В начале 1951 г. Даллес обратился за советом к Ловеллу, который уже вернулся в частный бизнес. «Профессор Мориарти из УСС» предложил создать в ЦРУ централизованное подразделение исследований и разработок, подобно такой же структуре в УСС. Это техническое подразделение, работая под руководством Директората планирования ЦРУ, могло бы разрабатывать спецтехнику для оперативной деятельности, а также проводить исследования новых технических возможностей разведки по добыванию информации. Инженеры этого подразделения знали бы потенциал новой техники, а также особенности ее применения в оперативных мероприятиях.
«Война отныне не рыцарство, а подрывная деятельность, – писал Ловелл человеку, которому предстояло руководить американской разведкой следующие 10 лет. – Подрывная деятельность имеет свой собственный специальный арсенал инструментов и оружия. И создан он может быть только в ходе научно-исследовательские работ»{77}. Кроме того, Ловелл советовал включить в центральный аппарат технического подразделения ЦРУ как минимум сотню инженеров и ученых{78}.
Эти рекомендации дошли до чуткого уха Даллеса, и он поручил своему специальному помощнику, Ричарду Хелмсу, изучить проблемы технической оснащенности разведки. Хелмс, в свою очередь, дал задание полковнику Джеймсу Драму подготовить отчет с рекомендациями для решения этой задачи. Четыре месяца спустя Драм, выпускник Военной академии Вест-Пойнт, оставивший военную службу в звании полковника, чтобы присоединиться к ЦРУ, подготовил объемный отчет, в котором формулировался новый подход к оперативно-техническому обеспечению деятельности разведки.
Известный как «Библия Драма», этот отчет рекомендовал объединить все элементы, ответственные за техническое обеспечение оперативной деятельности, в отдельную организацию под непосредственным руководством Директората планирования ЦРУ. В августе 1951 г. Драм написал Даллесу, что предлагаемое им новое подразделение «обеспечит специальной техникой операции секретной службы»{79}. Как рекомендовал Ловелл несколькими месяцами ранее, Драм также предложил новую организацию с двумя главными функциями – централизованного снабжения разведки техникой, необходимой для деятельности в резидентурах, и научных исследований для развития технических возможностей разведки.
Даллес утвердил эти рекомендации и создал техническую службу TSS (Technical Services Staff) с полномочиями и правами, эквивалентными аналогичным службам других оперативных подразделений ЦРУ{80}. 7 сентября 1951 г. Директорат планирования формально объявил о создании TSS, небольшого подразделения, насчитывающего около 50 офицеров во главе с Джеймсом Драмом. В течение последующих двух лет спрос на изделия и услуги TSS возрос настолько, что его штат расширили более чем в пять раз. TSS существовал до июля 1960 г., а затем была переименован в TSD (Technical Services Division).
Потребовалось почти десятилетие, чтобы новая техническая служба разведки была формально признана как подразделение Директората планирования. Ранее такая номенклатура наименований закреплялась исключительно за подразделениями, работающими в определенных географических районах. Однако, прежде чем TSD отпраздновал свою вторую годовщину, он столкнулся с печальным фактом – возможности контрразведки КГБ далеко превзошли способности американской разведки надежно управлять агентами в СССР. События, которые будут преподносить такие жестокие уроки, начались в 1961 г. с потока захватывающих разведывательных сообщений от старшего офицера военной разведки СССР полковника Олега Пеньковского.
Каждый человек здесь одинок.
Олег Пеньковский. Записки из тайника[1]
Плохие новости, как и любые другие секретные сообщения из Москвы, поступали в штаб-квартиру ЦРУ в зашифрованном виде. Новости, полученные утром 2 ноября 1962 г. – когда Карибский кризис начал постепенно затихать, – были особенно плохими. Полковник Олег Владимирович Пеньковский, кадровый офицер советской военной разведки и наиболее успешный шпион ЦРУ, был, по всей вероятности, потерян для США. Пеньковский занимал высокую должность в Главном разведывательном управлении (ГРУ) и тайно снабжал американскую и британскую разведки секретной информацией. Теперь же он, выражаясь языком шпионов, «сгорел».
