Гражданская война - Влад Тарханов

Москва. Дом на Набережной. Квартира Михаила Кольцова

1 ноября 1932 года

Наш мир состоит из случайных событий. И чтобы придать им хоть какую-то видимость закономерности, человек придумал статистику, я уже не говорю о теории вероятности. И всё-таки случайность стоит в основе всех закономерностей. Наверное, именно случайность вырвала из нашего настоящего сознание Миши Пятницына и бросила его в психоматрицу Михаила Кольцова, отправив его в прошлое. Кто-то утверждает, что прошлого нет, есть только настоящее — единственное состояние материи.

Но для нашего героя прошлое стало настоящим, перечеркнув выкладки философов и маститых ученых. Как-то два Михаила смогли договориться и ужиться в одном теле. Бывает. Сейчас они вдвоем пьют чай. Почему вдвоем, если на столе стоит всего одна кружка? Так всё просто — только что между ними состоялся непростой разговор. Очень непростой. Всё никак не могут поделить двух женщин. Миша, который Пятницын, до сих пор не может забыть знойную красавицу-испанку, с которой познакомился в Париже и очень хочет поехать туда снова, в тайной надежде ее увидеть снова. А Кольцова опять-таки переклинило на Марии Остен. И наш попаданец ничего с этим поделать не мог. Хотя и знал, что любовь к Маше приведет Кольцова к расстрельной стене. Но кто ты такой, чтобы противиться высоким чувствам? Как там в песне поется «не стой на пути у высоких чувств, а если стоишь — отойди…» [1]? Наверное… Это, конечно же, напоминает шизофрению: классика — в сознании человека живут две личности, которые борются между собой. Нет-нет, считать каждого шизофреника попаданцем не стоит. Наш мозг и не такое выкидывает, если завернёт куда-то не туда. Но серьёзный разговор состоялся. Михаил вышел на балкон. Он редко это делал, еще реже делал это с кружкой чая. Его квартира не была в самом престижном подъезде и окна ее смотрели не на реку, а на теплостанцию. Такой себе пейзаж после битвы промышленности и природы, в котором победила промышленность. Руки у Миши дрожали, он пил горячий чай большими глотками, обжигаясь, стараясь привести нервы в порядок. Как и всегда: в жизни самое сложное найти компромисс. Чаще всего с самим собой.

Москва. Большой театр

7 ноября 1932 года

Когда я подъехал к Большому театру — площадь перед ним напоминала оживленный вокзал. Множество народа, большинство было в военной форме, многие носили френчи и гимнастёрки без знаков различия, такая одежда была очень широко распространена в народе. Сюда съезжались делегаты со всей страны. Насколько я знал, должны были прибыть тысяча двести двадцать шесть делегатов с решающим голосом и восемьсот одиннадцать с совещательным. Кроме этого была большая делегация из коммунистических партий, входящих в Коминтерн, представители иностранных государств, журналисты. Конечно же я, как корреспондент газеты «Правда» аккредитацию на съезде получил. Настроение у людей было праздничное — всё-таки пятнадцатая годовщина Октября, правда, это еще день вооруженного восстания или военного переворота. Хотя название Великая Октябрьская социалистическая революция уже несколько раз мелькнуло в прессе, но пока еще не стало устоявшимся, официальным. Съезд был созван для того, чтобы откорректировать планы первой пятилетки. Официально именно так: из-за голода и перегибов в проведении коллективизации сельского хозяйства пришлось притормозить ряд некоторые индустриальные проекты, возникла угроза того, что за четыре года планы первой пятилетки так и не будут выполнены, более того, вся программа индустриализации нуждалась в кардинальной переделке или доработке, с учетом тех знаний, которые получены были от попаданца Пятницына (Кольцова).

Но было и вторая, скрытая часть, намного более важная, именно на съезде оппозиция, реальная, троцкистская, намеревалась дать бой товарищу Сталину и добиться его отставки. Обстановка перед съездом накалялась. Ходили слухи о том, что было предотвращено покушение на товарища Кирова. Правда, это были только слухи, никто ничего толком не говорил, но всё-таки, дыма без огня не бывает. Пятого утром в аварию попал автомобиль Лакобы, друга и доверенного человека Сталина. Сам Нестор выжил, а вот его жена находилась в тяжелом состоянии в больнице, и врачи за ее жизнь борьбу проигрывали. Была эта авария случайностью? Навряд ли. Очень надо было, чтобы у вождя на съезде не было поддержки силовиков. Мне почему-то так показалось. Да, я знал чуть-чуть больше, чем другие, но только чуть-чуть. После проведенной мной ликвидации Троцкого, я был втянут в игру с оппозицией, готовившей переворот. Мне удалось передать тайным троцкистам компромат на Сталина, этот материал конечно же, был искусно изготовленной фальшивкой [2]. Впрочем, как и аналогичный материал на руководителей страны, верных сталиницев. Но этим я уже не занимался. Я долгое время был в командировке в Германии, где удалось добиться того, чтобы на выборах победил Объединенный фронт левых сил, включивший в себя и коммунистов. Удалось мне нарыть такой убойный компромат на Адольфа Гитлера, что его однопартийцы предпочли от фюрера немецкой нации срочно избавиться [3]. Отписав отчеты по своей поездке (а это заняло у меня не один день) я снова втянулся в привычную работу: редактировал «Крокодил», а вот от «Огонька» меня освободили. В «Правде» появился цикл моих статей о выборах в Германии. Так что финансово я обижен не был, хотя ставка главреда «Огонька» помахала мне ручкой вместе с одноимённой должностью.

Впрочем, на жизнь мне хватало. И еще, как только приехал, оформил развод. Давать его мне Лизка Ратманова не хотела. Но тут пришлось подключить связи, так что делить нам было нечего, через решение суда удалось всё это провернуть и весьма энергично, так что на съезд я приехал холостым человеком.

Как оказалось, я всё-таки появился рановато. Делегаты и приглашенные товарищи только-только начали втягиваться в здание театра, толкаться в этой шумной толпе мне не хотелось. Тем более, что для прессы должен был быть отдельный вход, насколько я помнил обычную организацию дела. Правда, стоять на улице тоже было не комильфо. А общаться со знакомыми, которые то тут, то там мелькали в толпе мне как-то совершенно не хотелось. Нервы? Наверное, да. Я понимал, что этот, Пятнадцатый, внеочередной съезд ВКП(б) станет съездом историческим. Вот только мне не хотелось, чтобы эта история прихлопнула меня как таракана тапком по черепушке.

Я остановился и закурил. Трубку не брал — обошелся папиросами. Пока курил, перестал следить за обстановкой, наслаждаясь ароматом табака.

— Миша, прикурить не найдется?

Голос этого человека я