Адвокат вольного города - Тимофей Кулабухов

Когда тебя совсем никто не ждет дома — это плохо и печально, но вот если тебя поджидают перед домом — много хуже. В моём случае — два откровенно криминальных субъекта. Прокурор не даст соврать, это точно будет квалифицироваться, как противоправные действия с целью грабежа. По-хорошему, надо бы бежать, невзирая на больные колени, излишний вес, воспалённый желчный пузырь и тридцать лет кабинетного стажа, плохо совместимого со здоровым образом жизни.

В пятнадцати шагах арка, выходящая на Чкалова. А ведь на Чкалова всегда полно народу, даже ночью… даже в дождь… но от тёмной стены потихоньку отлепляется ещё одна фигура, отрезая путь к отступлению. Вот же продуманные засранцы! Это уже не гоп-стоп ради пары тысяч на дозу. Это теперь даже можно квалифицировать, как противоправные действия, совершаемые группой лиц по предварительному сговору

— Помнишь меня? — дворовый фонарь высвечивает скуластое лицо с глубокими складками на щеках.

Конечно, я его помню. Несколько месяцев назад я по суду отжал у него незавершённую стройку, похоронив миллионы вложенных инвестиций. Но тут он сам виноват. Девяностые годы давно прошли, вседозволенность канула в лету, дела надо вести по закону.

— Боюсь, Вы меня с кем-то спутали, — отвечаю ровным голосом, а затем неожиданно швыряю портфель ему в голову и пускаюсь наутёк. Рывок получился очень далеким от спринтерского, но эффект неожиданности всё же сработал. Мне удалось оббежать растерявшегося подельничка и нырнуть в арку.

Не щадя хлипких тонких кабинетных туфель, мчу прямиком по луже, поднимая за собой шлейф колючих брызг. Затёкшая в обувь осенняя вода громко хлюпает и холодит левую ступню.

Я уже почти вырвался на простор улицы имени легендарного летчика, вот только подельник оказался слишком шустрым. Цепкая рука с силой схватила за плечо и резко развернула. Живот внезапно пронзило острой болью. Такой боли я ещё раньше не испытывал. В отсветах фар потока проносящихся машин вижу, как по сорочке расползается тёмное кровавое пятно.

Ну нет, ребята, я еще не отбегался. Отталкиваю бандита и, зажимая рану ладонью, бегу дальше. Выскакиваю на проезжую часть, слишком поздно заметив близкий свет замызганных в грязи фар. Сильный внезапный удар отправляет мое бренное тело в полёт.

Вижу над собой хмурое осеннее небо. Капля дождя падает на зрачок, но у меня больше нет сил моргнуть. Мир уплывает.

* * *

Темнота мягко обволакивает, почти как одеяло. Хорошо, легко, спокойно. Тьма не пустая, в ней кто-то есть. До меня долетают обрывки чужих фраз. Двое о чём-то спорят:

— Можем сделать повторную загрузку по запросу локального куратора.

— Возражаю. Не обосновано.

— Минимальный резонанс, схожесть аутентичности, а энергозатратами можно пренебречь…

Как-то это не похоже на разговор врачей в реанимации.

— Эй, — мой голос оказался неожиданно слаб и приглушён. — А как насчёт моего мнения? У меня ходатайство!

— … видишь, активность позволяет.

— Ну как знаешь. Под твою ответственность.

… повторная загрузка…

* * *

Яркий свет снова резко бьёт по глазам. Капля дождя опять попадает прямо в зрачок. Дежа вю какое-то. Моргаю. Резко вдыхаю и сажусь, сердце колотится, как ненормальное.

— Аркашка, вставай, ты чего?

Чьи-то руки вяло пытаются меня поднять. Покачиваясь, неуверенно встаю. Почему сейчас день? Где я? Тот, кто помогал мне подняться, настойчиво потащил куда-то.

— Куда?

— Аркаша, давай уйдём с дороги.

Действительно, я же на проезжей части. Только это точно не асфальт Чкалова, а узкая улочка, выложенная брусчаткой. Вокруг стоят мелковатые двухэтажные кирпичные дома, и вообще всё какое-то старомодное: причёски, одежда… авто какие-то раритетные, воздух необычно резок и свеж.

Как только перешли на тротуар, машина немедленно уезжает, будто так и надо, будто и не было сбитого человека.

— Вы что тут… кино снимаете?

Худой, явно очень испуганный юноша со сползшими на нос нелепыми очками с тревогой всматривается мне в зрачки.

— Аркадий, ты чего⁈ Не узнаешь меня?

Наверно, меня спутали с каким-то похожим актёром второго плана… забавно, что скажут знакомые, когда увидят на экране мой фейс, — известный в городе адвокат решил сняться в художественном историческом фильме…

— Нет. Не узнаю.

— Как же так? — по-моему, худосочный юноша сейчас даже готов в панике заплакать. — Я твой кузен, Филипп…

Забавно… у меня есть кузен по имени Филипп… его никто не звал, он как-то сам прилип… как бы то ни было, без посторонней помощи мне сейчас не обойтись. Позволяю только что приобретённому кузену Филиппу помочь мне дойти до скамейки.

Только теперь, приняв удобное сидячее положение, обращаю внимание, что я тоже одет в подобную старомодную одежду, а главное… главное… щупаю живот в том месте, куда тот шустрый бандюган лихо всадил нож… Раны нет! Ни раны, ни крови, ни шрама. И, чёрт возьми, где моя нажитая годами «трудовая адвокатская мозоль»? Где пивной живот пятидесятилетнего человека? Почему я такой же тощий «юноша бледный», как и этот Филипп?… Рука тоже не моя. И что это за перстень на пальце?

А перстень-то уж очень непрост. На нём невероятно детально и качественно изображён филин… И ещё я чувствую то ли с этим перстнем, то ли с этим филином — особую связь. Я бы даже назвал эту связь мистической, вот только в мистику я не верю.

— Аркаша, ты как себя чувствуешь? Можешь идти? Лучше бы нам поскорее уйти отсюда. Это очень скверный район.

Райончик этот действительно достаточно депрессивный и даже немножко давящий на психику. Улицы тут грязные, люди ходят мрачные и злые. Двое прохожих — маргинального вида молодых парня, шли походкой «руки в брюки», смотрели по сторонам с прищуром, исподлобья и с отравленной, злобно-насмешливой улыбкой. Грубая скамейка, на которой мы сидим, посажена на два вкопанных в землю пенька и, по всей видимости, является единственным украшением района.

— Сейчас, Филипп… сейчас уже пойдём… дай мне ещё пару минут в себя прийти.

Филипп страдальчески сморщился, но промолчал. Зато не промолчали два гопника.

— Я чё-то не понял, Сеня! — обратился один к другому. — А чё это два наглых студента присели на нашу скамейку? Мы им разве разрешали?

— Не разрешали! — ответил второй.

Они угрожающе нависли над нами с Филиппом.

— Так. А ну-ка быстро занесли по пятёре, пока я не осерчал!

— Мы же