Валерий Большаков
Целитель-7
Пролог
Понедельник, 8 августа. После обеда
Куба, Варадеро
«Море смеялось…» Не помню уж, где я подхватил эту строчку, но мне всегда хотелось начать именно с нее. А к нашему медовому месяцу на «Острове Свободы» сие изречение подходило идеально, звуча, как удачный слоган.
Море смеялось даже в ненастье – сезон дождей, хоть и заканчивался в августе, но ливни шуровали через день, начинаясь, как по расписанию, ровно в час дня.
Только что жарило белое солнце – и вдруг небо темнело, словно занавеска задергивалась. Набегавшие тучи выжимали из себя первые капли, крупные и тяжелые – с вишню. И сразу – лавина теплой воды! Отбушевав, ливень прекращался так же внезапно, как и начинался. Марево испарений вставало над землей, и лишь кондиционер в номере спасал от духоты.
Мы заселились в отель «Варадеро Интернасьональ». Нас пугали змеями, скорпионами и мохнатыми, с ладонь величиной, пауками аранья, но никакой живности, кроме крылатых муравьев размером чуть больше осы, нам не попадалось.
Отель притулился к Авениде Примера, растянувшейся километров на двадцать вдоль океана. Тихо, чисто и скучно. Улица чаще всего пустовала, лишь изредка ее оживляли антикварные авто, словно сбежавшие из музея – «Форды», «Бьюики», «Шевроле» пятидесятых годов. Прокатят мимо, сипя дряхлыми движками – и тишина…
Правда, все эти пустяки совершенно не трогали Риту. С самого утра она бежала к океану. Атлантика – под боком! Выходишь из отеля – и вот они, бездонные разливы берилла или топаза – смотря, какая погода на дворе. Необъятный пляж из мельчайшего белого песка распахивался сразу за чередой пальм.
Жара частенько спадала, под ветром даже зябко делалось, зато вода прогревалась до плюс тридцати. Окунуться в небывало прозрачные волны, рвануть сажёнками, отфыркиваясь по-тюленьи – это мне нравилось. Но еще больше я любил валяться в шезлонге, наблюдая за тем, как самозабвенно резвится Рита, плескаясь русалкой. А самое шикарное видение случалось в финале зрелища, когда девушка, вдоволь накупавшись, выходила на берег.
В этот момент я даже темные очки снимал, чтобы вобрать зрением «рождение Афродиты». Ступая длиннущими ногами и в меру вертя попой, Рита являла себя народу, тая в глазах немного снисходительную улыбку. Две синих ленточки бикини больше подчеркивали, чем скрывали, привлекая внимание к спрятанному от чужих глаз…
…Гибко изогнувшись, девушка присела в соседний шезлонг. Ее рука сразу нащупала мою, и наши пальцы переплелись.
– Хорошо! – выдохнула Рита. – Правда?
– Истинная, – улыбнулся я, снова надевая черные очки, – беспримесная.
– Слуша-ай, – в голосе моей суженой прорезалась слабая надежда. – А ты, случайно, «Рефреско» не захватил? Жажда обуяла!
– Так ты ж бутылку выкинула.
– Да не выкидывала я! В урну бросила…
– Вот! – наставительно поднял я палец. – А по здешним правилам, лимонад или пиво можно купить, только сдав бутылку.
– Дурацкие правила! – сердито пробурчала Рита. – И даже «зеленый» не поможет?
– Бесполезно.
На Кубе мы песо не пользовались, платили «красными» сертификатами «А» и «зелеными» с литерой «В». Последние были весомее. Двадцать пять песо (а это ползарплаты кубинца) равнялись пяти «красным» сертификатам, или одному «зеленому».
– Разве что долларом поманить… – подал я идею. – Баксы еще зеленее!
– Нетушки! Ладно, перебьюсь как-нибудь…
Девушка отвернула голову, следя прищуренными глазами за колыханьем перистых листьев пальм.
– Знаешь… – Ритины губы дрогнули, продавливая ямочки. – Самое приятное, когда выходишь на берег, это перехватить твой взгляд, – улыбка сверкнула белыми зубками. – Тебя до того тянет, ты хочешь так неприкрыто…
– Хочу чего? – переспросил я, притворяясь непонятливым.