В новом комплексе ЦРУ в Лэнгли, штат Вирджиния, еще краска не высохла на стенах, а Центр коммуникаций на первом этаже, обеспечивающий безопасную связь с московской резидентурой, уже получил сверхсекретное сообщение. Телеграмма с пометкой «срочно» – длинная, узкая полоска ленты, вылезшая из громоздкой конструкции, напоминающей биржевой телеграфный аппарат, – была похожа на старинный биржевой билет. Закодированное сообщение представляло собой причудливо перфорированную бумажную ленту. Когда передача закончилась, связист оторвал ленту и пропустил ее через принтер, который на стандартном листе бумаги напечатал столбцы случайных на первый взгляд чисел. Для преобразования сообщения в обычный текст требовался второй уровень декодирования. Эта стадия дешифровки была защитной мерой против отказов системы безопасности коммуникаций, которые осуществлялись как по радиосвязи, так и по кабельным линиям. Подобно тому как маленький, но важный сейф для пущей сохранности помещают в большой сейф, этот последний этап декодирования выполнял только специально назначенный офицер советского отдела ЦРУ{81}.
Хотя Директорат планирования ЦРУ производил впечатление чисто бюрократической структуры, за ним скрывалось самое секретное подразделение в Лэнгли. Именно оно несло ответственность за работу «рыцарей плаща и кинжала». В составе Директората планирования советский отдел был более всего окутан «плащом».
Когда сотрудника советского отдела спрашивали о его работе соседи или друзья, он повторял тщательно отрепетированную фразу о должности в каком-либо ведомстве США, но ни словом не упоминал о ЦРУ. Оперативные офицеры разведки нередко оставались под прикрытием после отставки и вплоть до кончины. Даже допуск «совершенно секретно», обязательный для сотрудников ЦРУ, не позволял кому-либо знать элементарные детали относительно советского отдела или его персонала. Если бы коллеги из ЦРУ спросили кадрового офицера советского отдела о его работе, они получили бы только ответы общего характера, хотя именно эти сотрудники знали больше всего и лучше всех разбирались в деталях. Внутри ЦРУ существовали правила секретности, предписанные официальной политикой управления, что воспринималось всеми как часть профессионального этикета.
За исключением персонала советского отдела, фактически никто не имел доступа в его помещения. Секретарь немедленно преградил бы дорогу любому посетителю, который попытался бы открыть всегда закрытые двери без табличек, за которыми находились кабинеты этого подразделения и куда не заглядывали даже друзья офицеров этого отдела, чтобы спланировать уикенд или рассказать очередную сплетню. Когда офицеры советского отдела покидали его помещения даже на короткое время, выполнялась процедура безопасности – столы надлежало очистить от бумаг и убрать их в черные стальные сейфы повышенной надежности весом более 200 кг.
В советском отделе информация также строго разделялась согласно спискам под кодовым названием BIGOT, ограничивающим доступ к сведениям, которые многие сочли бы обычной информацией, поступающей из Советского Союза. Внутри этого подразделения сведения хранились в виде разрозненных, напоминающих головоломку частей. Только немногие сотрудники видели полную картину операции. Те же, кто находился вне советского отдела, могли только предполагать ее проведение. В молчаливой среде ЦРУ, связанной с безопасностью, дополнительный покров секретности, которым был окутан советский отдел, создавал атмосферу таинственности, которая многим казалась чрезмерной.
Термин «список BIGOT» возник еще во время Второй мировой войны, когда печать на предписаниях сотрудников разведки, отправляющихся из Англии в Африку, имела надпись TOGIB и означала «к Гибралтару». Чтобы попасть в Африку во время войны, большинство сотрудников УСС совершало опасную морскую поездку, чреватую встречей с немецкими подводными лодками. Однако избранным были доступны дорогие места на авиарейсы до Гибралтара. Эти сотрудники имели другие печати на своих предписаниях. По прихоти неизвестного чиновника печать была перевернута и читалась точно наоборот – BIGOT. В результате этот термин приобрел особый смысл в кругах разведки. Он был свидетельством не только исключительности, но также безопасности передвижения и важности миссии сотрудника.
