Виктор Побережных - «Попаданец» в НКВД. Горячий июнь 1941-го

– Сегодня в нашем городе… – жизнерадостным голосом хорошо выспавшейся сволочи, трещала из динамиков ведущая какой-то местной радиостанции. Хороший водитель в "микрике" попался, не врубил на полную с утра пораньше какой-нибудь очередной " владимирский централ", подумалось мне. Глядишь и вздремнуть получится, пока до Дивногорска докатим, а то из-за вчерашнего, вернее сегодняшнего футбола ни черта не выспался. И настроение препоганейшее: и спать хочется, и сборная, в очередной раз, облажалась! Блин! Ну вот! Вспомнил про этих "героев" и сон куда-то смылся. Давно запланировал рыбалку на красноярском "море", мужики уже два дня как на месте, один я, как последний лох, надеялся на победу этих "гениев" в бутсах. Думал посмотрю игру и с песней на природу! Посмотрел, ух ты! Забывшись, чуть вслух не высказал всё, что крутилось в голове, но вовремя спохватился и закрыл рот…Представив возможную реакцию соседей по маршрутке неожиданно для самого себя заулыбался. И настроение в гору почему-то само полезло. И хрен с ней, с этой сборной! Зато через какой то час буду уже на месте! Свежий воздух, друзья и сто грамм, что ещё нужно для поднятия настроения? Только спиннинг! Опять улыбнувшись, глянул в окно. О! К "тёщиному языку" подъезжаем, значит можно попытаться урвать у сна хоть полчасика. Прикрыл глаза, откинулся в кресле и тут раздался истошный женский визг! Дальнейшее отложилось в памяти какими-то стоп-кадрами. Вижу рядом полосатый бетонный блок дорожного ограждения, какой то лоснящийся-красный и почему-то прямо в салоне. Потом потолок вдруг стал правой стенкой, а сквозь новообразованный пол, далеко внизу видно деревья и камни. Последним запомнилась восхитительная лёгкость во всём теле и серая поверхность камня прямо перед лицом. И темнота…

Чёрт…Как болит голова! Я не мог себе и представить, что боль бывает такой! Вернее БОЛЬ!!!И тут она стала уходить, постепенно, неторопливо, как будто говоря: – помни, я могу вернуться! С уходом боли стали возвращаться чувства. Сначала нахлынули звуки: какой-то далёкий гул, крики каких-то птиц и шелест листьев. Потом появился запах, вернее вонь. Бензин, горелая резина и запах смерти и крови, и темнота. Тут дошло, что у меня просто закрыты глаза, но открыть не получается. Какая-то гадость склеила ресницы, пришлось руками раскрывать веки. Открыл глаза, огляделся и тут же потерял сознание. Не знаю, через какое время я очнулся, скорее всего скоро. Солнце так-же светило как и в первый миг моего "пробуждения". Так же где-то, что-то гремело. Те же деревья вокруг, тот же запах. И так же вокруг находилось то, чего не могло быть, и не было того, что быть просто обязано!

Не было дороги Красноярск-Дивногорск, не было Енисея, камней и "Газели" с пассажирами. Ничего этого НЕ БЫЛО! Зато был лес, лиственный, с дубами. Была небольшая поляна, изрытая воронками. Было несколько разбитых машин и трупы, в советской форме. Много. А я сижу на земле прислонившись спиной к колесу полуторки. Во второй раз увидав эту картину, моё сознание попыталось снова сбежать, но не смогло, осталось при мне. И тут меня скрутили судороги, словно под действием электрического тока меня то сжимало как пружину, то вытягивало в струну и так раз за разом. Казалось, что это никогда не закончится, но прекратилось и эта пытка. Я лежал обессиленный на траве, казалось, что дрожит каждая жилка в теле, трясётся каждая мышца. Отдышавшись и немного придя в себя, я перевернулся со спины на живот, упёрся руками в землю чтобы встать и тут меня опять накрыло! Руки были не мои! Куда только девалась вся слабость! Сам не поняв как я уже стоял и рассматривал. Себя!? Сапоги, тёмно-синие брюки, зелёная гимнастёрка с накладными нагрудными карманами. Кожаный ремень с портупеей через правое плечо и почему-то жёлтая кобура. Всё изрядно запылённое, на брюках и гимнастёрке пятна грязи, следы от травы и крови. Но самоё главное то, что тело не моё, вернее не совсем моё! В свои сорок лет я изрядно подзапустил себя, да и любовь к пенному напитку давно дала о себе знать. А тут я сам себя видел подтянутым и без малейшего признака пивного брюшка. Ещё бы лицо увидеть! Как только промелькнула эта мысль, я сразу бросился к стоявшей неподалёку легковой машине с разбитыми стёклами и распахнутой дверью. Буквально вырвав изнутри зеркало я со страхом и непонятным азартом уставился в него. Лучше бы я не торопился! Зеркало полетело в одну сторону а я чуть опять не потерял сознание. Оттуда блестя дикими глазами пялилась чёрно-красная, бугристая морда монстра! Только через пару минут, я понял, что это кровь и земля! Успокоившись, я машинально полез в нагрудный карман за сигаретами и уставился на зажатую в руке пачку "Казбека". Достав из брюк спички, я закурил и задумался, в первый раз после осознания себя нового что ли? Первое – привести себя в порядок, второе – осмотреть всё, что есть рядом и похоронить бойцов. Что бы кто из моих современников не думал, но живём мы только потому, что они погибали…И, наконец, третье и главное – где я? Вернее когда и где?

