ДАРЫ КАНДАРЫ
Оглавление
Сказка о маленьком Пьеро
Прекрасная Любовь
Сказка про перчатку
Сказка о добре и зле
Сказка про феечку
Сказка с небосклона
Художник, или Сказка о найденном времени
Про Героя
Сказка о неизбежном
Сказка о крае света
Случайная сказка
Сказка про звездолетик
Злая сказка
Сказка о капитанах
Новеллетта
Остров Рай
Искушение грешной Пьетры
Не стреляй!
Ясный сокол
Во славу Греции твоей
Дары Кандары
Корабельная правда
Круги своя
Сказка блошиного рынка
Тряпочная сказка
Брат Гильом
Сказка о маленьком Пьеро
Катится повозка, пыль из-под колес. Пестрый полог, хромая кобыла, возчик в шляпе с петушьим
пером. Бродячие актеры, циркачи, менестрели – как их еще назвать? От восхода до заката, от города к
городу, от сказки к сказке спешит повозка – что ждет впереди?
В сказке нет прошлого. Двадцать и двести лет назад – одно и то же давным-давно, поэтому он всегда
был Пьеро. Другая жизнь осталась позади с выброшенным на свалку старым костюмом, в котором он
пришел в труппу. Раскрашенная повозка стала домом, актеры – семьей. Маска быстро приросла к коже –
Пьеро был влюблен в Коломбину, смешно и бессильно грозя удачливому Арлекину, ссорился и мирился с
толстым Панталоне, трогательно опекал юную застенчивую Джульетту, разговаривал по ночам с
театральной лошадью, утверждая что она единственная понимает его стихи. Повозка катилась дальше.
Они давали представления по дороге, получая в награду то звонкие монеты, то не менее звонкие
проклятия. Иногда голодали, иногда пировали. В особо удачные дни старуха Мария творила на костре
свиное рагу с фасолью, а Арлекин, расщедрившись, разливал к трапезе золотое вино – один бог ведает, где
он его прятал. Как же хорошо было до отвала насытив бренное тело, откинуться на мягкую траву, смотреть
неотрывно в небо и слушать тоскующую гитару – в руках Джульетты инструмент пел человеческим
голосом…
Пьеро был счастлив, как счастлив любой, нашедший свою клеточку на шахматной доске жизни.
Заставляя толпу на площади смеяться и плакать, он не думал о зернах, которые сеял. Неблагодарные
зрители, стражи порядка, требующие свою долю сбора, восторженные поклонники, досаждающие артистам,
были декорацией, пестрыми тряпками к единственно настоящему – скрипучей повозке, вечернему костру,
посиделкам с шуточной перебранкой, голубым, как рассветное небо, глазам Коломбины. Казалось – так
будет вечно.
На очередном представлении в очередном городе, труппа поставила обычный спектакль и случайно,
совершенно случайно оказалась той щепоткой перца, что дала обострение язвы правителю. К тому же он
любил юных застенчивых девочек…
После заката к их костру подошли солдаты. И не ставя условий, как водится у бандитов, просто
начали стрелять. И чего стоили бутафорская шпага Арлекина и дубинка Панталоне против мушкетов.
Джульетту вытащили и связали, лошадь прикочили, повозку сожгли. Оставшихся актеров добили.
Пьеро повезло, как везет только в сказках – он успел убежать, унося на плечах Коломбину. Он мчался
по лесу, пока не упал без сил. Едва переведя дыхание бросился перевязывать Коломбину – она была ранена
в живот. Пьеро трясло от прикосновения к запретному страдающему телу – он отдал бы все, только б взять
ее боль на себя. И ничего не мог сделать. Попытался устроить ее поудобнее, подложил под голову колпак,
прикрыл ее ветками – так теплее. Глубокой ночью пробрался к месту бывшей стоянки. Вернулся со скудной
добычей – фляга вина, пара караваев хлеба, выброшенных и почти не затоптанных, кремень с кресалом… Ее
бутафорская роза-заколка, для роли служанки в «Шутке».
