Владимир Серебряков - Из Америки – с любовью

Около участка я затормозил ровно без пятнадцати восемь. Выиграл пять минут и переплатил пять копеек по сравнению с подземкой. Зато – комфорт. Все никак не хотелось вылезать из уютной кабины «патрульчика» в сырую промозглость, оставшуюся после долгого ночного дождя. А у меня мягко, тепло, радио мурлычет. Откинул бы сиденье да подремал часок. Только вот у меня такой номер не пройдет. Это Старик может приходить на час позже, и ему никто слова не скажет. Наоборот, начальник вежливо расшаркается и поинтересуется: «Как здоровье, Михаил Иванович? Бок не беспокоит? Может, все-таки оставите нас на недельку да и в Пятигорск…»

Ладно. Тем более что все эти мысли лезут в голову только потому, что никак не хочется вылезать под своеобычное лифляндское морошение. Вроде дождя и нет – то есть он не капает, как дождю положено, – а все же что-то летает в воздухе наподобие мелкой водяной пыли. Я захлопнул дверцу и, поплотнее закутавшись в куртку, побежал ко входу.

В участке тоже было тепло. У нас котельная своя, поэтому температура в помещениях не зависит от настроения градоначальника. Вообще большая свинья у нас нынче в градоначальниках. Покойный Сторев, да будет земля ему пухом, умел находить деньги и на ремонт проезжих дорог, и отопление включалось при плюс пяти, а не при минус трех. А Тимирязев, сволочь, экономит… до очередной растраты.

Когда я вошел в отдел, из всех сотрудников там был только один Приходько. Ясно – остальные сладко спят.

– Доброе утро, Иван Ильич. Мне что-нибудь есть?

– Доброе утро, Анджей. Ничего. Да, вчера вечером Михаил Иванович просил подготовить новые списки вещей.

– Я знаю.

Еще бы мне не знать. Последним-то вчера ушел я. И список я подготовил еще вчера. Тоже ведь абсолютно бесполезное занятие. Ну скажите на милость, какой вор будет сдавать краденные на Рижском взморье вещи в рижский же ломбард, если за полдня можно сгонять в стольный Питер и сдать в тамошнюю скупку хоть крест от Александровской церкви?

Я сел за стол, сдул с него несуществующую пыль и уныло уставился на груду картонных папок. Бумаги, бумаги, бумаги. Два месяца я работаю в отделе. За это время мы закрыли пять дел. И целых три раза кто-то из сотрудников выезжал на задержание. Естественно, это был не я. Я за эти два месяца съел восемь фунтов архивной пыли, научился печатать на «Зингере Л-400» не хуже заправской машинистки и безнадежно испортил пару брюк, лазая по чердаку в поисках следов одного неудачливого членовредителя – тот задался целью отомстить бывшей подруге и, кажется, серьезно повредился умом на этой почве. Впоследствии выяснилось, что преступник пролез через квартиру на пятом этаже, но мы узнали об этом только вечером, когда вернувшийся хозяин открыл аккуратно запертую дверь и обнаружил следы монголо-татарского нашествия. Безумного ревнивца мы так и не поймали. Пока. Я подтянул к себе верхнюю папку. «26 февраля в Екатеринославе была взломана квартира инженера Кущина В.Н. Убита находившаяся в момент совершения преступления в квартире мать инженера Кущина В.Н. Кущина A.M. Взято то-то, то-то и то-то. Отпечатков пальцев нет».

У нас тоже нет отпечатков пальцев. Именно поэтому я сижу и перерываю груду старых отчетов с целью отыскать ограбления с идентичным почерком. А что считать идентичным почерком? Вот если бы вор каждый раз сворачивал вентиль с кухонного крана, причем именно с горячей воды, или рисовал карандашом на обоях три елки…

Были бы у нас, как в Москве и Питере, стационарные вычислители – сидел бы я без дела. Потому что с гораздо большим успехом сравнивать старые отчеты может вычислитель. Хотя вру, дело бы мне всегда нашли. Был бы человек…

Дверь в комнату резко распахнулась.

– Иван Ильич, собирайтесь. А, Анджей, ты уже пришел? Отлично.

Старик озабоченно взглянул на часы.

– Круминга ждать не будем. Срочный выезд. Задвинье. Еще одно ограбление. На этот раз с трупом.

Ехать пришлось по рижским меркам долго – почти полчаса. Труп нашли в одном из так называемых «летних домиков». Эти симпатичные с виду – точь-в-точь поганки – дачки разрослись, опять же как грибы известного сорта, между чопорно-нищим Задвиньем и прославленным Рижским взморьем вдоль скоростной дороги. Зимой они пустовали, а с весны до осени их заполняли толпы отдыхающих из столицы и Москвы. Традиционно сюда заезжали промышленники, купцы, а в особенности интеллигенты – люди серьезные, хотя и не всегда состоятельные. Наш «клиент» относился, по всей видимости, к последней категории.

Дверь в летний домик не взламывали. На замке – никаких следов. Может, конечно, тут поработал отменный взломщик с хорошим набором отмычек, но скорее всего дверь отворил сам хозяин, который теперь лежал в коридоре. В большой кровавой луже.

Старик посторонился, пропуская экспертов.

– Та-ак. Значит, он открыл дверь, посторонился и… А вот и сам пистолет. Вы закончили? – спросил он фотографа.

Тот еще раз нажал на спуск и кивнул. Старик вытащил из кармана ручку и ловко подцепил изящный никелированный пистолетик за спусковую скобу.

– Та-ак, и даже номер не спилен. Анджей, как только вернемся, проверьте по картотеке.

Я уныло кивнул. Как будто в этом есть какой-то смысл. Я на эти пистолетики – «беретта» 22-го калибра, дамская модель – еще на практике успел насмотреться выше крыши. Любимое оружие барышень… и воров, которые срезают у этих самых барышень сумочки. Маленький, удобный, и выстрела почти не слышно. Убить человека из «беретты» можно или точно зная, куда стрелять, или случайно. На теле покойного я насчитал три раны. Дважды пальнули в грудь, и последняя пуля в голову – контрольный выстрел, прямо как в китайском фильме про русских шпионов.