Ознакомительная версия.
Шесть недель спустя Шамиль, все еще надеясь, что подобный отвлекающий маневр заставит русских отступить, совершил еще один бросок на Назрань во главе 4000 всадников, однако Евдокимов вовремя заметил его маневр; гарнизону опять было прислано подкрепление, а Шамиль и его отряд не сумели внезапно напасть на русских, спустившись с гор в долину Сунжи. Вместо этого он сам был атакован и полностью разбит полковником Мищенко. В тот же день Евдокимов штурмовал высоты Варанды и тем самым 30 июля захватил Шатой. Мюриды потеряли убитыми 370 человек, в то время как потери русских составили всего 15 человек убитыми и 24 – ранеными[138].
Первая четверть 1859 года принесла русским успех – столь же огромный, сколь и неожиданный. Линии наступления смыкались, а подходы к мощным крепостям, стенами которых были горы, чьими рвами были крутые обрывы, – были близки к завершению. Летом должен был быть нанесен решающий удар. Все три колонны должны были выйти одновременно (но независимо друг от друга) в середине июля, однако главный удар должен был быть нанесен объединенными силами Врангеля и Евдокимова. Они должны были выйти из Буртуная через Гумбет, оставив Веден справа. В какой-то степени дорога должна была быть подготовлена зимними экспедициями против северной части оставшихся земель Шамиля, однако «трехглазый», случайно или намеренно, сделал то, чего не было в плане Барятинского. Продвигаясь осторожно от своей базы в Вознесенском, он с легкостью взял высоты Таузеня и прошел к Ведену. Действуя крайне осмотрительно, он постепенно завершил покорение этой территории и 1 апреля, после двухмесячной осады, взял Веден штурмом, понеся лишь незначительные потери. Шамиль, который действовал по соседству, отошел к югу – в это время был еще открыт более простой путь через Гумбет; а Евдокимов, которому благодарный император даровал титул графа, вместо того чтобы просто соединиться с Врангелем у Буртуная, имел честь возглавить основную атаку через Хорчхой и Андийские озера.
В донесении князя Барятинского императору по случаю окончания войны дается следующее описание характера Евдокимова, методов его действий и причин, по которым данная операция закончилась успехом, а не провалом, как прошлая. Он пишет: «Евдокимов никогда не давал противнику возможности сражаться там, где он хотел, и там, где преимущество могло оказаться на стороне врага. Самые укрепленные позиции Шамиля и его отрядов почти без сопротивления сдавались в результате четко спланированных действий русских. В отличие от Ахульго, Салты, Гергебиля и Чоха, осады которых (даже безуспешные) стоили нам тысяч, взятие Ведена, где Шамиль собрал все необходимое для отчаянного сопротивления, стоило нам всего лишь 26 человек убитыми и ранеными… Три вещи – систематичность действий, умелое командование и вооружение войск винтовками – сократили наши потери на Кавказе до минимума, а это, в свою очередь, вместе с умело выбранной тактикой, определило наш успех. Горцев нельзя было напугать просто сражениями. Постоянные военные действия придали им такую уверенность, что несколько десятков человек без колебаний вступали в бой с колонной, состоявшей из нескольких батальонов, а стрельба их была настолько точной, что чаще наносила нам больший урон, чем наша – им. Сражение подразумевает некое равенство, и, пока они могли сражаться, они не думали о сдаче. Однако, когда раз за разом выяснялось, что они не могут выступить в бой с врагом, у них опускались руки. Потерпев поражение, они на следующий же день вновь собирали свои отряды. Окруженные и вынужденные распустить свои отряды, пока их долины сдавались без боя, они на следующий день приходили и объявляли о своем поражении. Власть Шамиля в большей степени была подорвана именно этими бессмысленными сборищами людей, которые были вынуждены расходиться по домам, даже не оказывая серьезного сопротивления. Эти последние три года, несмотря на постоянные военные кампании и покорение местного населения, были отмечены самыми малыми потерями среди солдат Вашего Величества за всю войну».
Моральное значение падения Ведена было даже значительнее, чем чисто военное. Последние приготовления к летней кампании были завершены только в первую декаду июля; до этого боев практически не было. Однако к этому времени завоеватели уже добились значительного прогресса. Дело в том, что одна за другой, убежденные в способности России защитить их, оставшиеся чеченские общины объявляли о признании себя вассалами России. Их, смотря по обстоятельствам, либо оставляли дома, либо депортировали в северные равнины. Таким образом, Чарбелой, Ичкерия и верхняя часть Ауха – ранее заселенные самыми дикими и неуправляемыми племенами – откололись от Шамиля. На дальнем юге авары, жившие в Анцухе и некоторых других районах на северных склонах Главного хребта, тоже сдались. Многие наиболее влиятельные наибы Шамиля сдались вместе с народами, которыми они правили. Даниель, султан Элису, готовил свое второе предательство, на этот раз в пользу России; и даже Кибит-Магома, кади Тилитля, понял полную бессмысленность дальнейшего сопротивления. 14 июля князь Барятинский соединился с Евдокимовым в лагере за Веденом, и началось решающее наступление. Три колонны состояли из 38 батальонов, 7 эскадронов, 40 сотен и 48 орудий – в общей сложности около 40 000 человек.
