За время боевых действий, участниками которых нам пришлось побывать, мы очень плотно взаимодействовали с гражданской медициной. Институт травматологии, 14‑й корпус больницы Калинина — торакальное, абдоминальное и отделение реанимации, нейрохирургия. Там мы бывали почти ежедневно. Не говоря уже про госпиталь, где все были для нас родными людьми. Привозили наших мальчиков с поля боя, или проведывали раненых, привозили на процедуры амбулаторных больных. Пришлось в нашем госпитале полежать и мне.
В один такой приезд произошла очень любопытная встреча. В первой части своего повествования я рассказала о том, что заставило нас уйти из Первого медотряда в ОГА, и какую роль в этом сыграли наши «коллеги». Одного из них, Алексея Васильева я случайно встретила во время нашего приезда в травматологию. Юра был в приемном отделении, беседовал с доктором, а я сидела в коридоре и ждала, пока моему бойцу сделают рентгеновский снимок. Леша шел по коридору, увидел меня. Сел рядом и начал жаловаться на свою жизнь и на то, что у него все складывается как‑то не так, как бы ему хотелось. Летом на машине медотряда он ехал куда‑то, якобы за раненым, вместе с Лилей и водителем Виктором. Каким‑то образом они попали на укровский блокпост, где и попали в плен. Вместе с ними было еще два человека. Через некоторое время, около месяца их всех отпустили, кроме водителя Виктора. Мы тогда с Юрой служили в МГБ и знали об этом случае гораздо больше, чем думал глупый Алексей. О том, как они попали в плен, и о том, каким образом они оттуда вышли. Вернулись они обратно на ОГА, там после ухода всех нормальных врачей непонятно кто остался. И непонятно для чего. Как жаловался мне Алексей, его Лиля обманула, он поверил ей, а с ним так нечестно обошлись. Зарплату, выделенную на всех, она забрала себе, а его просто выгнали. Я слушала его, и кроме брезгливости он у меня не вызывал никаких эмоций. Я его слушала и думала о тех ребятах, которых я в тот день привезла из‑под аэропорта. Они служили не за деньги и не ради славы. А ты, гнида, ищешь виноватых. Есть высшая справедливость, она очень жестоко наказывает. Вышел Юрий, Алексей попросил у нас прощения за тот свой мерзкий поступок. Юра мягкий человек, он его простил. Я — нет: не прощаю предательство.
Я подхожу в своем повествовании к очень тяжелым событиям. Этот бой за аэропорт 25 сентября был самым тяжелым для меня на этой войне. Потом будут другие. Тоже страшные и тяжелые. Но этот — моя боль. Я помню его поминутно, вот только, боюсь, описать его мне не хватит таланта. Да еще и эмоции мешают. Очень тяжело вспоминать эти события. Очень больно.
Рано утром выдвинулись на территорию аэропорта. Под прикрытием технических построек развернулись. Подтянулись танки. Вместе с нашим подразделением Спецназа ДНР работали бойцы Шахтерской дивизии. Танки отработали, пошла пехота. Помню лица этих ребят, идущих на смерть. Они знали, что могут не вернуться, но они шли. Руководил нашим сводным отрядом Капа. Один из немногих русских офицеров‑добровольцев, который служит честно и не боится ходить на передовую вместе с бойцами. Мы не раз еще будем с ним принимать участие в боях. Не менее харизматичный и храбрый воин Тихан. Снайпер и прирожденный разведчик. Он — командир взвода. Все сосредоточенные и серьёзные, напряженно вслушиваются в звуки боя, в переговоры по рации. У каждого — своя задача и свое время.
Медицинский расчет в этом бою был усиленный. Юрий позвал на помощь наших коллег из МВД. Из Первого Военного госпиталя приехал врач‑реаниматолог Константин Сергеевич. Умница, прекрасный доктор, зав отделением реанимации и анестезиологии. И одновременно очень храбрый и отчаянный человек. В Шахтерской дивизии со своими бойцами была доктор Дина, для которой эта война уже восьмая (!). С целью максимально быстрого и эффективного обеспечения помощи нашим раненым ребятам, Юрий Юрич попросил у руководства госпиталя одну машину «Скорой помощи» на усиление. Её нужно было заправить, и я с водителем поехала к нам на базу заправляться по приказу ротного Капы. Приехали туда, к складу ГСМ. Там стоит зам по тылу Сан Саныч. О нем я уже упоминала. Гнида редкостная. Выхожу из машины и прошу налить горючки. Объясняю, для чего и что это приказ Капы. Мне в ответ: «Видал я твоего Капу…. Кто он мне такой». И тут у меня в руках совершенно случайно оказался пистолет, и как‑то даже сам собой передернулся. Зная мой крутой характер, наливщики побледнели. Сан Саныч шмыгнул за угол и уже оттуда крикнул ребятам: «Налейте этой… 40 литров». Назад машина неслась, не касаясь земли, казалось, она летит, подгоняемая моей яростью. Позже Юрий рассказывал друзьям: «Еще не видя приехавшей машины, я услышал возмущенный вопль Ангела. Она кричала так, что заглушала работавшие в этот момент «Грады». И если бы ей тогда попался в руки этот гад, она бы его точно прибила».
