районе г. Маньчжурия. Переход, вероятно, был подготовлен советской разведкой, с которой позже Тырсин отношения разорвал. Служил в Русской группе войск Шаньдунской армии, в русской роте ШВК. Член Союза Казаков в Шанхае (1927–1933). Содержал частную механическую мастерскую по ремонту автомашин в Шанхае (1929–1930). С мая 1930 г. — на службе в английской морской полиции Гонконга. Уличен в провозе контрабанды (1932), осужден на 10 месяцев тюрьмы. В январе 1933 г. выехал в Шанхай, работал наблюдающим по ремонту автобусов во французской трамвайной компании. С августа 1933 г. — в Харбине, полицейский железнодорожной охраны Мукден-Гиринской железной дороги. Член ВФП. С апреля 1934 г. — старший полицейский поселковой полиции в Трехречье, начальник 1-го участка пограничной охраны в г. Келари. Позднее сотрудник японской жандармерии и негласный агент в Трехреченском отделении ЯВМ. Участвовал в вылазках на советскую территорию.
Публикации в газете «Русские в Китае» (Екатеринбург) и журнале «Русская Атлантида» (Челябинск).
Интересным документом в этом отношении является сборник «Краткие сведения из уставов для обучения молодых казаков», использовавшийся в казачьих учебных командах. Общий раздел «Кратких сведений» гласил: «Каждый русский подданный, или гражданин по-теперешнему, обязан защищать свое государство. Защищать что-либо от нападающих можно только оружием. А мы, эмигранты не признали теперешней власти в России и ушли в чужия страны, но большинство наших братьев осталось дома и невыносимо страдают от гнета коммунистов. Там дома нарастает большое недовольство властью и мы эмигранты не собираемся оставаться вечно за границей. Коммунисты добровольно от власти не уйдут, их можно только силой прогнать. Никто посторонний не будет изгонять для нас большевиков, самое большее, на что мы можем надеяться — на оказание помощи, а свергнуть ненавистную власть придется нам самим. Принять участие в этом должен каждый русский и особенно молодежь. Для выполнения этих задач каждый молодой человек должен быть ознакомлен с военным делом» [Краткие сведения из уставов для обучения молодых казаков. [Б.м.][Б.г.], с. 1].
Крупный американский исследователь истории российской эмиграции Дж. Стефан, характеризуя изнанку «императорского пути», писал: «эти слова, если освободить их от конфуцианской упаковки, означали „служи Японии“… Он [императорский путь] означал — кланяться в пояс офицерам японской императорской армии. Он означал — опускать глаза, когда японцы, громко переговариваясь, входили в православную церковь поглазеть на службу. Он означал — платить „за безопасность“ такие суммы, какие не снились и хунхузам. Он означал — проявлять „искренность“, то есть рвение в сотрудничестве с японцами, якобы выполняющими благородную миссию в Восточной Азии. И прежде всего он означал страх» [Стефан, 1992, с. 84, 85].
Еще в 1920-е гг. японский Генштаб разработал стратегический план войны против СССР, известный под названием «Оцу». План этот постоянно корректировался в связи с изменением военно-политической обстановки на Дальнем Востоке.
К началу 1941 г. советское командование сосредоточило на Дальнем Востоке более 20 процентов своих сухопутных войск. Советские дальневосточные войсковые соединения превосходила японскую группировку в Маньчжурии и Корее по численности в 1,5 раза, по орудиям и минометам — в 4,8 раза, самолетам — в 4,5 раза и танкам — в 11 раз [Горбунов, 2002, с. 446].
В июне 1942 г. состоялся второй съезд представителей казачества в Хайларе, на котором присутствовали генерал У. Гармаев, начальник 10-го военного округа Маньчжоу-го, генерал Сугикама, начальник хайларской ЯВМ, полковник Таки и др. В условиях начавшейся Великой Восточно-азиатской войны со стороны представителей эмигрантской администрации звучали заверения в поддержке священной миссии Японии по установлению «нового порядка» в Восточной Азии и вновь была организована лихая казачья джигитовка и маневры волонтерско-ополченческих подразделений [Харбинское время, 1942, 8 июня].
Отношение к полковнику Казакову со стороны эмигрантской администрации было весьма негативным. Летом 1937 г. БРЭМ издало специальное извещение, в котором указывалось, что прибывший из Шанхая Казаков, выдающий себя за хранителя казачьих знамен и собирающий среди населения деньги по подписным листам, таковым не является, а собираемые с доверчивых людей деньги обращает в свою пользу [Харбинское время вечером, 1937, 1 июля].
Милюков Юрий Николаевич являлся штабс-ротмистром Белой армии. Служил в Русской группе войск Шаньдунской армии. В начале 1930-х гг. работал надзирателем уголовного розыска на ст. Маньчжурия; возглавлял местный кадр Урало-Приамурской группы РОВС. Другим агентом японской разведки в Сахаляне являлся бывший офицер А. Карпов, служивший старшим надзирателем полиции. В начале 1945 г. Карпов был похищен советскими агентами и вывезен на территорию СССР [ГААОСО, ф. Р-1, оп. 2, д. 37 054, л. 24, 25].
В докладе помощника начальника Разведывательного управления Квантунской армии Янагита Гэндзо от 26 июня 1941 г. в отношении отряда Асано отмечалось следующее: «Я считаю, что его организация, а также вооружение, боевая подготовка и обучение постепенно повышаются. Однако для того, чтобы его действительно превратить в настоящую современную диверсионную часть, состоящую из русских, необходимо провести основательные улучшения, как в отношении организации, так и в области вооружения, боевой подготовки, обучения и т. д. В частности, необходимо увеличение численности русского комсостава, введение русских методов обучения, усиление и поднятие на должную высоту таких специальных, необходимых для диверсантов предметов, как прыжки с парашютом, механизация, артиллерийское дело, работа среди населения, изучение вопросов, относящихся к СССР, и т. д. Необходимо также повышение качества комсостава и солдат» [ГААОСО, ф. Р-1, оп. 2, д. 29 450, л. 122].
В конце июля 1941 г. под непосредственным руководством муданьцзянской военной миссии на ст. Ханьдаохэцзы состоялся общий сбор части личного состава русских отрядов горно-лесной полиции общей численностью в 350 человек. После двухнедельного обучения и проверки из них для службы в отряде Асано были отобраны 100 человек, вскоре выбывшие на ст. Сунгари-2 [ГААОСО, ф. Р-1, оп. 2, д. 35 937, л. 26].
В ноябре 1942 г. в отряд Асано поступил разработанный харбинской ЯВМ план действий в случае начала войны, имевший два варианта — зимний и летний. Согласно зимнему варианту плана, асановцы должны были пересечь границу на лыжах в районе советской заставы Омутная, а затем выйти в район ст. Халан Амурской железной дороги. Осуществить подрыв железнодорожных мостов в районе станции и возвратиться на базу. Летний вариант плана предполагал переход границы у советского пос. Сбигнево, выход на железнодорожную ст. Уруша, уничтожение
