Ознакомительная версия.
В 1839 г. было крайне неприятное дело о краже вещей в Аничковом дворце из комнат императрицы Александры Федоровны. Надо заметить, что при Николае I, несмотря на достаточно частые факты воровства, преступников, как правило, находили. В ходе следствия выяснилось, что ворами были истопник Михайлов и полотер Чукасев435. Надо отметить, что в «личные комнаты» императорской четы вообще допускался самый ограниченный и тщательно проверенный дворцовый персонал. Но, видимо, подчас искушение оказывалось сильнее страха наказания.
Случались и откровенные вооруженные грабежи. В 1844 г., перед самым праздником Рождества, в комнату к камер-юнгферы Карповой, спавшей возле опочивальни императрицы, ночью прокрался вор с ножом в руках и стал требовать у нее денег. Камер-юнгфера, несмотря на весь ужас происходящего, не потеряла присутствия духа и, изъявив готовность дать грабителю денег, сказала, что они хранятся в соседней комнате. Выйдя, она закрыла свою спальню на ключ, находившийся в замке, и бросилась за дежурной прислугой. Люди сбежались, однако, они опоздали, поскольку вор, почувствовав неладное, выломал дверь и скрылся. Надо подчеркнуть, что описанное происходило не на постоялом дворе и не в гостинице, а в главной императорской резиденции – Зимнем дворце.
Немедленно организовали расследование. Решающую роль вновь сыграла камер-юнгфера, поскольку в грабителе она узнала одного из придворных лакеев. Тот был немедленно арестован и допрошен гофмаршалом Шуваловым. Допрос закончился безрезультатно и лакей отказался признавать свою вину. Только после личного вмешательства в эту скандальную историю Николая I, лично допросившего лакея, удалось добиться от него признания. Как выяснилось, при Дворе он прослужил уже пять лет, но при этом постепенно превратился в горького пьяницу. К 1844 г. он все пропил и опустился настолько, что покусился на «святое» – на парадные лакейские штаны с галуном, которые он заложил за 3 рубля. Поскольку приближался праздник, на которых лакей должен был служить в этих парадных штанах, а денег для их выкупа из ломбарда не было, он и решился на разбой. При этом он подчеркивал, что нож «на дело» он взял, чтобы только «попугать» камер-юнгферу. По высочайшей воле лакея-разбойника предали военному суду, который приговорил к прогнанию сквозь строй через 2000 человек и обращению потом в арестантские роты. Николай I смягчил наказание отменой телесного наказания436.
В ноябре 1851 г. во второй запасной половине похитили 12 шелковых штор с окон. Как только пропажа обнаружилась, немедленно последовал рапорт «майора от ворот» инженер-полковника Кубе на имя министра Императорского двора князя Волконского. Расследование заняло только два дня и быстро установило круг подозреваемых. После ряда допросов выявили всех участников кражи. Выяснилось, что дворцовый работник Бубнов сорвал шторы с окон, вынес их из дворца и продал неизвестным лицам по 2–3 руб. за каждую штору. Прибыль он поделил с «подельником», лакеем Абросимовым, тот сорвал две шторы. Дело доложили императору, он собственноручно написал на докладе «Судить всех военным судом».
Кем были преступники? Как следует из формулярных списков, Дмитрий Бубнов являлся работником Высочайшего двора, православным, холостым, с жалованьем в 116 руб. в год, сын мелкого таможенного чиновника. Его служба при
Дворе началась в 1841 г., куда он был определен фельдшерским учеником. В 1843 г. – произведен в фельдшера. В 1845 г. из фельдшера Бубнова перевели в истопники. Надо заметить, что в придворнослужительской иерархии превращение фельдшера в истопники было безусловным повышением, поскольку истопник вхож во внутренние помещения дворца и становился ближе «к телу» императора, чем фельдшер. Однако в 1849 г. его карьера дала трещину: Дмитрия Бубнов разжаловали за пьянство из истопников в простые работники.
Надо заметить, что за всеми придворнослужителями, подвергшимся дисциплинарным наказаниям, следил полицмейстер Боуэрского, Прачечного и Придворнослужительского домов. Он следил за холостыми, разжалованными работниками, жившими в дворцовом общежитии. Они категорически не допускались на дежурство в комнаты императорской семьи. При расследовании полицмейстер донес по команде, что Бубнов вел себя хорошо и поэтому переведен из штрафного в общее отделение холостых придворнослужителей.
