Константин Туманов
Запасный выход
Выбраться из ущелья оказалось не так-то просто. Слоящиеся, покрытые мхом и лишайниками каменные склоны выдавали весьма преклонный возраст местных гор. Подъем, в общем-то, был не настолько и крут, чтобы по нему сложно было взобраться. Тем более имея за плечами немалый опыт горных восхождений. Вот только густые заросли какого-то колючего кустарника настолько опутали все вокруг, что путь превращался в какой-то непрерывный подвиг. Причем кусты оказались довольно высокими, практически по грудь, с маленькими темно-зелеными листьями и многочисленными колючками.
Дно ущелья и вовсе можно было только нащупывать ногами среди этого зеленого моря, колышущегося под дуновением теплого, явно не осеннего ветерка. И запах… Такой неуловимо знакомый, что хотелось зарычать от невозможности его вспомнить. Разбросанные тут и там в хаотическом порядке большие и маленькие булыжники сразу превращали движение вниз по ущелью в замысловатый акробатический номер с предсказуемым неприятным результатом. Поэтому идти пришлось вверх: видневшийся вдали гребень хребта, по крайней мере таковым он казался снизу, прямо-таки манил чистыми от зловредной растительности скалами.
– М-да. Мечта мазохиста. И ведь придется лезть. Тут даже нож не поможет, газонокосилка нужна. О, бензопила, точно. "Дружба" тут быстренько демократию бы навела, с плюрализмами. Всех под один гребешок уровняла бы…
Привычка мысленно разговаривать самому с собой у меня появилась еще с Афгана. Тогда пришлось почти неделю прятаться в полузаброшенном кяризе – древнем рукотворном русле подземного ручья. Одно хорошо – воды там было много. Даже слишком. А потом еще дней десять – ночами выбираться по гребням горных хребтов, выше нахоженных местными "товарищами" тропинок, в населенные более-менее дружественными племенами места. Пусть страшно медленно, зато безопасно. Почти.
Нет, я, к счастью, не воевал в советские времена в составе ограниченного контингента, для этого тогда был слишком молод. Побывать там пришлось гораздо позже и даже дважды. К счастью, только та командировка выдалась настолько "интересной", что одни лишь воспоминания заставляли организм непроизвольно передергиваться, как будто единым духом грамм двести сивухи жахнул. Из развлечений все это время были только неслышные внутренние монологи. В основном матерные.
Даже единственный оставшийся к тому времени целым фотоаппарат превратился во временно бесполезный предмет. Возможности зарядить аккумуляторы к нему не представлялось уже удручающе давно. Правда, до того, чтобы болтать вслух, дело все же не дошло. Все же до маразма пока далеко.
Мысленно поминая всеми известными мне матерными словами кусты, сквозь которые приходилось буквально продирать себе дорогу, и всех их возможных родственников по материнской линии местной флоры, я принялся постепенно продвигаться вверх по склону. Здраво рассудил, что захваченную с собой в это путешествие легкую куртку жалеть не стоит, все равно ее теперь только выкидывать, и сосредоточился на движении. И на том, чтобы не цеплять ветки стволом предусмотрительно взятого у отца охотничьего карабина "Форт-205". Внешне практически не отличимый от настоящего армейского "Калашникова", он был почти привычен. Именно из "калаша" я в армии в свое время и учился стрелять, хотя по возможности старался в своих "путешествиях" по горячим точкам обходиться без применения оружия. У меня другое оружие. "Убойность" у него, временами, похлеще огнестрельного.
Кофр с вполне современным полупрофессиональным "Никоном" и компактной японской видеокамерой висел за спиной, под рюкзаком, и, в общем-то, не мешал смотреть под ноги. Обидно было бы пропустить какой-нибудь "живой" камень, готовый в самый неподходящий момент сдвинуться под ногой с места. Горы не любят невнимательных, они их наказывают.
Через каждые несколько шагов приходилось замирать и окидывать быстрым взглядом окрестности. Привычка, вбитая в подкорку мозга несколькими приятелями из спецподразделений, с которыми время от времени приходилось пересекаться в командировках, уже пару раз спасала мне если не жизнь, то здоровье точно. Так что пренебрегать мерами безопасности я не собирался. Тем более находясь в одиночку в совершенно незнакомой местности. Бог его знает, какие неприятные сюрпризы могут таиться в этом, на первый взгляд идиллически мирном, пейзаже.
Шаг, еще шаг, раздвинуть ветки, поднырнуть, выпрямиться, оглядеться. Новый шаг. Беречь дыхание. Заречься курить. Шаг.
Спустя примерно час такого неторопливого подъема зловредный кустарник начал понемногу редеть. Идти стало заметно проще, что не замедлило сказаться и на темпе движения. Несмотря даже на то, что крутизна склона стала понемногу увеличиваться. А вскоре заросли и вовсе отступили, оставшись за спиной. Дальше было зеленое царство вольготно раскинувшихся на скалах мхов и лишайников. Судя по тому, как они крошились под подошвами тяжелых ботинок, дождями эту местность погода давно не баловала. Что тоже не могло не радовать: поскользнуться на напоенных водой естественных губках было бы проще простого. Растяжение, ушиб, или не дай Создатель, перелом – штуки, мягко говоря, не очень приятные. Проверено, к сожалению, на себе, любимом. Тем паче, что пришлось бы как-то возвращаться и отложить разведку этой местности на неопределенный, но явно продолжительный срок. Чего категорически не хотелось. Любопытство исследователя, эдакий зуд первопроходца, подстегивало не хуже кнута надсмотрщика на галере.
Впрочем, так было всегда. Именно это чувство, а также страстная жажда путешествий, заставили много лет назад увлечься горным туризмом. А врожденная авантюристическая жилка вкупе с увлечением фотографией определили выбор профессии, которую так и не одобрили родители. Впрочем, государство, любое государство, всегда относилось к таким как я, тоже, мягко говоря, без всякого энтузиазма. Регулярные фоторепортажи стрингера Олега Караулова из горячих точек по всему миру показывали неприглядные картины войны без прикрас и купюр, столь любимых чиновниками. Мои снимки чаще всего не требовали ни комментариев, ни подписей, они говорили сами за себя. А готовность редакций ведущих газет и журналов платить вполне солидные гонорары позволила, со временем, обрести некую финансовую независимость и подолгу отдыхать, приходя в себя после очередной командировки.
– Ага. Вот, похоже, и подъем заканчивается. А теперь, как говорит дядя Леня – приз в студию…
Фраза осталась незаконченной. Открывшееся за очередной скалой зрелище оказалось настолько неожиданным, что я только через несколько секунд осознал – таращиться на открывшийся передо мной вид с открытым ртом, остолбенев с уже занесенной для шага ногой – занятие малопродуктивное.
