— Чтобы добиться каких-то результатов, — сказал я Дэну Блумфилду, — нам нужно раздобыть нечто особенное. Все доказательства, которые вы разыщете, будут казаться весьма подозрительными. Вот если только он был в больнице или еще где-нибудь, где ведутся списки. Я не думаю, что Пейдж может выиграть это дело с помощью алиби. Кстати, как у него с деньгами?
— Заработок у него невелик, семейных проблем хватает, родственники совсем небогаты, хотя я уверен, что они соберут денег ему на защиту. Но я считаю, что нам стоит постараться, даже если придется работать в долг, — этому парню очень понадобится помощь.
— Я с этим согласен, но мне бы не очень хотелось потом обнаружить, что он обвел нас вокруг пальца. — Тут мне в голову пришла одна мысль: — Интересно, как он отнесется к проверке на детекторе лжи? Когда я служил на флоте, там этим довольно много занимались.
— Не знаю, — ответил Дэн, — давай попробуем.
Через день Пейдж пришел ко мне в контору вместе с сестрой и ее мужем. Он вполне соответствовал описанию Дэна — высокий, худой, с длинными вьющимися белокурыми волосами; когда он улыбался, у глаз собирались морщинки. Я спросил, согласен ли он пройти тест на детекторе лжи.
— Конечно, — ответил Пейдж. — Меня с самого начала спрашивали об этом, еще когда первый раз привезли в полицию; я согласился, но они передумали.
— Эти полицейские, — сказал я, — вдвойне мошенники. Они провалили опознание да еще отказались от проверки на полиграфе. По результатам тестов на детекторе лжи полицейские каждый день отпускают подозреваемых. Мы устроим вам проверку на следующей неделе.
Проверка показала, что Пейдж — бурно реагирующий субъект. Кроме того, она показала, что он невиновен. На вопрос, изнасиловал ли он девушку по имени Жанет Саливен, Пейдж не дал никакой реакции.
— У него легко определяется причастность или отсутствие таковой, — сказал Джон Конрад, очень опытный экзаменатор, проводивший тест. — Он не имеет никого отношения к этому делу.
Пейдж с самого начала занял неправильную позицию. Он совершенно ошибочно полагал, что раз он невиновен, его оправдают. А теперь он и вовсе решил, что свободен и может идти домой, а дело будет прекращено. В конце концов, полиция сама предложила ему пройти тест на детекторе лжи; логично предположить, что их удовлетворит результат проверки, которую он только что прошел. Я начал знакомить его с практической юриспруденцией, объяснив, что полиция отличается большой гибкостью в отношении к полиграф-тестам. Если они хотят объявить, что подозреваемый невиновен, то говорят, что он блестяще выдержал проверку. Но если подозреваемый, которого они решили считать виновным, сам пройдет тестирование, они заявляют, что эти результаты нельзя представить в суд.
Когда я предложил адвокату Пейджа показать результаты тестирования окружному прокурору и попросить, чтобы полиграф-тест провела полиция штата, нам ответили, что полиция не проводит тестирование лиц, которые уже арестованы.
В идеале полиция должна быть всегда заинтересована в установлении невиновности человека. Жизнь говорит другое. Этот запрет объясняется, возможно, опасением совершить ошибочный арест или неловкостью ситуации, когда преследованию подвергается человек, признанный невиновным по результатам полицейского полиграф-теста.
И все же полиграф стал центральным моментом в защите Пейджа. За несколько дней до того, как я должен был получить звание адвоката, мне позвонила сестра Пейджа. Не согласился бы я взять это дело? Адвокат Пейджа чувствовал, что знает о детекторе лжи недостаточно, чтобы представить данные тестирования суду в качестве доказательства. Поговорив с ним, я согласился. Правда, адвокатскую лицензию я получил только что, но разве обязательно начинать карьеру с мелких дел? В штате Массачусетс не было разрешено использовать показания полиграфа как доказательство в суде, но не было это и запрещено. Я решил попытаться представить присяжным тест Пейджа.
Несмотря на более чем скромные финансы (насколько я помню, у нас было меньше двухсот долларов), я был полон энтузиазма и начал с того, что написал всем специалистам по полиграфу, которых знал. Я описал трудное положение Пейджа, объяснил, чем это может обернуться для полиграфа. Ответы были положительными. Понемногу мы начали составлять внушительный список свидетелей, которые должны выступить в суде.
Тем временем у меня появилась еще одна идея — гипноз, метод, который позднее сыграет драматическую роль в деле Бостонского удушителя. Под гипнозом Пейдж может вспомнить, где был в тот вечер, когда произошло нападение. Черт возьми, что нам было терять!