Трое суток Пьеро ухаживал за больной. Пытался поить из кружки, обтирал лоб водой, менял повязку,
носил на руках в кусты. Вслушивался в несвязные речи бедняжки, надеясь угадать ниточку к спасению.
Коломбина читала роли, звала Арлекина, плакала и смеялась. На третью ночь ее не стало.
Пьеро похоронил труп в овраге. Забросал землей и опавшими листьями марионетку с отрезанными
веревочками, бывшую когда-то Коломбиной. И остался сидеть в недоумении, не желая понимать
происходящего. Его мир схлопнулся как карточный домик. Остались декорации – кровь, грязь, голод.
Одиночество в холодном, пустом лесу. Нет даже веревки, чтобы повеситься – старые штаны не выдержат
тяжести тела.
Через неделю голод выгнал его из чащи. Пьеро побрел по дороге прочь от города (хочется сказать
ненавистного – но Пьеро не умел ненавидеть). В ближайшей деревне его взяли пасти свиней. Платили едой
и местом под крышей. Насмехались зло – неумеха городской, необученный. Он играл роль дурачка и это его
спасло. Единственное, что можно сделать, потеряв все – не думать. Пьеро ворошил навоз и таскал бадьи с
пойлом под брань хозяина, выпивал, причмокивая, законную кружку пива по воскресеньям, спал с
коровницей, пожалевшей блаженненького и не думал. Весной в деревню пришел вербовщик. Пьеро подался
в солдаты.
Если нечего терять, можно быть жестоким. Пьеро учился стрелять из мушкета, колол саблей
соломенное чучело, вытягивался во фрунт перед офицерами. Роль была хороша. А вместо аплодисментов
Пьеро наградили капральскими лычками. Год шел за годом. Каша у костра, соленые шуточки вместо
приварка, проверка караулов. Солдатское жалованье в кисете собиралось монетка к монетке, увесистый
мешочек уже натирал живот. И вот, наконец, началась война. Отряд Пьеро долго шел в арьергарде и в город
вступил последним. Сражение завершилось, осталось добить последних притаившихся неприятелей и
подобрать добычу, не замеченную первопроходцами. Солдаты разбрелись в поисках дармовой выпивки и
нетронутых девок, Пьеро шел один. Роль подошла к кульминации – возможно через минуту из этого
мушкета придется стрелять в человека. И вдруг из проулка… о, господи!
Пестрый полог, скрип и визг колеса. Мальчишка на козлах роняет поводья, не в силах справиться с
испуганной лошадью. Куда ж они смотрят, олухи!
Пьеро бросился под копыта, перехватив мерина за узду. Пихнул мальчишку в повозку, вырвал у него
бутафорскую шпагу. Вскочил на козлы и погнал, нещадно нахлестывая – прочь, прочь отсюда. Стук копыт
перебиваемый какофонией криков, горящая баррикада поперек улицы – только бы полог не подожгло,
солдаты наперерез – кнутом одного, второго – прочь!
Он замедлил бег повозки только за речкой, отъехав от города пару лиг – иначе мерин падет и
убраться отсюда они не сумеют. Заглянул под полог – в сумерках смутно виднелись две тощенькие фигурки.
Подростки.
– Эй, вы живы там?
Сунулась вперед курчавая головка девочки.
– Младшему повредило руку, я перевязала. Спасибо, что спасли нас. Все остальные погибли в городе
и мы бы остались там.
…Младший – значит недавно пришел в труппу, нет своего амплуа. Но как держал шпагу! Девочка –
миленькая заплаканная мордашка, черные непокорные кудри, голубые – даже сейчас это видно – голубые
как рассветное небо глаза…
На вечернем привале к ним прибилась старуха-беженка, потерявшая дом. В повозке нашлась фасоль и
копченый окорок. Они долго сидели у костра молча, лелея на коленях миски с горячей едой. Кошмар
остался за кулисами. Пришло бесчувствие покоя, когда нет сил ни плакать ни смеяться, ни даже вспоминать
– только сидеть и смотреть в пустоту, засыпая на полувздохе.