Примечательно, что пострадали не только воры, но и лица, связанные с ними. Николай I лично приказал посадить под арест гоффурьера Петрова, отвечавшего за обслуживавший персонал дворца, и камердинеров Панкова и Иванова, в чье дежурство совершалась кража. Они просидели на гауптвахте две недели, пока их не освободили по личному распоряжению царя437.
Бубнова и Абросимова судил военный суд. Это был военный, но, тем не менее, суд. Он начал выяснять обстоятельства дела и задавать вопросы, поскольку не был осведомлен о нюансах придворной службы. Прежде всего, очертили круг обязанностей виновных. Как следует из ответа Придворного ведомства, обязанности лакеев, истопников и работников заключались в соблюдении чистоты комнат, в дежурстве на определенных местах с ответственностью за сохранность залов и «продовольствовании Особ и лиц». Как следует из документов, служба их оказалась достаточно тяжела, поскольку придворнослужительские вакансии часто были не заполнены, и дежурных некому сменить, поэтому они находились на постах «весьма продолжительное время». Также суд установил, что шторы провисели на окнах не менее пяти лет, поэтому были уже выгоревшие и ветхие. Хотя изначально украденные шторы обошлись казне в 398 руб., их можно было продать только за 2–3 руб. серебром за штуку.
Тем не менее воров ожидало суровое наказание, и прецеденты тому уже были. По высочайшему повелению, в декабре 1844 г. придворного лакея Алексея Тормахина предали военному суду и по его решению приговорили к телесному наказанию. 30 декабря 1844 г. в 5 часов утра в манеже Инженерного замка собрали камер-лакеев, лакеев и нижних служителей всех придворных ведомств для присутствия при исполнении приговора над лакеем Алексеем Тормахиным. В 1850 г. истопника Придворного ведомства Николая Великанова за кражу наказали шпицрутенами (три раза через 100 чел.), а потом отдали в арестантские роты.
Но в 1851 г. выяснилось совершенно неожиданное обстоятельство. Из министерских архивов извлекли два указа Екатерины II, которыми категорически запрещалось подвергать телесным наказаниям «ливрейных служителей при высочайшем Дворе». В указе от 12 марта 1765 г. приказывалось «телесного наказания не чинить, а чинить штраф, смотря по вине содержанием под арестом… на хлебе и воде… или отсылать в военную коллегию для направления на военную службу». Но, как следует из следующего указа от 6 мая 1771 г., этот указ не соблюдали. Екатерина II с возмущением пишет: «Как уведомились мы, к не малому удивлению нашему, что несмотря на сие наше повеление воля наша не исполняется, и также при дворе нашем возобновилась злая привычка ливрейных служителей бить… Все суровости от невежества, рожденные и выдуманные, через сие накрепко запрещаем под опасением нашего гнева… отнюдь никогда и ничем не бить». Нерадивых служителей она предлагала наказывать: «1. Кроткостью, если не поможет. 2. Держанием под арестом. 3. Двухсуточное сажание на хлеб и воду. Потеряв надежду… снять ливрею… и отпустить от двора или отослать в военные команды, смотря по вине его»438.
Все были озадачены, поскольку знали, что Николай I с уважением относится к своей царственной бабушке. С другой стороны, всем известно, что прислугу безжалостно наказывали. Поэтому суд немедленно начал выяснять официальный статус «ливрейных служителей», надеясь, что истопники и работники не входят в эту категорию. Однако было установлено, что «придворными служителями, именуются все лица, служащие при высочайшем дворе, которые по должности их не пользуются правом на получение за выслугу лет классного чина, а именно: камер-лакеи, лакеи, скороходы, поваренные помощники, истопники, работники и вообще поваренные служители».
Юридическую коллизию разрешил лично император. Обер-гофмейстер Шувалов доложил о проблеме государю, который лично прочел тексты екатерининских указов и «высочайше изволил собственноручно отметить»: «Отменить нельзя, но как служба считаться может только с 16-летнего возраста, то провинившуюся молодежь сих лет, подвергать детским наказаниям, для исправления, весьма можно и должно»439.
В результате по приговору суда Бубнова и Абросимова исключили из Придворного ведомства и приговорили к службе в армии рядовыми. Всех причастных к делу косвенно передавали непосредственному начальству для наказания по его усмотрению. Однако Николай I счел этот приговор слишком мягким, и 17 июля 1852 г. «Государь император собственноручно изволил написать «первых – в арестантские роты на три года, а последних – в рядовые»».
Ознакомительная версия.