Доктор Роберт Мезер, известный судебный психиатр и один из моих бывших университетских преподавателей, согласился загипнотизировать Пейджа. Ситуация, казалось, начала меняться в нашу пользу. Под гипнозом Пейдж вспомнил то время. Он считал, что в день нападения был на торжественном открытии кегельбана в Сорчестере, пригороде Шрусбери. Он даже сообщил имена людей, которые были там и могли бы вспомнить его присутствие. Дэн помчался в Шрусбери проверить. Торжественное открытие действительно было. День недели был тот, месяц тоже совпадал. Было только одно «но»: кегельбан открылся ровно за семь дней до нападения на Роджера и Жанет.
И снова о полиграфе. Мы стали специалистами по всем законам, касающимся полиграфа, проанализировали все решения, вынесенные в отношении этого прибора. Было несколько случаев, когда результаты тестирования признавались действительными по соглашению сторон, но только один случай, когда их приняли в качестве доказательства потому, что судья был убежден в их достоверности. И это не внесло никаких изменений в закон. Критерием (согласно принятому в 1923 году решению) продолжала быть «общая научная приемлемость». Переиначивая это выражение, мы должны были доказать, что полиграф «общепринят наукой».
Следовательно, специалисты, которых я представлял суду в качестве свидетелей, должны были иметь безупречную репутацию. И они были такими; я собрал, можно сказать, целую команду «звезд» полиграфа — пятеро экспертов, горевших желанием помочь и Пейджу, и полиграфу. Я также заручился помощью Чарли Циммермана, того самого человека, который через несколько месяцев введет меня в дело Эджерли. С нашей первой встречи Чарли то исчезал, то снова появлялся в моей адвокатской практике. В последний раз он участвовал в защите капитана Эрнеста Медины.
Когда мы познакомились, он был ненатурализованным американцем немецкого происхождения и приехал в Бостон занять пост главного эксперта в одной из самых известных в стране компаний, занимающихся полиграф-тестами, «Сайнтифик Секьюрити инкорпорейтед». Он приобрел эту специальность в армии США, работал в Интерполе и оказывал помощь полиции по всей стране. Получив мое письмо, Циммерман позвонил и предложил свою помощь. На следующий день я пришел к нему и за три часа узнал о полиграфе больше, чем за предыдущие три года. Я показал ему графики, которые Джон Конрад сделал, работая с Пейджем, и Чарли подтвердил, что они хорошие.
— Но достаточно ли они хороши для присяжных? — спросил он.
— Что вы хотите сказать?
— Их легко может прочитать любой эксперт, — ответил он. — Но им требуется дать некоторое разъяснение. Я не думаю, что эксперты будут оспаривать мнение Джона Конрада или сомневаться в том, что Пейдж говорит правду. Но для непрофессионала вам надо продемонстрировать что-нибудь, так сказать, драматическое.
— Но Пейдж не давал реакции потому, что он невиновен! Как может быть драматическим отсутствие реакции?
Чарли рассмеялся.
— Никак. В том-то и дело. Вам необходима сильная реакция на какой-то другой вопрос, не связанный с этим делом, которая показала бы, что когда вопрос действительно близко касается его, он реагирует сильно. Это будет доказательством, что он не насиловал ту девушку, потому что в таком случае он бы продемонстрировал бурную реакцию. Вот что вам нужно показать присяжным, да и судье тоже.
Он хотел провести еще одно тестирование Пейджа. У меня, однако, имелись на этот счет сомнения.
— А вдруг Уиллард никогда не делал такого, что может вызвать «драматическую реакцию»?
— Не беспокойтесь, — ответил он. — Что-нибудь сделал. Каждый что-нибудь да сделал, включая вас. — Он подмигнул. — И даже меня.
На следующей неделе Пейдж отправился в контору Чарли. Он пробыл там около двух часов, потом Чарли позвонил мне.
— Приезжайте, — сказал он, — я хочу вам кое-что показать.
Когда я приехал, Чарли провел меня в свой кабинет мимо измученного Уилларда Пейджа.
— Взгляните на этот график, — произнес он.
Я сразу же заметил удивительную реакцию ближе к одному из концов ленты. Артериальное давление взлетело вверх, пульс резко участился, дыхание почти замерло, игла гальванометра резко отклонилась. Любое из этих проявлений можно было бы считать бурной реакцией. Вместе же они были, как выразился Чарли, «как раз то, что надо».
