дом: каким-то чудом немецкие подрывные команды его пощадили. Когда капитан Роберт Ньюэлл из американской медицинской службы осмотрел здание, оказалось, что почти во всех окнах выбиты стекла, электричество было только в двух комнатах, а в жилых помещениях полно крыс и насекомых. Ванные оказались “зловонными”, а их оснащение он описал как “негигиеничное, ненормальное и примитивное” и предложил снести здание полностью. В том, что касалось санитарии, легче было разместить в палаточном городке не только личный состав, но и штаб Восточного командования
7.
Советская сторона, твердо решившая, что и американцы, и советские военные разместятся в доме, приступила к ремонту. Но их ждал неприятный сюрприз. Двадцать седьмого апреля красноармейцы, войдя в подвал, обнаружили заряд из трех авиабомб, каждая четверть тонны весом. Еще три заряда такой же мощности были размещены в других местах: два в главном здании и один в пристройке. В случае взрыва от зданий ничего бы не осталось. Все четыре заряда при помощи проводов соединялись с радиоприемником, зарытым в земле на расстоянии 300 метров от главного здания. Их можно было взорвать, послав радиосигнал, а батарей радиоприемника хватало на полгода. Уже прошло семь месяцев с тех пор, как Красная армия отбила Полтаву, но заряды не взорвались – скорее всего из-за повреждений провода, ведущего от радиоприемника к авиабомбам. Генерал Алексей Никитин приказал эвакуировать здание и переселить американских офицеров. В конце концов об инциденте узнал даже Сталин, пока советские инженеры пытались выяснить, как работал аппарат. Они еще не имели дела со столь сложно устроенным радиоуправляемым устройством8.
Несмотря на все трудности, работа в Полтаве и на двух других базах шла с головокружительной быстротой. Операция “Фрэнтик” стала своего рода гонкой со временем. Планы реконструкции баз в Миргороде и Пирятине были готовы к 22 апреля: в первом городе советская сторона превратила бывшую школу для девочек в жилое здание, во втором переоборудовали старые артиллерийские казармы. Двадцать четвертого апреля на самолете из Тегерана прибыли первые американские инженеры, связисты и медицинский персонал; 26 апреля первые постоянные сотрудники отправились в Пирятин, а днем позже – в Миргород. Двадцать восьмого апреля в Полтаву пришло первое оборудование, доставленное из Соединенного Королевства через Мурманск. Металлическое покрытие, которое предполагалось разгрузить первым, пришлось выгружать в последнюю очередь, так как оно было уложено на самое дно трюмов. Но наконец извлекли и его. Американцы вместе с советскими коллегами начали выкладывать новые взлетно-посадочные полосы и продлевать те, что уже были9.
Технология сборного металлического покрытия, неизвестная в Советском Союзе, впечатлила даже Сталина. В марте 1944 года, когда генерал Никитин рапортовал ему о том, что советская авиация по большей части не может подняться в небо из-за дождей, превративших взлетно-посадочные полосы в заиленные топи, Сталин спросил генерала, производят ли металлические взлетно-посадочные полосы в Советском Союзе. “Нет, – ответил Никитин. – На изготовление полос нужно много металла: каждая полоса весит около пяти тысяч тонн…”. Сталин перебил его: “Откуда вы знаете, сколько у нас в стране производится металла? Вы специалист?” Он приказал Никитину подготовить докладную записку и передать ее в Государственный комитет обороны, главный орган управления CCCР во время войны10.
Советская сторона приложила все усилия, чтобы доставить покрытие в Полтаву и собрать его. Плиты, изготовленные на металлургических заводах в Питтсбурге, перевозились морем в Великобританию, затем в Мурманск и Архангельск, а потом поездом – в Полтаву и на соседние базы. Всё успели вовремя. Удивительно, но в разгар подготовки к крупномасштабному наступлению в Белоруссии, назначенному на 22 июня 1944 года, советская сторона нашла вагоны, чтобы доставить покрытие из северных русских портов на Украину. Прибытие каждой новой партии на полтавские базы было настоящим праздником. Дин и его коллеги видели, как на одной из железнодорожных станций “русские солдаты ликовали всякий раз, когда из составов выгружали американское оборудование”.
К удивлению американцев, основную работу по укладке металлических плит выполняли в основном военнослужащие-женщины. В марте Советы обещали прислать два инженерных батальона, каждый по 339 солдат, для помощи с реконструкцией баз, но никто не ожидал, что эти батальоны по большей части окажутся женскими. “Аэродромы наполнились русскими женщинами, укладывавшими стальное полотно”, – вспоминал Дин. “Девушки работают везде, где только можно, – рассказывал сержант Джозеф Соренсон в интервью американскому журналу Yank несколько месяцев спустя. – Водители грузовиков, снайперы, артиллеристки, зенитчицы, секретари – они делают все”. Женщины-красноармейцы стремились превзойти мужчин, особенно американцев. Когда им говорили, что норма американского бойца укладывать десять ярдов покрытия в день, они непременно укладывали двенадцать. “Было ясно: с такими темпами никаких задержек у нас не будет”, – вспоминал Дин11.
* * *
Советские и американские военные делали все, чтобы преодолеть трудности из-за разных языков и культур во время совместной работы. Языковой барьер был не всегда помехой, но мог быть поводом для шуток и розыгрышей. Один американец научил красноармейца, охранявшего вход в штаб, приветствовать каждого американского офицера такими словами: Good morning, you filthy son of a bitch [2]. Солдат гордо чеканил слова – произношение хромало, но смысл был понятен. По мнению Дина, такие эпизоды свидетельствовали о том, что советские и американские коллеги учатся ладить друг с другом12.
Полковник Эллиот Рузвельт, прибывший на украинские базы в середине мая в сопровождении генерал-майора Фредерика Андерсона, об аэродроме в Полтаве писал, что тот “находился еще почти в том же разгромленном состоянии, в каком его оставили нацисты”. Как и все остальные, он был поражен масштабным применением ручного труда там, где американцы использовали бы машины. Его впечатляла работа женщин в форме – “здоровенных амазонок, которым ничего не стоило перекидывать 50-галлонные бидоны бензина как мячики”13.
В программу визита полковника Рузвельта на полтавские базы входил не только осмотр аэродромов, но и поездка в Полтаву, организатором которой был генерал-майор Перминов. Город лежал в руинах. В окрестностях Полтавы в сентябре 1943 года проходили масштабные бои, когда Красная армия освобождала эту область. К маю 1944 года улицы очистили от развалин, но в оставшихся зданиях все еще не было окон, а иногда не хватало стен и крыш. СССР подсчитывал потери. Частично или полностью было разрушено 45 школ, 9 больниц, многие театры и музеи. Было утрачено 350 тысяч квадратных метров жилья14.
После того как советские войска вошли в город, там едва ли не первым делом возвели памятник Сталину. От довоенных памятных строений сохранились единицы. “Страшным был город Полтава. – вспоминал советский авиатехник Владлен Грибов, назначенный с другом на авиабазу в Миргороде, когда описывал свои впечатления, впервые побывав в городе
