терпеть, сравнять их с животными…
В землянке тихо. Срывающимся голосом рассказывает женщина:
— Запрягли нас в сани. Сели они — он, немка его и этот шипун проклятый. Кричат что-то и кнутом машут. А у нас ноги приросли к земле — не можем бежать! Позор-то какой! Ведь люди мы! Тут они кнутом стегать начали Всех исполосовали. Другие не выдержали — тронули с места. А я не могу бежать — и обида меня душит, и ведь ребенка жду, беременная я. Господи, мука-то какая! Избили меня всю в кровь, выпрягли и в сарай бросили. Ночью вот ушла я оттуда. Буду теперь с вами, не откажете? Здесь ведь земляков много… Хоть бы налет вы на него сделали, на ирода окаянного, немца этого…
Андрей Сергеевич встал. В глазах его стояли слезы, и он не трудился скрыть их.
— Товарищи командиры, — промолвил он твердо, — слышали боевой приказ Анастасии Васильевны? Выполнять его будем сегодня ночью.
В штабе партизанского отряда уже давно хранился лист оберточной бумаги с тщательно начерченной схемой имения «рыжего дьявола». Места, где располагалась внешняя и внутренняя охрана, посты были отмечены крестиками и надписями:
Фриц № 1
Фриц № 2
Фриц № 3
Фриц № 4 к так далее. Все немцы из помещичьей стражи были строго перенумерованы, и теперь к каждому из них оставалось только «прикрепить» по два-три партизана.
…Ночь. Партизаны давно перешли кромку леса, миновали несколько деревень в приблизились к совхозу. Люди точно знают, что им нужно делать. Одновременно с разных сторон у ограды, словно из-под земля, вырастают черные фигуры. Бесшумно они набрасываются из часовых. Предварительное распределение фрицев сыграло свою роль. Не про звучало ни одного выстрела. Когда от удара кинжалом немец, покачнувшись, валился к земле, второй партизан его легонько поддерживал и укладывал у ограды так, чтобы не слышно было шума падающего тела. Тишина. Распростертые на снегу, безмолвно лежат автоматчики, навеки простившиеся со своим оружием…
Партизаны проникли в совхоз… Хрипят часовые, схваченные за горло. Тишина. Партизаны входят в покой барона. Пушистые ковры заглушают их шаги. Ярко освещенная гостиная. На стенах висят в тяжелых рамах портреты предков барона — презрительно оттопыренные губы, прищуренные глаза, глядящие сквозь стеклышки моноклей, свиноподобные головы, посаженные на кирасы времен ливонских рыцарей. Галерея арийских дедушек я бабушек увенчана портретом какого-то безумца с клоком волос, опущенным на низкий лоб, с черными плевками усиков бульварного фата, с остекленевшими глазами. Немецкий дом на советской земле!..
Партизаны идут дальше. Столовая… Спальня… Темнота. Здесь за широкой кровати спит барон со своей фрау. Партизаны слышат их храп и останавливаются у алькова. Лучик электрического фонарика падает на вылинявшее лицо помещика, на двойной подбородок его супруги. Тишина. Партизаны молча смотрят… Вот пришельцы из Германии, представители избранной расы господ. Вот она чета, пожаловавшая к нам, чтобы запрягать русских крестьян в сани…
И вдруг барон проснулся. Он открыл глаза. Он безмолвно глядел на окружавших его огромную кровать людей. Постепенно лоб его покрывался крупными каплями пота, глаза расширялись от ужаса. Партизаны молчали, и барон стал трястись. Было видно, как под одеялом его бьет лихорадка, у него дергалась голова.
И тогда командир отряда негромко сказал:
— Пора вставать!
Барон, не сводя глаз с партизан, начал медленно подниматься. Внезапно рука его скользнула под подушку. Но схватить припрятанный там револьвер ему не удалось. «Рыжему дьяволу» скрутили руки… Раздались выстрелы. Через минуту к командиру явился партизан в доложил:
— Сын вот этой суки выпрыгнул в окно и отстреливался… Всё в порядке!
Вслед за тем из соседнего дома привели управляющего. Командир бросил на него взгляд. Они были земляками.
— Ну, вот и встретились. Иди, фашистский холуй, показывай нам имение, примем его по акту, а вам с бароном расписки выдадим.
Под конвоем трясущийся «рыжий дьявол» и управляющий шли через фруктовый сад к амбарам, складским помещениям. До самого рассвета партизаны «принимали хозяйство» барона. Весь скот угоняли в лес, на партизанскую ферму. Под’ехало с десяток саней, и на них грузили хлеб, мясо, масло. Барона заставили показать все потайные места, где он хранил награбленные ценности.
Все рабочие совхоза были уже на ногах. Толпа людей бросилась в баронский дом и смяла двух партизан, карауливших фрау. Немецкая помещица оказалась в руках у женщин-крестьянок…
Когда с имением было покончено, командир отряда обратился к двум автоматчикам-партизанам:
— Ну, акт о приеме хозяйства составлен. Выдайте расписку господину барону и господину управляющему.
Два выстрела прозвучали в ночной тишине…
Посыльный, примчавшийся с заставы, выдвинутой партизанами почти к самому городу, сообщил, что у казармы немецкие солдаты грузятся в автомашины. Немцы опоздали. Последняя группа партизан уходила в лес. Вместе с ними шли все рабочие совхоза… На поляне возле штабной землянки командир отряда перед строем нового пополнения сказал Анастасии Васильевне:
— Ваш приказ исполнен…
И мы увидели слезы радости на глазах этой измученной женщины.
…Через несколько дней мы возвращались туда, откуда приехали накануне. Снова длинный путь через лесные ущелья, снова розовый туман над рекой и солнце, пронзенное верхушками гигантских сосен… Мы прибыли на старое место. У Западной просеки сани поравнялись со знаменитым подрывником. Перечисляя всё, что здесь произошло за время нашего отсутствия, он сказал:
— Между прочим, вчера вернулась сюда Валя С. Знаете ее?
— Не может быть! Неделю тому назад мы видели ее в госпитале на «Большой Земле». Она еще не могла ходить…
— Да, это правда. Валя С. снова оказалась в Брянском лесу.
Но где же она?
Как ей удалось вернуться?
Почему она покинула госпиталь?
Прошел час, другой, и мы получили ответ только на первый вопрос. Валя неожиданно появилась в лесу на тропинке, ведущей к штабу. Это было через час после, нашего от’езда в район П. Возле хижины она встретила партизана, приехавшего из ее родного отряда на лошади. Валя пошепталась с ним о чем-то и потом, не заходя в штаб, села в сани. Ее спутник помахал кнутиком, скрипнули полозья, и они уехала в неизвестном направления… Всё это рассказал нам дежурный, находившийся в это время у штаба и хорошо знавший Валю в лицо…
Мы встречались с этой девушкой-партизанкой еще в Москве, когда ей вручали боевой орден, знали ее историю. Накануне отлета в Брянский лес нам сказали, что Валя находятся в госпитале небольшого прифронтового города. Нам нужно было ехать именно туда, и на следующий день мы уже стояли в палате у кровати, к изголовью которой был прислонен новенький пистолет-пулемет. Это был славный автомат — ППШ. На его
