Иван Георгиевич Коваль
"Тысячелетие МашыаХХХа"
Фантастическая повесть-предостережение 2006 г
" Я не скоро, не скоро вернусь,
Долго петь и звенеть пурге.
Стережет голубую Русь
Старый клен на одной ноге".
Сергей Есенин "Я покинул родимый дом"
Очень хотелось спать, но солнечные блики уже не позволяли это сделать. Взглянув на часы, Коваль понял, что уже и так очень поздно. Около девяти утра – это не шутка. Так расслабляться раньше в походе не было никакой возможности. Но сегодня был день отдыха. Сегодня можно было спать, сколько хочешь, есть, сколько хочешь, отдыхать, сколько хочешь, купаться до посинения, то есть без ограничений. И так далее. После долгого и опасного перехода это было совсем не лишнее. Тем более, перед точно такой же ответственной и опасной работой. Конечно, все эти прелести можно было проделывать исключительно скрытно и без малейшего шума. Миссия их отряда не была предназначена для посторонних глаз, и любое слишком шумное действо могло привести к провалу весь их долгий поход.
Коваль лежал около палатки, в которой отдыхали его товарищи. Точнее, палаток было несколько. Но Коваль не любил спать в палатках и, если погода была достаточно хорошей для этого, предпочитал спать на свежем воздухе, особенно возле костра. Костер прошлым вечером был прекрасный, да и свежего воздуха было предостаточно. Как и хорошей погоды.
Они нашли это чудесное место вчера днем. Основная часть перехода проходила скрытно, быстро и по окраине леса. Но здесь они обнаружили большой, чистый, чудесный ручей, вытекающий из леса и медленно бредущий к большому длинному озеру, лежащему чуть ниже. Вдоль этого широкого ручья на всем его протяжении росла чудесная рощица, обступающая ручей с обеих сторон и скрывающая его от посторонних глаз. Всем захотелось отдохнуть возле озера, скрытно пребывая внутри зарослей, но, имея возможность и искупаться, и наловить рыбы, и приготовить горячую пищу. Именно поэтому здесь была назначена днёвка, а отряд получил максимальные послабления в дисциплине. Кроме послаблений в скрытности, конечно.
Палатки стояли в рощице, которая окружала ручей. На самом берегу. Высокие зеленые кроны сплошной пеленой нависали над ними и создавали впечатление зеленого рая, наполненного сверкающими бликами, проблесками кусочков синего неба, тихим шелестом медленно текущей в ручье воды, щебетанием птиц, жужжанием комаров и невнятным шелестом тихого ветерка, гуляющего вдоль ручья. Всё пространство по берегам было заполнено буйной зеленью, ярко зеленой, молодой, активной, рвущейся к жизни, сильной и агрессивной. Прохладная сырость усиливала резкие запахи различных трав, запах перепревшей хвои, упавшей с сосен, растущих здесь в изобилии, и едва слышимый аромат грибов. Коваль очень любил этот едва уловимый запах грибов. Он всегда указывал на то, что можно сходить за грибами. "Пахнет грибами", – снова подумал Коваль, вспоминая, что, то же самое он думал всю ночь, и всю ночь он вспоминал свои многочисленные грибные походы. Хотя в последнее время нечасто приходилось это делать. Причина была общеизвестна. Грибы слишком активно вбирали в себя радиоактивные элементы из окружающей среды, и сами при этом быстро становились радиоактивно опасными. Иногда – смертельно опасными. Чего-чего, а радиоактивности в наши времена было много везде. А здесь, неподалеку от Москвы, так и подавно. "Мда… Вряд ли Дед разрешит собирать грибы… Хотя, можно попытаться уговорить. Может быть, и уговорим. Может и повезет. Хотя бы рыжиков насобирать, они радиацию не впитывают. В крайнем случае, можно насобирать все, что попадется, и с помощью счетчика Зорро продемонстрировать Деду, что они вполне съедобные. Может быть. Если повезет. Дед же не знает, что этот зорровский счетчик всегда показывает наполовину меньше радиоактивности, чем все остальные. В некоторых случаях – это нам помогает"…
Коваль встал, немного размялся после сна, оглянулся вокруг, пытаясь найти своих товарищей, но никого не увидел. Было не понятно – все остальные или уже разбрелись по лесу или еще спали. А поскольку все всегда передвигались по лесу профессионально тихо, то и шума поблизости не было слышно никакого. Коваль медленно побрел вдоль ручья по направлению к озеру. Ему хотелось не спеша умыться, но при этом не взбаламутить чистую прозрачную воду вблизи лагеря. Немного размявшись, он разделся и с огромным наслаждением вошел босыми ногами в ручей и блаженно закрыл глаза. Вода в ручье была морозно-холодная, колючая, обжигающая. Он присел на корточки, медленно опустил лицо к воде и долго-долго смотрел сквозь чистейшую ключевую воду внутрь этого подводного мира. Он очень любил такие картины. Сквозь чистейшую, прозрачную, ключевую воду был виден песок, ил, блестящие камешки и многочисленные травинки, растущие под водой, вблизи от берега. Медленно-медленно, лениво шелестя, струилась ключевая вода по направлению к недалекому озеру. Вода чистая, как детская сказка. В этом Коваль был точно уверен, ибо именно он несколько раз вчера делал ее анализ на радиоактивность и на наличие в ней иных нехороших химических веществ. Но вода здесь действительно была ключевая. Сама природа, собирая на поверхности воду самого разного качества, в том числе и загрязненную дождевую, принесенную из радиоактивных районов, очищала ее в толщах лесных массивов, наполняла ее минеральными солями, охлаждала, облагораживала, и снова отдавала в природу, на поверхность, в озеро, в новую жизнь. Природа медленно восстанавливала то, что было так испоганено человеком, уничтожено человеком.
