реальном училище Мукденского православного братства, которое долгое время возглавлял полковник Блонский.
Ведущую роль бывшие офицеры играли в организации и руководстве приюта-училища «Русский Дом». «Русский Дом» был открыт в Харбине в начале 1921 г. при непосредственном участии Иверского православного братства, одним из основателей которого являлся генерал Самойлов. В состав преподавателей училища в начале 1920-х гг. входил Генерального штаба полковник А. С. Бодров. В 1924 г. заведующим приютом стал штабс-капитан по адмиралтейству К. И. Подольский [Юбилейный иллюстрированный альбом, 1928, с. 3–5], превративший «Русский Дом» в образцовое училище для детей из малоимущих семей и сирот.
Бывшие военные стали важным элементом культурной жизни Русского Китая. Целый ряд бывших белогвардейцев подвизался на ниве журналистики и издательского дела. Яркими примерами здесь могут служить М. С. Лембич, военный корреспондент в годы Первой мировой войны, активный участник Белого движения на юге России, который стал в Харбине основателем издательства и газеты «Заря», одного из наиболее успешных коммерческих проектов в своей области, и Генерального штаба полковник Н. В. Колесников, издававший в Шанхае военно-научный журнал «Армия и Флот», самое известное издание подобного рода в Китае. Среди многочисленных офицеров, являвшихся сотрудниками русских газет и журналов в Китае, к наиболее известным можно отнести штабс-капитана А. В. Петрова (Полишинель), работавшего в газетах «Русское слово» и «Рупор» в Харбине, «Вечерняя заря» и «Шанхайская заря» в Шанхае.
В литературных кругах эмиграции большую известность приобрели штабс-капитан А. И. Несмелов (Митропольский), поручик Л. Е. Ещин, хорунжий А. А. Ачаир (Грызов), сын полковника Сибирского казачьего войска А. Г. Грызова, военный летчик М. В. Щербаков, и др.
Некоторые бывшие военные зарабатывали на жизнь, участвуя в цирковых и театральных труппах и различного рода творческих коллективах. Например, в 1920 г. в Шанхае по инициативе поручика Черкеза было создано Литературно-артистическое общество, которое имело свой хор. Выступали в хоре русские офицеры и их жены [MRC, box 2, f. Материалы СCРАФ]. В середине 1920-х гг. широкую известность на Дальнем Востоке получила группа казаков-джигитов, возглавляемая войсковым старшиной Г. К. Бологовым [177]. Группа дебютировала осенью 1923 г. на Харбинском ипподроме. Выступление имело большой успех, особенно среди японцев, которые предложили казакам организовать турне по Японии. Дав согласие, Бологов и двадцать два казака из его группы гастролировали шесть месяцев по японским городам, а в 1924 г. уже по приглашению американцев труппа совершила поездку в Манилу. В 1925 г. двенадцать казаков во главе с Бологовым вошли в состав организованной американцами большой труппы наряду с американскими ковбоями и индейцами. За полтора года труппа объехала с выступлениями юг Китая, Индокитай, Индию. В августе 1926 г. казаки возвратились в Шанхай, намереваясь в дальнейшем отправиться в Австралию, но их дальнейшая карьера не состоялась во многом из-за конкуренции со стороны казаков-донцов, с большим успехом выступавших в Америке и странах Азиатско-Тихоокеанского региона [Шанхайская заря, 1926, 12 авг.].
Нужно отметить, что русские внесли большой вклад в развитие на Дальнем Востоке конного спорта — в Харбине, Шанхае, Тяньцзине существовали манежи и школы верховой езды, содержавшиеся бывшими русскими офицерами-кавалеристами. В Шанхае школы верховой езды содержали генерал-майор М. М. Соколов [178] и ротмистр В. В. Князев [179]. Ротмистр А. А. Гурвич [180] являлся управляющим одной из лучших в городе школ верховой езды «Columbia and Western Riding Academy», где работало немало русских офицеров-кавалеристов. В Тяньцзине небольшой манеж содержал полковник Бендерский.
