Рим. Распятие - Константин Томилов

(мемуары о будущем)

Посвящаю всем, таким же, как и я, гадёнышам прелюбодейным, мерзопакостным лицемерным грешникам. Да Господь помилует нас.

"Истинная ценность человека – осознаётся людьми, лишь тогда, когда он расстаётся с ними навсегда, окончательно и безвозвратно".

(Алексей Баженов "Устройство Земного МироЗдания")

Именно поэтому православные христиане так радостно вопят каждый год: «Христос Воскресе! – Воистину Воскресе!», знаменуя этими возгласами свою радость от осознания того, что "ушедший", казалось бы "навсегда потерянный", снова вернулся. Потому что – Верен Обещавший. Потому что, чувствуют в своём сердце того же самого Духа Святого, ту же самую Силу, которая воскресила Иисуса Христа из мёртвых. Доказав тем самым, окончательно и безповоротно, что жизнь человеческая не заканчивается здесь на земле, что смерть над истинно верующим – не властна. Именно этим и объясняется яростная ненависть неверующих к Воскресению и отрицание Христа. А кому охота признать то, что всё соделанное, все мерзкие грешки будут рассмотрены на Суде Страшном, когда сразу же после перехода будешь стоять перед Высоким Белым Престолом. Понятное дело, что отвечать никому не охота, особенно бесам, которые в неверующем человеке живут и им как марионеткой управляют. Знаю, о чём говорю, сам из язычников тяжкий грешник, очищенный по Милости Его, увидевший живших во мне раньше паразитов воочию.

Именно об этом "моя" следующая, заключительная книга "Апологической Трилогии". Не рекомендуется к прочтению хорошим, правильным человекам, а также очень впечатлительным людям. Рекомендуется тем, кому она посвящена.

Предупреждение:

Не устану повторять! Всё, что написано в этом так сказать "произведении", также как и в предыдущих, является стопроцентной выдумкой. Реальность же произошедших событий дана нам: относительная – в научно-исторических трудах; абсолютная – в Божественном Писании.

Анонс

(типа предисловие, ну в смысле, надо ж как-то начинать)

"Что вы зовете Меня: «Господи! Господи!» – и не делаете того, что Я говорю?

Всякий, приходящий ко Мне и слушающий слова Мои и исполняющий их, скажу вам, кому подобен.

Он подобен человеку, строящему дом, который копал, углубился, и положил основание на камне; почему, когда случилось наводнение и вода напёрла на этот дом, то не могла поколебать его, потому что он основан был на камне.

А слушающий и неисполняющий подобен человеку, построившему дом на земле без основания, который, когда напёрла на него вода, тотчас обрушился; и разрушение дома сего было великое".

(Евангелие от Луки; гл. 6; ст. 46-49)

…Почему мы должны идти вперед? – спрашивал Изя на Плантации, а черномазые девчонки, гладкие, титястые, сидели рядом и смирно слушали нас. Почему мы все-таки и несмотря ни на что должны идти вперед? – разглагольствовал Изя, рассеянно поглаживая ближайшую по атласному колену. А потому, что позади у нас – либо смерть, либо скука, которая тоже есть смерть. Неужели тебе мало этого простого рассуждения? Ведь мы же первые, понимаешь ты это? Ведь ни один человек еще не прошел этого мира из конца в конец: от джунглей и болот – до самого нуля… А может быть, вообще вся эта затея только для того и затеяна, чтобы нашелся такой человек?… Чтобы прошел он от и до?… Зачем? – угрюмо спрашивал Андрей. Откуда я знаю – зачем? – возмущался Изя. А зачем строится храм? Ясно, что храм – это единственная видимая цель, а зачем – это некорректный вопрос. У человека должна быть цель, он без цели не умеет, на то ему и разум дан. Если цели у него нет, он её придумывает… Вот и ты придумал, сказал Андрей, непременно тебе нужно пройти от и до. Подумаешь – цель!… Я её не придумывал, сказал Изя, она у меня одна-единственная. Мне выбирать не из чего. Либо цель, либо бесцельность – вот как у нас с тобой дела обстоят… А чего же ты мне голову забиваешь своим храмом, сказал Андрей, храм-то твой здесь при чём?… Очень даже при чём, с удовольствием, словно только того и ждал, парировал Изя, храм, дорогой ты мой Андрюшечка, это не только вечные книги, не только вечная музыка. Этак у нас получится, что храм начали строить только после Гуттенберга или, как вас учили, после Ивана Федорова. Нет, голубчик, храм строится ещё и из поступков. Если угодно, храм поступками цементируется, держится ими, стоит на них. С поступков всё началось. Сначала поступок, потом – легенда, а уже только потом – всё остальное. Натурально, имеется в виду поступок необыкновенный, не лезущий в рамки, необъяснимый, если угодно. Вот ведь с чего храм-то начинался – с нетривиального поступка!… С героического, короче говоря, заметил Андрей, презрительно усмехаясь. Ну, пусть так, пусть с героического, снисходительно согласился Изя. То есть ты у нас получаешься герой, сказал Андрей, в герои, значит, рвёшься. Синдбад-Мореход и могучий Улисс… А ты дурачок, сказал Изя. Ласково сказал, без всякого намерения оскорбить. Уверяю тебя, дружок, что Улисс не рвался в герои. Он просто был героем – натура у него была такая, не мог он иначе. Ты вот не можешь говно есть – тошнит, а ему тошно было сидеть царьком в занюханной своей Итаке. Я ведь вижу, ты меня жалеешь – маньяк, мол, психованный… Вижу, вижу. А тебе жалеть меня не надо. Тебе завидовать мне надо. Потому что я знаю совершенно точно: что храм строится, что ничего серьёзного, кроме этого, в истории не происходит, что в жизни у меня только одна задача – храм этот оберегать и богатства его приумножать. Я, конечно, не Гомер и не Пушкин – кирпич в стену мне не заложить. Но я – Кацман! И храм этот – во мне, а значит, и я – часть храма, значит, с моим осознанием себя храм увеличился ещё на одну человеческую душу. И это уже прекрасно. Пусть я даже ни крошки не вложу в стену… Хотя я, конечно, постараюсь вложить, уж будь уверен. Это будет наверняка очень маленькая крупинка, хуже того – крупинка эта со временем, может быть, просто отвалится, не пригодится для храма, но в любом случае я знаю: храм во мне был и был крепок и мною тоже… Ничего я этого не понимаю, сказал Андрей. Путано излагаешь. Религия какая-то: храм, дух… Ну ещё бы, сказал Изя, раз это не бутылка водки и не полуторный матрас, значит, это обязательно религия. Что ты ерепенишься? Ты же сам мне все уши прогундел, что потерял вот почву под ногами, что висишь в