Решив поискать воду, оглядевшись я направился за разбитую легковушку, где мне послышалось какое-то журчание. Отойдя буквально на десяток шагов, я увидел небольшую ложбинку, из которой вытекал ручей. Умывшись и напившись удивительно вкусной воды, я опять направился к зеркалу. Долго не решался взглянуть в него, дрожали руки. Наконец, пересилив себя, я вновь поднёс зеркало к лицу. В первый момент мне показалось, что это моё лицо, только лет на двадцать моложе. Но затем увидел и разницу. У меня (старого?) голубые глаза, светлые волосы и брови, почти незаметные светлые ресницы. А тут, дико было видеть на своём помолодевшем лице синие глаза, тёмные, практически чёрные густые ресницы и почти песочного цвета брови и волосы. «Налюбовавшись» своей физиономией я, наконец, толком разглядел себя. На воротнике гимнастёрки были краповые петлицы с малиновой окантовкой, на которых было по два малиновых кубика, у ворота гимнастёрки и на рукавах малиновый кант, на левом рукаве краповый овал с серебряным мечом с золотой рукоятью и золотыми же серпом и молотом. Блин, я что кгбешник теперь? Вернее НКГБшник получается? Проверив второй карман гимнастёрки я стал обладателем удостоверения, из которого следовало, что теперь я являюсь сержантом НКГБ СССР Стасовым Андреем Алексеевичем, 1918 года рождения. Являюсь я шифровальщиком Львовского управления НКГБ с мая 1941 г. Мда… Вот так Дмитрий Николаевич Сергеев. Сорок лет был Димой, теперь стал Андреем. Блин, хоть бы чуть-чуть знать об этом времени! Хоть бы капельку памяти Стасова! На меня опять накатило, только не потеря сознания, а злость, перешедшая в ярость. Несколько минут я бессвязно матерился, выкрикивал неизвестно кому адресованные угрозы и мольбы. Обессилев, уселся прямо на траву и тупо уставился на свои руки. В правой руке был зажат ТТ. Когда я достать-то его успел? Не помню. Машинально выщелкнул обойму и быстро сделал частичную разборку-сборку "пушки". Вот тут моя обессиленность и тупость куда-то пропала. Я же никогда ни то что ТТ, "макарку" в руках не держал и, тем более, не разбирал-собирал. Единственное оружие, с которым я имел дело, это был АКМ во время срочной службы. Да и то, в основном чистил да в караулы таскал, стрелял то за два года раз десять наверное… Выходит мне от Стасова кое-что перепало, память тела, что ли? Придя в себя огляделся и вспомнил, что собирался делать. Решил похоронить мужиков вместе, в воронках. Почему-то не было ни страха, ни брезгливости-только спокойствие и понимание необходимости своих действий. Было тяжело, но до наступления темноты я справился. Закопал ребят лопатой, взятой в полуторке, постоял возле шести получившихся братских могил и направился к ручью. Умывшись, осмотрел машины и найденные продукты перенёс ближе к воде. Съел банку тушёнки, выпил водки из найденной в легковушке фляжки и отключился…..