что-нибудь одно вместе со сдачей, затем опять спрашивает деньги и отправляется за следующею покупкой и так далее. Одно только удобство и есть — это балкон-веранда, где можно посидеть в тени. Во внутреннем дворике гостиницы устроен убогий садик, где поразил меня сильный запах мускуса, который в особенности усилился с наступлением вечерней темноты, когда по этому дворику пошла ужаснейшая беготня и возня множества больших крыс, ящериц и толстых жаб, скачущих высокими прыжками. Все это подпольное население находится в вечной войне между собою и не дает вам покоя своим писком и кваканьем. Вечерние часы — это по преимуществу время его сражений, ареной которых служит дворик. Я было думал сначала, что поразивший меня мускусный запах издает какое-нибудь растение, но ничуть не бывало: оказалось, что это крысы, особая местная порода, так и слывущая под названием мускусной. Их тут великое множество.
Вообще, с наступлением вечера в наших комнатах оказалось много посторонних жильцов (впрочем, с их точки зрения, это, вероятно, мы были посторонними). Черные тараканы-исполины, с какими впервые мы познакомились еще в Египте, поползли по постелям и по полу, мускиты и мотыли целыми эскадронами закружились около свечей, ящерки забегали по стенам и по потолку: одна из них даже шлепнулась ко мне в стакан и погибла в цвете лет, ошпаренная горячим чаем. Залетела в комнату летучая мышь, которую долго не могли выжить. Но это еще что! Иногда забираются в комнаты и более опасные гадины: черные скорпионы, желто-пятнистые сороконожки, укус которых в иных случаях влечет за собою даже смертельный исход, и ядовитые змеи. Поэтому, ложась в постель, никогда не мешает предварительно осмотреть ее, а равно и вставая, прежде всего освидетельствуйте внутри ваши туфли и осмотрите пол и углы комнаты, иначе вы рискуете неожиданно встретиться с очень неприятною гостьей. Бывают примеры, что прибрежные и желтокожие водяные змеи, между которыми, как уверяют, есть и ядовитые, забираются на палубы судов и в каюты, почему не безопасно оставлять на ночь иллюминатор открытым. Но этим еще не кончаются неприятности, которым вы случайно можете подвергнуться в Сайгоне со стороны разных кусак и кровопийц из мира животного: пауки-мигалы, кусающиеся очень больно, черные пауки-телефоны с хвостом, испускающие отвратительный резкий запах, от которого вы долго не избавитесь, если, заметив, что паук пробегает по вашему телу или платью, захотите его смахнуть; наконец, муравьи нескольких видов, большие и малые, черные и красные, причисляемые положительно к бедствиям Кохинхины. Укус некоторых из них, в особенности так называемого мелкого огненного муравья, оставляет по себе на несколько часов острую жгучую боль, и если такая рать нападет на вашу постель (что и случается нередко), то, проснувшись от сильной боли, вам остается только бежать поскорее от своего ложа и намазываться противным кокосовым маслом, которое, как уверяют здесь, хорошо утоляет боль и будто бы даже предохраняет от укусов муравьев и других мелких насекомых.
Чуть наступит вечерняя темнота, город уже оглашается громким соединенным концертом кузнечиков и лягушек. Последние мириадами населяют рисовые поля, и от их кваканья в воздухе просто стон стоит по всей окрестности… А к этому присоединяется еще хриплое скрипенье гекко[64], напоминающее по звуку скрип наших коростылей, но только гораздо громче и резче. Стрекотанье кузнечиков и сверчков тоже весьма громко, но в его однообразной ноте есть своя музыкальность, тогда как эти гекко продолжительностью своего скрипенья неприятно действуют вам на нервы. А между тем, этот же гекко считается здесь благодетельным гением по тем услугам, какие оказывает он жителям. Вот какими чертами описывает его французский натуралист доктор Морис: "Это большая ящерица, — говорит он, — живет и в лесах, и в развалинах, точно так же, как и в аннамских хижинах и во французских домах; она очень обыкновенна в Кохинхине и придает совершенно особенный характер фауне этой страны. Представьте себе громадную земляную саламандру, на ее иссеро-голубоватой коже возвышается множество пупырышков, каждый в середине оранжевого пятна, ее большие глаза окружены золотистою радугой. Благодаря пластике подошвы ее лап, действующей как присасывающиеся банки, она может ходить по самым скользким местам вопреки законам тяжести. Крик ее, давший ей название на всех языках, странно резок: слыша его в первый раз, можно испугаться. Дребезжащее ворчанье служит прелюдией, потом в пять, в шесть, в восемь различных приступов, правильно понижая голос каждый раз на полутон, большая ящерица выкрикивает слово гекко или иногда такие, и фраза заключается опять ворчанием довольства. Животное это оказывает нам истинные услуги, так как громадною пастью оно проглатывает множество противных муксусных крыс, которые портят провизию и вина (в бочонках); кроме того, оно ест тараканов, противное насекомое, столь обыкновенное во всех колониях. Гекко по природе домосед и никогда не уходит далеко от избранного им места жительства. Не будь он так безобразен и не кричи так, что действительно мешает, в особенности когда в доме их штук десять и они всю ночь перекликаются, он был бы безобидным сообщником человека и в этом отношении заслуживал бы уважение".
Мы хотели было выйти на прогулку в легких пикейных костюмах, но нас предостерегли не делать этого. Местные французы вечером не выходят из дома иначе как во фланели — предосторожность далеко не излишняя, так как сырость здесь ужасная: почти все дома покрыты грибовидными лишаями и зеленовато-черными потеками плесени, а в воздухе сырость отзывается тепличною прелью, смешанною с запахом мускуса и каких-то пряно-ароматических растений. Эта сырость пропитывает все ваше платье и грозит такою лихорадкой, от которой иные, даже и возвратясь в Европу, уже во всю свою жизнь не могут отделаться. Поэтому и французские солдаты, присылаемые сюда на службу не более как на полтора года, ходят всегда в суконном платье. Но какова же должна быть пытка носить грубое, тяжелое сукно в такой бане! Да и то, говорят, около четверти общего числа солдат становятся жертвами желтой и рисовой лихорадки и находят себе здесь безвременную могилу. Впрочем, местные обжившиеся французы, благодаря фланели, сохраняют здоровье и даже имеют весьма бодрый вид. Для этого надо только соблюдать известного рода диету, например, пить воду и вино только во время завтрака и обеда; вода же как прохладительное, особенно в промежутке от завтрака до обеда, очень вредна, ибо грозит дизентерией. Никогда не следует пить воду или вино холодные и тем более со льдом, а чтоб устранить вредоносность воды, должно подбавлять в стакан небольшое количество коньяку. Мы заметили, однако, что французы, обедавшие в Папском отеле за табльдотом, злоупотребляют не столько водой, сколько спиртными напитками, в особенности коньяком, который здесь предлагается посетителям даром, именно в видах гигиенических, и для того откупоренные бутылки его стоят на каждом отдельном столике на веранде, приходи и пей, кто хочет, если только при этом спросить себе за буфетом что-нибудь из "комсомаций". Здесь его пьют и с чаем, и с кофе, и с шипучими водами, и просто "голяком", последний способ даже предпочтительнее всех остальных. Но позволительно усомниться, чтоб это могло быть особенно полезным в таком климате, где жара на солнце нередко достигает 63 градусов Реомюра.
