сумел примирить свое всеми признанное стремление уничтожить все и каждого, связанного с властью Москвы, с этой центральной осью марксистской системы. Говорят, что он сказал такое Зейсс-Инкварту 26 сентября 1941 г. и что коллективным хозяйствам нет альтернативы, так как «советскую интеллигенцию можно считать уничтоженной». Так что Гитлер не сумел вообразить ничего лучшего, чем система, в создании которой Сталин потерпел крупную неудачу. (Неудачи были в ходе создания, в дальнейшем колхозно-совхозная система бесперебойно поставляла продукты питания согласно «планам партии» (даже если самим крестьянам не хватало самого необходимого). —
Ред.) И тем не менее с помощью той же самой системы ожидалось получение трех миллионов тонн украинского зерна от первого урожая и семи миллионов тонн — в 1942 г.
Эти ожидания приобрели еще больший гротескный характер, когда крестьян стали сгонять с их мелких наделов на работу в крупные имения, из которых русские (отступающая Красная армия. — Ред.) увели трактора и тягловый скот. Кох сам жаловался, что поля немыслимых размеров обрабатываются вручную. Так что в хаосе этой первой русской зимы немецкому чиновничеству пришлось обрести некоторую гибкость. 29 января Геббельс отметил в своем дневнике с необычным одобрением, что управление Розенберга подготовило аграрный план для Украины, нацеленный на постепенное возвращение к частной собственности на землю. Но не Розенберг заработал одобрение Геббельса.
Сам он вообще-то играл маленькую роль в этой революции в политике.
При своем первом знакомстве с системой коллективного хозяйства в Советской Украине чиновники военной администрации высказались в пользу ее отмены. Но Герберт Бакке выступил против такого решения с верой в жесткий государственный контроль, который заражает в военное время всех гражданских служащих и который проверяет силу их тайной страсти. Однако Бакке был слишком далеко, чтобы контролировать экономический штаб «Восток».
Полную реституцию не стоило воспринимать легкомысленно и беззаботно. Дробление имущества тысяч колхозов не могло пройти без перебоев в производстве. В случае совхозов, которых на Украине было 2 тыс., вопрос восстановления (реституции) в мыслях у крестьян ассоциировался с помещиками, бывшими хозяевами этих имений во времена империи. На Западной Украине это были не пустые опасения, потому что не прошло и двух лет с тех пор, как тут проживали польские землевладельцы. Но после поездки на Украину Бакке высказался против дальнейших перемен, и 8 ноября после консультации с ним Геринг повторно выпустил первоначальные инструкции в рамках «Зеленого досье».
Но кампания по подрыву позиций Бакке продолжалась. Отто Шиллер, делегат Рикке при министерстве Розенберга, разработал план. Будучи профессором агрономии, Шиллер до этого работал экономическим атташе в Москве и имел репутацию знатока в этой области. 14 сентября Шиллер послал докладную записку Герингу, высказываясь за постепенное упразднение колхозов с продолжением принудительного труда из-за «отсутствия стимулов для свободного предпринимательства». Этот план получил поддержку Пауля Кернера, главы управления четырехлетним планом, означая оппозицию Бакке. Даже Геринг уже не защищал правил первоначального «Зеленого досье». Его интерес в государственном контроле становился фанатичным лишь тогда, когда дело касалось получения вознаграждающих себя мест в национализированных советах директоров. Наконец, Бакке сам перестал спорить, и Гитлеру 16 декабря была отправлена совместная рекомендация от министерства Розенберга и экономического штаба «Восток». Последним противником был Эрих Кох. Он предложил, чтобы в обмен на ликвидацию ненавистной советской коллективной системы украинцы были бы вознаграждены разрешением избирать собственные деревенские советы. Это, как злорадно вспоминал Розенберг, было высмеяно Гитлером как «палата лордов Коха». 5 февраля 1942 г. Гитлер одобрил проект Шиллера.
Опубликованный 26-го как декрет министерства, новый Agrarerlass продемонстрировал скорее изменение немецкого настроения, чем практическое улучшение судьбы украинских крестьян. В теории все советское законодательство, касающееся коллективных хозяйств, было отменено. Поэтому было изменено и название — с «коллективные хозяйства» на «коммунальные хозяйства». Хотя труд членов кооперативов оставался обязательным, земля становилась их собственностью, свободной от налогов, и, если они предпочтут трудиться еще усердней, они могут претендовать на большую долю. Так что счастливые подданные страны Утопии уже были в пределах досягаемости преимуществ, которые были достигнуты холопами еще в конце XIV в. Продвинуться же за рамки XIV в. было тяжелее. Если бы эти «наполовину колхозы» выполнили поставки огромного объема экспортной продукции, который требовали германские власти, то эти же власти разрешили бы распустить данную коллективную структуру. Ее составные части превратились бы в частные фермы, как на Западе. Но любого рода плохие сведения о фермере, будь то о его работе или политических взглядах, лишали его этой независимости.
Но в чем же было преимущество такой независимости? Работа Брайтигама вновь демонстрирует бесплодность новой политики. При советской системе каждый член семьи в колхозе имел право на шестнадцать килограммов муки в месяц. По германскому декрету ее уже было только десять килограммов — практически голодный рацион. Это значило, что зерно надо было либо прятать, либо менять на черном рынке.
Тем не менее Рикке гордился своей работой. Выступая на Нюрнбергском процессе в качестве свидетеля, он заявил, что этот декрет имел успех. В районе Харькова, например, весенняя посевная 1942 г. принесла 70 процентов урожайности против 30, получавшихся при советской коллективизации (странные цифры. — Ред.). Это противоречит докладной Брайтигама от 25 октября 1942 г., в которой говорится о повсеместном крахе как Украины Коха, так и Украины вермахта. Брайтигам узнал от Пауля Кернера, что на эту дату деколлективизацию прошла лишь четверть крестьянских хозяйств, хотя процесс этот должен был быть завершен 1 августа. Помимо физических трудностей, его сдерживали распри между Розенбергом и Кохом, Рикке и Бакке. У Коха было собственное «Главное управление по продовольствию и сельскому хозяйству» в Ровно, которым заправлял самым запутанным образом другой Кернер — генерал-майор СС Гельмут Кернер — с бычьей шеей и лицом в шрамах. Это управление проводило политику регистрации как можно большего количества хозяйств в качестве совхозов или государственных хозяйств, не имевших кооперативной основы. Они оставались под германским управлением даже по условиям нового декрета. Как и бывшие советские МТС (машинно-тракторные станции), они не были даже затронуты декретом Розенберга об окончательной деколлективизации от 3 июня 1943 г. Так они и оставались германскими укрепленными пунктами во все более враждебной стране.
Такая политика Коха согласовалась с высказываниями Гитлера, которые первый столь тщательно изучал. 17 октября 1941 г. Гитлер повторил угрозу, которую высказал в Ангербурге, что Украину надо колонизовать с помощью иностранцев. Он предсказывал двадцать миллионов иностранных поселенцев через двадцать лет. Но едва Гитлер успел утвердить Аграрный декрет, как получил генеральный план «Ост» («Восток») от профессора Майер-Хельтинга. Этот профессор был советником у Гиммлера — что было уместно, поскольку Гиммлер обладал монополией на вопросы переселения, — и его точка зрения была следующей. Немецкие
