тут же грузили на заводской ветке на платформы и эвакуировали в тыл.
Но русская зима была против немцев, и, когда их отогнали от Ростова, на завод стали возвращаться эшелоны с оборудованием. К весне 1942 года фронт стабилизировался. Мы уже снова работали в токарном цеху. Для восстановления завода прибыли бригады монтажников и сварщиков из Грозного и Баку.
В один из весенних дней перед перерывом вдруг раздался страшный взрыв, гул которого, как потом говорили, был слышен по всему городу. Посыпались стекла. Между длинными зданиями нашего ремонтного и параллельно стоящего с ним электроцеха, как в динамическую трубу, метнулось пламя. Нас обдало жаром. Станки сразу остановились… После чего наступила непонятная, странная тишина. Через некоторое время издалека послышались какието слабые крики и треск. В мастерскую вскочил в оборванной одежде начальник цеха. Он прокричал: «Всем с рукавицами бегом к спеццеху!» Спеццех находился в центре завода и занимал обширную площадь, где размещались отдельные здания, перерабатывающие установки и различные резервуары с сетью трубопроводов. Обычно на его территорию, огороженную колючей проволокой, вход был по особым пропускам. Говорили, что там вырабатывали взрывчатку…
Когда мы добежали до угла электроцеха, то издали увидели мечущихся людей, полуразрушенные здания и коегде небольшие языки пламени. Там же виднелись красные машины заводской пожарной команды. С треском догорали какието небольшие конструкции, которые никто не тушил. Тушить, собственно, было нечего. Почти все, что могло гореть, мгновенно сгорело в пламени взрыва.
Пока мы бежали, на наших глазах несколько живых факелов бросились к пожарным водоемам. Как потом мы узнали, попав в воду, они сразу же, лишившись сил [от болевого шока], оставались там. Трупы несчастных потом вытаскивали баграми. Некоторым удалось добежать в горящей одежде до Кубани, где они и находили свой конец. Другие падали по дороге, не добежав до воды.
Вслед за нами на территорию спешно въехали несколько заводских грузовиков и санитарных машин. Людей, которые метались в тлеющей одежде, стали сбивать с ног и накрывали кусками брезента, чтобы погасить пламя. Трудно было с теми, кто был в промасленных ватниках и не мог сам их сбросить.
Еще дымились груды обгорелых кирпичей. Повсюду валялись листы сгоревшего железа. Из развалин зданий, изпод искореженных емкостей неслись человеческие вопли и стоны.
Над всем этим стоял тошнотворный запах гари и сгоревшего мяса. Но уже начали выводить к санитарным автобусам тех пострадавших, которые могли передвигаться. Страшно было смотреть на их обгоревшие лохмотья из одежды и кожи. У пострадавших не было видно ни лиц, ни глаз. А из города продолжали и продолжали прибывать машины скорой помощи и грузовики…
Несмотря на категорические требования не разглашать это происшествие, во время перекуров рабочие продолжали потихоньку вести разговоры о взрыве в спеццехе. По подсчетам, выходило, что всего пострадало и погибло около двухсот
человек. Их могло быть и больше, если бы не обеденный перерыв, когда часть рабочих находилась в столовой» 49.
В связи с тяжелой обстановкой на Крымском фронте в городе начали появляться в одиночку и группами небритые, изможденные военные в истрепанном обмундировании. Это были те, кому удалось перебраться через Керченский пролив после поражения наших войск. Этим обстоятельством воспользовались вражеские спецслужбы, распространявшие через беженцев и военнослужащих панические настроения. Паникеров и дезертиров на улицах города задерживали патрули.
Несмотря на провал десантной операции, Крымский фронт попрежнему требовал все больше грузов для обеспечения населения полуострова и воюющих там соединений. Железнодорожный и воздушный транспорт не справлялся с перевозками. 6 апреля крайком партии вновь обязал начальников ДоноКубанского речного и ЧерноморскоАзовского пароходства обеспечить перевозку воинских грузов для Крымского фронта до Темрюка и далее по маршруту – до Керчи.
Охрана речных судов во время их рейса в Азовское море и по Керченскому проливу поручалась Азовской военной флотилии, поэтому на гражданские буксирные катера были установлены пулеметы, а на более крупные суда – танковые башни с 45мм орудиями 50.
Отправкой на фронт первой крупной партии девушеккомсомолок дело не ограничилось. Фронту нужно было новое пополнение. Потеря в Крыму целого фронта вынуждала изыскивать новые резервы. Практика показала, что женщины благодаря своей природной выносливости и аккуратности хорошо подходили для снайперской работы. В Краснодаре в апреле 1943 года была организована снайперская школа, в нее вошли 102 девушки, 45 из которых в 4м гвардейском кавалерийском корпусе составли снайперский взвод. Уже позже, когда на Кубани разгорелись ожесточенные бои, решение командования о массовой подготовке снайперов оправдалось. В соответствии с нарядом штаба СКВО 3246 девушек направлены на 45дневную подготовку в учебные пункты МПВО.
Так девчонки уходили на фронт (не позиционированный снимок)
В горнолесистой местности Кавказа фашисты несли огромные потери от снайперов, зачастую превышающие боевые потери врага. Привлечение к снайперскому делу девушек оказалось правильным решением. Они оказались более усидчивыми и меткими стрелками.
О том, насколько эффективной была снайперская война в горнолесистой местности Северного Кавказа, можно судить по фронтовому дневнику немецкого офицера Флориана Толька. «Однако эта дикая красота Кавказских гор с наступлением темноты становится зловещегрозной. На одиноких тропах нас поджидает пуля снайпера. В непроходимой чаще прячется смертельная опасность. Порою смерть от пули снайпера превышала боевые потери» 51. В связи с участившимися в мае 1942 года налетами вражеской авиации на территорию города Краснодара, Новороссийска и Туапсе к 1 мая крайком партии потребовал ускорить строительство городских командных пунктов местной противовоздушной обороны первой категории. Требовалось также возобновить круглосуточное дежурство на предприятиях и в отдельных домовладениях с соблюдением светомаскировки 52.
На следующий день после завершения неудачных сражений Западного и Крымского фронтов, 21 апреля, для управления войсками на южном крыле советскогерманского фронта Ставка создала Главное командование войск СевероКавказского направления 53. Ему подчинялись и Крымский фронт, и Севастопольский оборонительный район, и СевероКавказский военный округ, и Черноморский фронт, и Азовская военная флотилия. Главнокомандующим этого направления был назначен Маршал Советского Союза С. М. Буденный, его заместителем по морской части – адмирал И. С. Исаков, членом Военного совета – секретарь Краснодарского крайкома ВКП(б) П. И. Селезнев, начальником штаба – генералмайор Г. Ф. Захаров.
Из состава войск СКВО в непосредственное подчинение Главкома СевероКавказского направления перешли 17й казачий кавалерийский корпус под командованием генералмайора Н. Я. Кириченко (со штабом в станице Павловской), который 28 апреля получил свою первую боевую задачу – занять оборону по левому берегу реки Дон от Манычской до Кагальника и далее – по восточному побережью Азовского моря до Темрюка, и 1й отдельный стрелковый корпус под командованием полковника М. М. Шаповалова
