Annotation
Прошло пять лет и Сашка празднует совершеннолетие. и как всегда, всё наперекосяк.
Дурень. Книга вторая. Позывной «Калмык»
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Глава 13
Глава 14
Глава 15
Глава 16
Глава 17
Глава 18
Глава 19
Глава 20
Глава 21
Глава 22
Глава 23
Глава 24
Глава 25
Глава 26
Дурень. Книга вторая. Позывной «Калмык»
Глава 1
Событие первое
Что толку толковать тому, кто бестолков!
Омар Хайям
— Сашенька, ну это же дикари… они в юртах живут! — Ксения не деланно, а от полноты чувств заломила руки и протянула их потом к мужу, ища у того поддержки.
Николай Иванович Болоховский сидел в новом обтянутом парчой кресле поближе к камину потрескивающему, пробовал пускать дым колечками и играл тростью, пытаясь вращать её пальцами. Получалось так себе. Любое действие, чтобы красиво получалось… а тренироваться нужно. Хочешь трость вращать — тренируйся, хочешь колечки дыма выпускать — тренируйся. Да даже мину серьёзную и осуждающую на лице изобразить, и то нужно перед зеркалом потренировать. Николай Иванович этого видимо не знал. Трость выпала с приличным грохотом на паркет из нетренированных пальцев, кольца табачного дыма превратились в сизые облака, а осуждающее выражение скорее походило на то, с каким милостыню на паперти просят. Надо отдать князю должное, он собрался после грохота, поднял трость и постучал ею по паркету, глядел при это уже на самом деле осуждающе, но на жену. Стучал по наборному, как во дворцах узорчатому паркету князь не просто так, хотел до жены довести, что вот этот уют с креслами, камином и паркетом это не он заработал, а Сашенька им преподнёс. Сам Николай Иванович этого стеснялся, но осознавал, и если Ксения, вот как сейчас заводилась, то напоминал ей.
И Саша и муж понимали, что это в жене и сестре говорит не дурь какая, а забота о младшем и…кхм… неразумном братике. А паркет, так это ничего не меняет. Сашенька младшим братиком быть не перестал, и рожица монголоидная у него не вытянулась. На самогоне денег немного заработал? Ну, бывает — «Дуракам везёт». Спаси меня господи.
— Они прирождённые пастухи, — а Кох и сам не знал, почему для конезавода, который он решил основать, нужны в пастухи именно калмыки, взбрело в дурную голову и угнездилось там. А ещё негры из племени мундари в Африке хорошо своих коров пасут. Даже набеги на соседние племена совершают, чтобы поголовье увеличить. А ещё пьют кровь коров, прямо ранку на шее организовав, и красят волосы в жёлтый цвет мочой этих коров. Так для небольшого стада бурёнок, что Сашка завёл, нужно тогда из Африки этих мундари позвать. Они тут порядок наведут в скотоложестве, тьфу, в скотоводстве.
Но мысли пригласить, нанять, купить… Чёрт его знает каким способом, но заполучить к себе пять семей калмыков для работы на создаваемом конезаводе, стала неожиданно идеей фикс.
Ближе башкиры есть, если уж про инородцев вспомнить, которые в коневодстве понимают, но Кох почему-то на калмыках зациклился. Вынь да положь. Надо заметить, что натолкнул на эту мысль Сашку не кто иной как князь Николай Иванович Болоховский. Разговаривали они месяца два назад о выведение новой породы крупных лошадей, а Сашка и говорит человеческим голосом, подпирая рукой круглую монгольскую рожицу: «Цыган нужно в пастухи нанять — они знатоки лошадей». «Не», — почти членораздельно мычит зять, принявший на грудь грамм двести бурбона, после такого же количества грушевого кальвадоса, — «Калмыков. Вот кто в лошадях толк понимает. Помню в двенадцатом годе рядом с нашим полком стоял полк калмыцких казаков… Вот они… вот у них…».