– Меня! – девушка мило покраснела. Легкий загар пока не прятал румянца. – И я радуюсь! – сказала она с легким вызовом. – Вот, думаю, Мишка еще не потерял ко мне интереса…
Я снял очки и, чуть жмуря глаза, посмотрел на голубой простор, у берега набегавший прибоем цвета разведенного изумруда. Вот они в чем, подлинные драгоценности природы…
– Риточка… Я тебе не рассказывал… Месяца два назад мне… Даже не знаю, как сказать… – медленно, но верно выдавалась тайна. – В общем, я видел свое будущее, свою судьбу. Будто кто кино прокрутил про мою жизнь, до самого последнего печального кадра, где белым по черному: «Конец фильма». Не буду рассказывать, что да как, скажу только одно… Я никогда тебе не изменю. У меня не будет любовниц, как у деда. Буду жить только с тобой, с тобою одной.
Девушка смотрела на меня, не отрываясь и даже не моргая. Ее и без того огромные глазищи распахнулись еще больше. Затем Рита всхлипнула, и перелезла ко мне на колени. Прижалась, и даже на поцелуи не растрачивалась, лишь рассеянно водила пальцами по моей груди.
– Спасибо… – пробормотала она.
– За что? – улыбнулся я, перебирая слипшиеся Ритины волосы. – За верность?
– Нет, за доверие…
А меня вдруг качнуло, словно мы плыли на плоту. Или мне почудилось? Не-ет… Гулкая тишина покрыла все звуки мира – перестал шелестеть прибой, ветви пальм не шуршали больше. Маленький оркестрик, наяривавший вдали на барабанах, гитарах и маракасах, смолк. Разряженные марьячос бренчали по-прежнему, встряхивая сомбреро, но музыки не слыхать.
И тут в мою несчастную голову хлынул бурный поток спутанных образов и приглушенных звуков, что в беспорядке опадали до низких басовых частот, или взвивались, утончаясь, до высоких. Прорва чужих мыслей, воспринятых за тысячи километров и расшифрованных, рушилась водопадом в мозг. Я едва дышал, цепенея.
В какой-то неразличимый момент явилось смутное понимание – вот этот слабый психодинамический сигнал – из Африки… эта думка откуда-то с севера, из Америки или Европы… а вот из Союза, самая узнаваемая мыселька. Беру направление? Здорово…
Мутные течения слов и картинок расщепились на несколько струек. Я мельком увидел, какие каракули выводит малолетка из Ашхабада, сочиняя письмо бабушке.
И вдруг информационные хляби иссякли, как дневной ливень.
«Брейнформинг? – подумал я обессиленно. – Тьфу! Брейнсерфинг! Информационное шунтирование… Оно или не оно? Да оно, вроде… Адресуешь запрос человечьему разуму – и получаешь нужную инфу? Вот только этого мне еще и не хватало… Ну, и дурак! – мысли потекли по иному руслу. – Это ж такое затеять можно, тако-ое… Разузнать, что за финансовую операцию решил провернуть какой-нибудь Скуперфильд из списка «Форбс» – и самому сделаться мультимиллионером! Выяснить, кто заказал Улофа Пальме – и пустить в расход самих киллеров! И это только прямые воздействия… А минимально необходимые? Не-е… Ротшильд был прав… Кто владеет информацией, тот владеет миром!»
Дрожащей рукой я провел по Ритиной спине, дотягиваясь до влажных плавочек.
– М-м? – отозвалась жена, потягиваясь.
– Есть хочешь? – выдавил я.
– Хочу, хочу! – вдохновилась девушка. – Лангуста на гриле! И чтоб пина-колада!
– В «Лас-Америкас»? – моему голосу прилило бодрости.
– Ага!
– Ну, пошли… Только море смоем, – я неуклюже пошутил: – А то засолимся, как две селедки!
– Обяза-ательно! – сладко улыбнулась Рита. – Залезем в ва-анну… Ты мне потрешь спи-инку… Вытремся, а пото-ом…
– Пошли скорее! – я спустил на песок хихикавшую женушку, и вскочил, не чуя и следа недавней разбитости. Голова ясная, словно мозги освежились под душем…
– Побежали!
Зазывный девичий смех рассыпался, позванивая хрустальным колокольчиком, и затерялся в шелесте пальм.
Там же, позже
Обожаю тропические закаты! Вечернее море не впечатляет, от слова «совсем», зато небо пылает чистейшими, роскошными красками – цвета перепадают от насыщенного лимонного тона, до царственного пурпура.
Гаснет день – и только угольно-черные силуэты пальм чеканно вырисовываются на пламенеющем фоне. Темные волны накатываются на берег, с шуршаньем перебирая песок, а океан как будто прячется за подступающей чернотой ночи, донося влажное дыхание.