Некоторые военные эмигранты блистали на спортивных аренах Дальнего Востока. Пожалуй, наиболее известным русским борцом в Китае являлся бывший военный летчик, поручик Г. Бауман, выступавший в Харбине и Шанхае [181]. Среди спортсменов-наездников особенно выделялся генерал-майор М. М. Соколов, выигрывавший призы Дерби, Шанхайского чемпионата и «Золотую вазу» [Александров Е., 2005, с. 472].
Стремясь приобрести выгодные гражданские профессии и восполнить обусловленные военными годами пробелы в образовании, бывшие военные поступали в учебные заведения или обучались на различных курсах. В этом отношении наиболее благоприятная обстановка сложилась в Харбине, где не только действовало много специальных учебных курсов, но были организованы и высшие учебные заведения: в 1922 г. — Русско-Китайский политехнический институт (позднее Харбинский политехнический институт — ХПИ) и Юридический факультет, в 1924 — Институт ориентальных и коммерческих наук, в 1925 — Педагогический институт. В первый годы работы харбинских вузов на студенческой скамье оказалось немало военной молодежи — офицеров, юнкеров, кадет. Особенно это было характерно для Юридического факультета, а сформировавшееся в составе факультета Русское студенческое общество (РСО) руководилось почти исключительно бывшими военнослужащими Белой армии — капитаном А. В. Белоголовым, поручиком А. Н. Покровским, юнкером П. И. Грибановским, подпоручиком В. В. Голициным и др.
Большой популярностью среди офицеров пользовались курсы шоферов и автомехаников. Созданный в 1930 г. при ХКПРБ 1-й Русский автомобильный кружок, в состав которого входили около 150 человек, в массе своей был представлен бывшими офицерами [ГАХК, ф. Р-1128, оп. 1, д. 74, л. 27, 41] [182]. Некоторые военные окончили курсы счетоводов и бухгалтеров, зубоврачебную школу и др. Ярким примером может являться генерал Кислицин, окончивший 1-ю Харбинскую зубоврачебную школу, но из-за отсутствия денег так и не сумевший открыть собственный врачебный кабинет [Мелихов, 2007, с. 216].
Анализируя проблему занятости бывших русских военных в Китае, нужно отметить, что редко кому из них удавалось найти постоянную, хорошо оплачиваемую работу. Иногда любое занятие, приносившее самый мизерный доход, составляло большую удачу. Уровень безработицы в эмигрантской среде был очень высок. Согласно сведениям ХКПРБ, на 1925 г. в Харбине более 56 % эмигрантов не имели работы [Ципкин, 1998, с. 109]. Поэтому для большинства бывших военных была характерна частая смена сферы деятельности, места работы и места проживания. Такую нестабильность хорошо иллюстрирует письмо полковника Веденяпина в Париж к генералу Головину (1928 г.). Веденяпин, первоначально обосновавшийся в 1920 г. в Шанхае и удачно устроившийся на службу в отделение Русско-Азиатского банка, в дальнейшем был переведен в отделение банка в Тяньцзине, а после его закрытия и вовсе оказался без работы [ГАРФ, ф. Р-5793, оп. 1, д. 1д, л. 319 об]. Полковник, в частности, пишет, что уже третий раз за время эмиграции со страшным напряжением меняет свой род занятий — изучает новое дело [страховой бизнес — С. С.]. Работает с 8 утра до 8 вечера почти до обморока, поскольку от успеха зависит не только его личное благополучие, но и благополучие близких ему людей [HIA. Golovin Papers, box 12, f. Associations of military science in emigration II].
Из-за жизненной неустроенности, отсутствия постоянной работы и жилья, а также по ряду других причин (неблагополучный образ жизни, физические увечья и психические травмы, и т. п.), включая участие в антибольшевистской борьбе, многие военные эмигранты не имели семей и часто переезжали в поисках лучшего положения с места на место [183]. Многие, не найдя себя, погибли от алкоголизма и наркомании, или покончили жизнь самоубийством [184].