Чего там дальше было, Кох не узнал. Вырубило ветерана войны 1812 года. Хорошее виски получилось. Пьётся легко. Аромат опять же. И с ног срубает не плохо. Химическое оружие. Там тоже какая-то гадость миндалём вкусно пахнет? Цианистый водород, если память не изменяет Коху. Достоинства калмыков в коневодстве Сашка от прикорнувшего зятя не узнал, а разговор в голове застрял. Обкатался там и сформировался в идею фикс, что всё верно, нужно калмыков зазвать. Уж эти потомственные лошадники с выведением новой породы справятся. Без помощи Грегора Менделя справятся. А ведь Грегор ещё гороха не облопался. Попробовать опередить? Или не надо? Во всех университетах на земле висят портреты благообразного монаха, а если там будут висеть вместо них портреты дауна Болоховского, будет ли это украшением университетов? Нет. Вот и не надо.
— Александр, — у зятя получился наконец ряд колечек. Выпустил он их в сторону жены, случайно, и та закашлялась. Взяла вырвала у служанки, проходящей мимо мухобойку, и разогнала колечки, одновременно продемонстрировав бывшему прапорщику, что ещё один такой знак внимания и фиг ему, а не ночные утехи, — Александр, ккм, а как ты собираешься их приглашать, неужели сам в Царицын или Астрахань поедешь?
Сашка дальше Тулы бывал. Один раз. В Москве побывал прошлой осенью, точнее с двадцать пятого августа до седьмого сентября. Ездил не на Кремль посмотреть. Хоть на Красную площадь и приказал один раз извозчику себя отвезти. Уж и цены у них. В полтинник обошлось путешествие от Покровского монастыря, в специальных покоях для миссионеров жил эти две недели Сашка в Москве, до Кремля. Красная площадь разочаровала. Не чёрным красивым диабазом замощена, а серым покатым булыжником и не вся. Есть и деревянный настил ещё по бокам и на Андреевском спуске. Стены тусклые, собор Василия Блаженного облезлый. Здания исторического музея нет. И от этого вид сразу совсем другой. Словно обещали конфетку, дали, но без красивого фантика и от жары потёкшую. Обещали — дали. А ожидания не оправдались. Особенно пошло смотрелся будущий ГУМ. Он категорически своими колоннами не вписывался в ансамбль Кремля. Специально попросили архитектора сделать чего пафосное и некрасивое. Получилось.
В Москву Сашка ездил по двум делам. Первое — понятное. Все две недели он обходил рынки и скупал диковинки и совершенно обыденные фрукты и овощи. Удалось добыть и острый перец, и болгарский, который пока совсем и не болгарский, а просто «сладкий». Продавал точно не болгарин, хоть и слышал Кох историю, что именно потому он и называется Болгарским, что его завезли в Россию переселенцы из Болгарии. Мужик — продавец был греком. Сашка при общении с Андрюхой, своим управляющим несколько выражений на греческом заучил, и увидев подозрительно чернявого и кучерявого продавца обратился к нему на греческом. Просто поприветствовал и спросил, как мол торговля идёт. Грек оказался греком. Обрадовался, тараторить начал, и не сильно разочаровался, когда оказалось, что Сашка тот ещё знаток языка дедушки Гомера. Торговал грек специями, и не только высушенным и размолотым острым перцем, всякими разными. Но рядом с чашечками с красным молотым лежали несколько стручков сушёных. Реклама такая, что продукт натуральный. Они были гораздо больше тех, которые выращивал у себя Сашка, и рука сама потянулась к стручкам. Пришлось поторговаться, но деньги — это деньги. Они победили. И не жалко было три рубля отдать — огромные в общем деньги, за три стручка сморщенных.
— А нет у тебя, дорогой, сладкого перца? — ну, на всякий случай поинтересовался Кох.
— Опять стручки? — потёр руки продавец, явно предвкушая очередной марафон по торговле финтифлюшкой за большие деньги.
— Пять рублей, — сразу разочаровал его Кох, уставший от пустого переливания в прошлый раз, — не будем торговаться.
— Эх! Что вы русские за люди⁈ Это же удовольствие. Шесть.
— Мать твою. Ну, на шесть, — Сашка заржал, на него оглядываться стали.