Тем временем пошли первые раненые. Вначале были легкие, осколочные. Обрабатывали, собирали по несколько человек в машину и в город. Проезжая через мост, пробили колесо. Скатились с моста, стали под прикрытием домов как раз напротив проходной шахты им. Засядько. Нужно менять колесо, иначе не доедем. А в это время минометы со стороны аэропорта отработали по городу. Ложились буквально рядом с нами. Мы с Красным давай менять колесо. Заглянула в салон к раненым — как вы там? Терпимо, сестричка. Никогда не думала, что сумею с такой скоростью раскручивать колесо. Пока Красный снимал запаску, я как на питстопе «Формулы 1» уже раскрутила все болты. Увидели, что по встречке едет легковушка, остановили, предупредили, чтобы не ехал, стреляют. Парень помог нам с колесом, и мы поехали дальше. Отвезли и обратно. Навстречу нам Виталька на машинке МВД. Прилетели на место нашей стоянки. Выхожу из машины и слышу, что кого‑то принесли. Хватаю сумку и бегу, хотя там и без меня медиков хватает. На плащ‑палатке бойцы принесли раненого, бросаюсь к нему, еще не видя, кто, и тут шок — «Арафат»! Братик, что с тобой?! Бросаюсь к нему, и тут меня кто‑то хватает за талию и прямо отрывая от земли, тащит в сторону. «Ангел, нет! Ты ему уже не поможешь. Под ногами разорвался вог». Умер сразу, не мучаясь. Плакать и истерить некогда. НЕЛЬЗЯ! Закрыла ему глаза. Синие, как небо…
Тут несут еще одного раненого. Константин Сергеевич отдает четкие команды: «Входи в вену! Носилки и в машину!» В машине начали делать интубацию, но ничего не смогли сделать. Ранение в шею, и весь воздух вместе с кровью вылетал наружу. Мы не смогли его спасти. Позывной у этого бойца был «Урал». И сам он такой, как и его позывной — в возрасте, седоватый и надежный даже уже будучи по ту сторону. Отвезли прямо в морг. Пока я оформляла необходимые документы, мой умничка Красный уже успел поменять нашу пробитую запаску у какого‑то водилы «Скорой» на территории больницы. Летим обратно.
Эта жуткая карусель продолжалась до самой темноты. Ранили Нинзю, добровольца из России. Сломана рука и ранение в ногу. Мы его обрабатываем, а он криком кричит, не от боли, нет. У него там брат погиб. «Что я маме скажу? Брат только три дня как приехал. Что я маме скажу?» И слезы, горькие слезы. Там много ребят погибло. От отсутствия нормальной связи, скоординированности действий, от вопиющего непрофессионализма отдающих приказы офицеров. Как потом оказалось, «Градами» накрыли наши же позиции. А на тот момент нужно было как‑то попасть туда и забрать тех, кто выжил и только ранен. В разведку пошел Мороз. Об этом человеке я уже писала раньше. Прирожденный воин, храбрый и умный. Пока ходил на разведку, казалось, время остановилось. Вернулся. Очень спокойно и толково показал на карте командиру Капе, где лежат наши парни, где противник и как размещена их техника. Сказал, что слышал даже речь на английском и польском языках. Это значит, что подошел очень близко.
По результатам разведки решено ехать на открытом тягаче за ребятами — потому что никакой бронетехники у нас не было. Поехал Тихан с несколькими бойцами. Тягач не военный, что‑то из гражданской, оставленной в аэропорту. Мы с Юрием рвались поехать вместе с ребятами, но жёсткий приказ Капы: «Ангел, я сказал НЕТ!» остановил мой порыв. Минут через 30–40 привезли ребят. Начали тут же оказывать необходимую помощь. Ранения были разной степени тяжести. Юрич распределил по разным машинам и маршрутам — кого в травму, кого в Калинина в 14‑й корпус. Легких — в госпиталь. И опять сумасшедшая гонка по кругу. Когда ехали через Путиловский мост, по нам стрелял снайпер. Четко слышала попадание в фару на крыше машины. Я везла тяжело раненного парня и голову его держала у себя на коленях, обнимая руками, чтобы его не так сильно трясло. Обнимаю его и прошу Всевышнего, чтобы спас, если не меня, то хоть их. Рядом сидели мальчишки с переломами, им меньше досталось, но в глазах — непередаваемая смесь ужаса от увиденного, радости спасения и ярости.
Мальчиков определила в травматологию. Хорошо запомнила дежурившего в тот день врача Имени его не помню, высокий, с усиками, лет около 35. Очень чётко и профессионально работал. Некоторым небольшие ПХО делал прямо в приемном отделении. Никаких задержек и проволочек. Когда через полгода я приехала в отделение проведать раненного командира, встретила этого доктора в коридоре. Он скользнул по мне взглядом, потом сбился с шага и повернулся, подошел. Спросил неуверенно: «Я вас откуда‑то помню?» Я сказала: «Да, доктор, я — Ангел, мы с вами осенью часто встречались. Только тогда я была в форме, в разгрузке, в пыли и крови, а сегодня в платье, с прической и на каблуках». Посмеялись, вспомнили те дни. Поблагодарили друг друга.
