[ГААОСО, ф. Р-1, оп. 2, д. 36 866, л. 17, 18, 27].
Косьмин писал: «Вы были откомандированы в отряд мною и Р. Ф. П., а не Б. Р. П. и, следовательно, Ваши обязательства могут существовать только в отношении меня и партии, хотя Вы в партии официально и не числитесь. Когда японское командование ставило вопрос о заместителе доблестного И. С. Осипова, то оно запрашивало об этом не руководителей Б. Р. П., а меня, и я назвал Ваше имя. Судите сами, ошибся я, выдвигая Вашу кандидатуру, или нет. Я с глубоким уважением отношусь к организации Б. Р. П. и ее руководителям, но Р. Ф. П. требует, чтобы все те, кого она куда-либо выдвигает, партии безусловно повиновались…» [HIA. Larin Papers, box. 1, f. 1.10].
Родзаевский всемерно старался укрепить свои позиции, устанавливая самостоятельные связи с японскими группировками, нередко оппозиционными Одзаве, окружил себя личной охраной, составленной из людей, готовых практически на все. Вероятно, поводом для окончательного расхождения между Косьминым и Родзаевским стало убийство члена военного отдела РФП Огнева, чья отрезанная голова была подброшена в ограду советского консульства в Харбине. Дело было темным, но главным подозреваемым в этом преступлении в эмигрантской среде называли А. Болотова, главу охраны Родзаевского.
После ухода Косьмина далеко не все офицеры покинули фашистскую партию, а были и такие, кто поддержали Родзаевского, хотя ранее не имели отношения к РФП. В середине 1930-х гг. «бардом» фашистской партии стал А. Несмелов, которого ранее многие называли «предателем, проходимцем» за его в общем-то аполитичность — легкость с которой он переходил из одной газеты в другую, не взирая на их политическую ориентации, и лишь потому, что там больше платили [РГАЛИ, ф. 1337, оп. 5, д. 12, л. 29].
Якуш Иван Илларионович, 1891 г. р. Окончил учительскую семинарию (1910) и ускоренный курс Алексеевского военного училища (1916). В июне 1918 г. участвовал в антибольшевистском восстании в г. Вольске, младший офицер 8-го Вольского пехотного полка. С сентября 1918 г. в отряде атамана Анненкова, позднее в ОМО. Военный контролер Цензурно-контрольного отдела при ставке Главнокомандующего (1920), капитан. После эвакуации в Маньчжурию работал учителем на ст. Чжалайнор и в Харбине. Служил в Русской группе войск Шаньдунской армии, инженерная рота 7-го полка, капитан китайской службы. С 1928 г. в Харбине, давал частные уроки. В 1935 г. вступил в ряды ВФП, сотрудник газеты «Наш путь» (1935–1938). Член Объединения окончивших Алексеевское военное училище в Харбине.
В Шанхае в начале 1932 г. ходили слухи, что Семенову поручена организация белых и монгольских частей. Задачей этих войск является наступление на Сибирь по двум направлениям — на север и северо-запад. Войти в Монголию, там создать движение в направлении Урга — Иркутск. На создание этого дела Семенов якобы получил в Токио три миллиона иен [Русская военная эмиграция, т. 8, с. 512].
В своем докладе в апреле 1932 г. генерал Бурлин отмечал, прежде чем начать вооруженную борьбу с СССР Японии необходимо разрешить маньчжуро-монгольский и китайский вопросы. Создать прочную базу в Маньчжурии, совершенно безопасную от каких-либо осложнений во время будущего столкновения. Для этого нужно укрепить и легализовать независимость нового Маньчжурского государства; создать в нем благожелательную для Японии власть; закрепить в новом государстве свое исключительное влияние; развитием и обеспечением железных дорог в Маньчжурии создать регулярную и мощную работу транспорта; вытеснить советское влияние в Северной Маньчжурии; создать и оборудовать учреждения и пункты, необходимые для успешного развертывания и действий армии; создать необходимые благоприятные политические условия международного характера [Русская военная эмиграция, т. 8, с. 345]. Как покажет время, Бурлин был во многом прав.
Только из Харбинской тюрьмы в начале 1933 г. было освобождено 44 белых активиста, осужденных после советско-китайского конфликта 1929 г. [Русская военная эмиграция, т. 8, с. 375–379]. Освобождались и другие белые, попавшие в тюрьмы в разное время и по разным статьям, включая печально известного семеновского полковника Л. В. Сипайлова. Сипайлов, в годы Гражданской войны служивший в контрразведке у атамана Семенова и генерала Унгерна, по слухам, прославился своей жестокостью и садизмом. В начале 1920-х гг. он был арестован китайскими властями и до 1932 г. находился в заключении в Харбинской тюрьме. После освобождения вступил в ряды ДВСК и был привлечен японцами к секретной деятельности. Кроме того, летом 1934 г. из Харбинской тюрьмы были освобождены 29 «зыковцев», бывших партизан из отряда есаула Зыкова [АВПРФ, ф. 100 б4, оп. 1, п. 3, д. 28].
В РОВС подъесаул Вощило вступил не ранее 1931 г. после того, как был исключен из состава КИАФ [ГАХК, ф. Р-830, оп. 3, д. 41 212, л. 20].
Полковник Аргунов погиб в октябре 1932 г. в Харбине. По официальной версии, полковник был убит случайным выстрелом, произведенным подполковником Н. А. Мартыновым во время их ночной встречи на Новогородней улице Харбина. Однако многие, в том числе и генерал Дитерихс, имели подозрения в отношении Мартынова. Уже в то время и позднее против Мартынова выдвигались обвинения в его связях с советской разведкой или секретной работе на японцев, но установить истинные причины произошедшего до сих пор не удалось.
Как следует из письма Курочкина Ларину (1 июля 1934 г.), Сычев заявлял, что «вести работу БРП сейчас нельзя, т. к. японцы не хотят помогать нам в ведении национальной работы, а работать на себя и одновременно на них он не намерен» [HIA. Larin Papers, box. 1, f. 1.10].
Полковник Кобылкин после возвращения из китайской армии в 1928 г. первоначально жил в Мукдене, состоял членом Правления местного отделения Обще-Воинского Союза. В 1931 г. он переехал в Харбин, где вступил в Забайкальское казачье землячество генерала Шильникова. Являлся инструктором НОРР по военной подготовке. В БРП вступил якобы по предложению Вощило [АВПРФ. Ф. 0100 б. Оп. 5. П. 106. Д. 27. Л. 21].
В одной из своих писем Ларину (1 сент. 1934 г.) Курочкин сообщал, что работать, несмотря на сложные обстоятельства, можно: «Здесь есть еще люди, не забывшие ни Бога, ни Россию. И если бы не было их, то оставалось бы одно: пойти и помереть смертью солдата на родной земле…» [HIA. Larin Papers, box 1, f. 1.10]. Наиболее значимым сотрудником Курочкина, как