Коваль смотрел на тихо струящуюся жизнь, дающую надежду на то, что вся природа на планете Земля тоже в скором времени очистится. В скором времени – это понятие для всей планеты было понятием многих сотен лет. Ибо слишком большими были разрушения, слишком большими были загрязнения, слишком много накопилось на планете радиации и прочей мерзости. Но вера оставалась. И почему-то сейчас Коваль думал именно об этом. Он смотрел на проплывающие мимо него пушинки, на вьющихся возле воды мух и комаров, на стебли травы, шевелящиеся под водой, словно зеленые щупальца диковинных сказочных существ. И ему хотелось уйти из этого страшного земного мира. Уйти от ужаса реальности, от постоянного страха перед природой, от грязи и копоти этого зараженного мира. Как прекрасно было на Земле раньше. До катастрофы! Чистые моря, реки, озера, леса, поля. Чистые города и села, хоть и несущие некую опасность для экологии самим своим, существованием и продуктами своей жизнедеятельности, но эти загрязнения были совсем уж смешными по сравнению с тем, что было сейчас. Коваль набрал побольше воздуха в легкие и полностью опустил лицо под воду. Там был совсем иной мир. Чистый, спокойный, размеренный, светлый. Неслышно струилась вода, солнечные блики вспыхивали в округе невысоких песчаных холмиков как микроскопические ядерные взрывы. Чистые и вымытые песчинки медленно перекатывались с места на место, стремясь за водой в неизвестные тамошние микромиры, накатывая друг на друга, сталкиваясь и разлетаясь в разные стороны. Возможно, в их мире, шум их столкновений казался огромным грохотом и страшной суетой, но для человека всё это представляло собой медленное, безмятежное, безмолвное бытие иных миров и иных пространств. Там была жизнь. Много жизни. Проплывали какие-то личинки, ближе у берега были видны явные признаки тамошней жизнедеятельности. На травинках накапливались воздушные шарики и боязливо дрожали в бурном для них потоке воды. Это был синий безмятежный, безмолвный рай, существующий в зеленом лесном раю под зелеными кронами лесных деревьев. Настоящая, живая, чистая, кристально чистая жизнь. Жизнь, которой столь мало осталось в окружающей людей действительности.
Насмотревшись и почти задохнувшись, Коваль стал пить эту холодную ключевую воду, постанывая от наслаждения. Вода ломила зубы своим острым холодом, была безумно вкусной и даже как – будто бы сладкой. Это было то, чего так не хватало им в нынешней жизни. Всё сразу – чистота, целебность, надежность… Вдоволь напившись и насладившись самим процессом пития, он осторожно умылся, отфыркиваясь и дрожа от холода и возбуждения. Немного отойдя от взбаламученной воды, он еще немного попил, вылез на берег ручья, несколько раз напоровшись на растущую по берегам высокую крапиву, что несколько подпортило ему общее впечатление от купания, вытерся и пошел обратно к лагерю. Жизнь продолжалась. И это прекрасное мгновение, подаренное ему жизнью, он теперь запомнит надолго.
Зафод . Космический корабль "Марс-2".
Космический корабль уже длительное время летел в пустом межпланетном пространстве. Миллиарды звёзд холодно и бессмысленно, яркими разноцветными точками горели вокруг, отдаленные от этого корабля на сотни, тысячи и миллионы световых лет. До этих маленьких, ярких звёздочек этому кораблю было еще не доплыть. Слишком слабыми были его силы. Слишком слабой была еще цивилизация, построившая это чудо собственной техники. Эта разумная цивилизация делала только первые шаги в покорении космического пространства, пытаясь достичь и изучить ближайшие планеты возле себя, в своей собственной Солнечной системе. Их Солнце было самым огромным и самым ярким объектом, видимым из корабля. Оно казалось огромным, ослепительно ярким и зловещим, по сравнению с остальными звёздами. Именно это солнце зажглось здесь миллиарды лет назад. Постепенно вокруг него сформировались его планеты. Оно создало условия для формирования жизни на одной из своих планет и с помощью его энергии эта самая жизнь трансформировалась в разумную. А уже эта разумная жизнь постепенно превратилась в могучую цивилизацию, которая начала ощущать себя хозяином этой части Вселенной и уже активно осваивала эту свою часть.