Прежде всего, в свердловском «политехе» имелась военная кафедра, обучение на которой позволяло окончившим институт получить звание офицера запаса. Заочная форма обучения в ВЗПИ не предусматривала такой возможности. Наличие офицерского звания служило гарантией от призыва на действительную военную службу солдатом. Однако для того, чтобы работать в московском институте Колеватов в этом звании не очень-то нуждался — минсредмашевский НИИ мог обеспечить ему отсрочку от призыва (эта норма не была общепринятой в то время и кроме того, отсрочку требовалось каждый год продлевать вплоть до наступления 27-летнего возраста). Но необычность жизненной ситуации Колеватова заключалась в том, что призыв на действительную военную служб из Москвы был ему определённо выгоден — за ним сохранялось место в штатном расписании предприятия и по возвращении из армии он восстанавливался уже не как молодой специалист с временной пропиской в Москве, а постоянный работник. С предоставлением жилплощади. Т. е. Александр Колеватов мог превратиться в 100 %-ного москвича и при этом благополучно получить инженерный диплом, окончив всесоюзный заочный «политех».
Навек оставшиеся молодыми: Людмила Дубинина, Игорь Дятлов, Юрий Дорошенко, Николай Тибо-Бриньоль.
Однако, этот вариант его определённо не устроил. Можно не сомневаться, что у Александра был жизненный план получше. И этот план определённо предполагал получение звания офицера запаса.
Как известно после расправы над Берией и «бериевской бандой», Никита Сергеевич Хрущёв и его присные решились на полномасштабное реформирование системы государственной безопасности СССР. Ломка была кардинальной и осуществлялась в нескольких направлениях одновременно. КГБ СССР, созданный 13 марта 1954 г., сильно отличался от аппарата госбезопасности, созданного в послевоенные годы. Причём, в лучшую сторону. Методы работы стали намного более цивилизованными и гуманными, ещё в сентябре 1953 г. исчезло и никогда более не появлялось то самое Бюро № 2 по специальным операциям внутри страны, которое не раз упоминалось в этом очерке, впервые за всю историю советской госбезопасности секретно-оперативная работа была организационно объединена с контрразведывательной (в рамках Второго Главного управления) и т. п. Но особенно существенным оказалось изменение требований к личному составу спецслужбы. Хрущёва трудно назвать технократом, но при всей своей кажущейся простоте, он весьма уважительно относился к людям, имевшим техническое образование. Один из его сыновей был лётчиком, другой работал в ракетном КБ, что само по себе весьма красноречиво. После ареста Берии в органах госбезопасности была проведена большая чистка, большое число работников со стажем было либо отправлено на пенсию, либо переведено на работу в органы милиции, либо вообще лишилось партбилетов и воинских званий. Общее число уволенных достигло, по разным оценкам, 16 тыс. чел., среди них более 40 генералов. На смену им, начиная с 1954 г., стали приходить молодые сотрудники новой формации — не просто молодые, здоровые и преданные делу партии, а уже получившие высшее образование.
Для чекистов предшествующей поры было нормой, когда малокультурный сотрудник безо всякого специального образования долгое время занимался оперативной работой. Со второй половины 50-х общим стало требование наличия высшего образования, которое, кстати, сохранялось вплоть до распада СССР в 1991 г. Предпочтение отдавалось выпускникам технических ВУЗов (гражданских или военных), из гуманитариев к работе в КГБ в основном привлекались юристы. Большим плюсом для кандидатов являлось знание иностранных языков, а также спортивные достижения, прежде всего в силовых видах спорта (борьба, бокс, тяжёлая атлетика) и стрельбе. Логика хрущёвских реформ была понятна: для чего брать в органы неуча и на протяжении нескольких лет пытаться сделать из него грамотного человека, если можно изначально отбирать только грамотных людей? Многие сотрудники КГБ «хрущёвского набора» сделали в госбезопасности хорошую карьеру, дослужившись до самой Перестройки и даже краха СССР. Их человеческие качества на многие годы определили стиль работы, выгодно отличавшийся от того беспредела, который можно было видеть в сталинскую эпоху.
После окончания военного или гражданского ВУЗа зачисленный в Комитет молодой сотрудник, уже получивший офицерское звание, для получения специальной подготовки направлялся на годичные Высшие курсы подготовки оперативного состава, которые существовали в Ленинграде, Минске, Новосибирске, Свердловске, Ташкенте и Тбилиси (пограничники и разведчики имели имели свои учебные заведения). Высшая Краснознамённая школа КГБ им. Дзержинского в Москве была ориентирована на подготовку кадров Комитета из лиц, отслуживших действительную военную службу и не имевших офицерского звания (в т. ч. прапорщиков).