Шамиль, правда, тоже не бездействовал. Его поведение в этот критический момент вызывало восхищение даже его врагов. Быстрые и многочисленные успехи русских, предательство своих людей, потеря целых провинций, масштабность готовящейся против него операции и тот факт, что во главе русских стоял человек, обладающий волей и силой, чтобы победить его, – все это, должно быть, убедило его, что конец его близок! Но, как всегда в дни испытаний, его дух не был сломлен, равно как и его мужество. Он сделал все, чтобы избежать краха. Вытесненный с покрытых лесом гор Чечни, его пристанища с 1839 года, он вновь вернулся на голые возвышенные плато родного Дагестана и с удвоенной энергией стал готовить оборону. Заняв позицию в Ичкалы, он укрепил это место и другие к северу от Анди-Койсу и приготовился защищать проход через эту реку от колонн Евдокимова и Врангеля, призвав под ружье всех своих командиров. Но все было напрасно. Евдокимов поднялся на хребет Анди и успешно встал лагерем у маленького озера Яниам, большого озера Эссенам и еще у одного маленького озера Арджиам, на склоне, выходящем на Ботлих. Не успели русские штыки засверкать над долиной Анди-Койсу, как произошло непредвиденное. Те из жителей Чаберлоя, которых Шамиль переселил в Аварию, прислали к Барятинскому своих представителей с просьбой разрешить им вернуться домой под защиту русских, обещая безусловную верность.
25 июля они благополучно перешли реку под охраной смешанного русского отряда и своих собственных соплеменников, уже служивших у русских в отрядах милиции. На следующий день то же самое повторилось с высланными из Анди, на этот раз под самым носом у ни на что не способного сына Шамиля Кази-Мухаммада, который, услышав, что Врангель переправился через реку на востоке и угрожал его линии отступления, покинул Ичкалы, где теперь были новые укрепления и орудия, а также лагерь на левом берегу реки у Кончидатля. Не нанеся по врагу ни единого удара, он отошел к Карате, оставив Аварию открытой врагу.
Авангард колонны Врангеля дошел до Анди-Койсу 15 июля и занял проход между Чинкатом и Игалы. Перейдя через реку, он пробился (сопротивление, правда, было не очень упорным) к высотам Ахкента 22-го числа, и, как только укрепился там, вся Авария и Койзубу, где русских не было вообще, за исключением пленных и дезертиров, сдались русским без ропота.
На востоке вспомогательная колонна, выйдя 14 июля из Шуры, взяла башню Бурундук-Кале и окопалась на правом берегу Авар-Койсу между Ирганаем и Цириани.
Наконец, Леван Меликов после непродолжительных боев добился сдачи жителей Дидо, а 5 августа, несмотря на то что ему приходилось преодолевать серьезнейшие естественные препятствия, соединился в Ботлихе с Барятинским.
Теперь все три армии были вместе, и сопротивление было полностью подавлено. 24 июля добровольно сдалась Улу-Кала, и в тот же день был взят Чох. 28-го Кибит-Магома появился в Голотле и сам провел русский авангард под командованием генерала Ракуся к своей родной крепости Тилитль, после чего все общины верхней Авар-Койсу поспешно признали себя подданными России. 7 августа султан Даниель, который уже сдал Ириб и другие свои крепости, приехал к лагерю Барятинского в Ботлихе, чтобы получить прощение.
Тем временем Шамиль, увидев, что все потеряно, что власть уплывает из его рук, что отряды тают, как весенний снег на вершинах его родных гор, бежал из Караты со своими женами и детьми в сопровождении лишь небольшого отряда самых преданных своих приверженцев и обходным путем добрался до своего последнего убежища – Гуниба. По дороге, как будто чтобы подчеркнуть его отчаянное положение, обоз с вещами и драгоценностями имама (когда-то всемогущего, а теперь – бездомного беглеца) был атакован и частично разграблен женщинами из Ахваха, аула, известного своими грубыми и дикими обычаями. Еще раз на беглецов напали возле Руджи, после чего у них не осталось практически ничего. Говорят, что это нападение было совершено по наущению Кибит-Магомы. Тем не менее жители Гуниба были все еще верны Шамилю, и с ними и собственным маленьким отрядом (всего 400 человек) неутомимый Шамиль принялся за работу, чтобы сделать эту горную крепость неприступной. Но, помня прошлое, он с горечью продекламировал слова арабского поэта: «И у меня были братья, на которых я смотрел, как на ножны своего кинжала: увы! Они стали моими врагами. Я считал их острыми стрелами, и таковыми они были, но эти стрелы пронзили мое сердце». 9 августа прибыл Врангель, и началась осада. На следующий день князь Барятинский с Евдокимовым и его штабом в сопровождении небольшого отряда русской и местной кавалерии выехали из Ботлиха с инспекцией покоренной территории. Перейдя реку возле Чоха, где ему представили вдову Хаджи-Мурата, он посетил Итали, Сагритль, Чинкат и Ашилту. Проведя ночь 18-го в этом ауле, он отправился верхом в Унцукуль и Гимры. Там он отделился от своей русской группы сопровождения, и столь были велики перемены последних дней, что он продолжил свой путь лишь в сопровождении своих штабных офицеров и нескольких горцев из Койзубу и Аварии. Спустившись с высот Ахкента, 14 августа он был в Танусе, 15-го – в Хунзахе, где подтвердил восстановление Аварского ханства. Два дня спустя он встретил Кибит-Магому в Голотле и, милостиво приняв его приглашение, поехал вместе с ним в Тилитль, где отобедал в его доме. В ту ночь он остановился у подножия горы Седло (или Чемодан), соединился с Врангелем в его лагере на высотах Кегхер, оттуда открывался вид на Гуниб. Везде он встречал не только клятвы верности, но и сердечный и даже восторженный прием.
Ознакомительная версия.