Московский НИИ, в котором Александр Колеватов работал старшим лаборантом, весь был пронизан сотрудниками КГБ, либо агентурой Комитета. Практика откомандирования штатных сотрудников госбезопасности в государственные учреждения и промышленные предприятия появилась ещё в конце 20-х гг. прошлого века, с окончанием НЭПа. В штатном расписании любой более-менее серьёзной организации имелись должности, предназначенные для замещения либо штатными сотрудниками госбезопасности, либо сотрудниками действующего резерва (для нас сейчас разница между ними не имеет никакого значения). В данном случае весь институт возглавлял полковник госбезопасности с более чем 30-летним стажем, можно сказать, ветеран ЧК. А кроме явных «гэбистов», на важных оборонных предприятиях, в НИИ и учреждениях стратегических отраслей существовали агентурные сети (т. н. «линии»), подобные тем, о которых рассказывалось выше. Только создавались и курировались они не секретно-оперативной частью местного управления ГБ, а контрразведывательным подразделением того же управления (хотя, напомним, что с 18 марта 1954 г. секретно-оперативное и контр-разведывательное обеспечение были организационно объединены в общих подразделениях). Можно не сомневаться, что Колеватов был отлично известен кураторам из службы режима предприятия и притом известен с наилучшей стороны (согласно характеристике).
Колеватов явно хотел делать карьеру в той области, в которой трудился — именно поэтому он поступил во Всесоюзный заочный «политех». Но затем ему поступило более заманчивое предложение — молодые, здоровые, спортивные комсомольцы были так нужны Комитету госбезопасности! Александр Колеватов — отличный спортсмен, турист, член комсомольского бюро подразделения, ведёт стрелковую секцию, имеет третий взрослый разряд по пулевой стрельбе. Ну, разряд, положим, не самый высокий, но в Комитете научат…! Что, так и будем до старости измерять твёрдость ванадиевых сплавов по Роквэллу и Бринелю или, может, есть желание заняться другим, более ответственным делом? — примерно так могли спросить Александра на зондажной беседе в кабинете заместителя директора по режиму. И Колеватов от сделанного предложения не отказался, потому что на его месте не отказался бы никто. Такое предложение было престижным, оно свидетельствовало о полном доверии руководства и сулило феерическую для уральского парня жизненную перспективу.
Но для такой карьеры не годился заочный «политех». Нужна была очная форма обучения — с военной кафедрой и погонами офицера запаса по окончании. Поэтому последовал весьма интересный перевод в Свердловск, в УПИ. Почему интересный? Да потому что в СССР не было принято переводить с заочного обучения на очное (наоборот — запросто, а вот с заочного — устанешь просить, проще было бросить и поступить заново). Почему? — спросит заинтригованный читатель, привыкший к товарно-денежным отношениям последних десятилетий и неспособный понять всех тонкостей администрирования высшей школы давно сгинувшего государства. Тому было две причины: во-первых, уже упомянутая разница в программах заочного и дневного обучения, та самая «халявность» заочников, о которой прекрасно знали преподаватели. А во-вторых, дневное обучение, в отличие от заочного, давало «бронь» от армии, отсрочку от призыва и на человека, желающего осуществить такой переход, все смотрели как на уклониста от призыва. Если в учебную часть института поступало заявление о подобном переводе, то реакция на него была примерно такой: «Ещё один умник хочет убежать от армии! Поступил на заочный, а когда пришло время нести “девятую” форму в военкомат, решил перевестись на дневное отделение! Нет уж, пойдёт служить на общих основаниях!»
Никогда бы Колеватов не перевёлся из Всесоюзного заочного на дневное отделение свердловского «Политеха» если бы кто-то влиятельный и очень скрытый не попросил за него. Но Колеватов перевёлся, значит, убедительная просьба была. В этом переводе есть очень интересный нюанс — он заключается в том, что программы разных институтов несколько различны. И хотя первый курс в любом техническом ВУЗе всегда базовый, призванный компенсировать огрехи школьного обучения, даже его программы в разных технических ВУЗах различаются. Не говоря уж о том, что даже в рамках одинакового курса требования преподавателей м.б. далеко неодинаковы. В общем, перевод из Всесоюзного заочного «политеха» на дневное отделение Свердловского УПИ был делом не то, чтобы запрещённым, но труднореализуемым на практике. Колеватову, однако, перевод удался.