Мы, Мигель Мартинес. Накануне - Влад Тарханов

Влад Тарханов

Мы, Мигель Мартинес. Накануне

(роман)

Предисловие

Москва. Кремль.

Современность

Когда вызывает высокое начальство, ничего хорошего от этого ожидать не приходится. Конечно, к Самому никто руководителей проекта «Вектор»[1]: научного, академика Марка Соломоновича Гольдштейна, и куратора проекта от силовых структур (фактического его руководителя), Валерия Николаевича Кручинина, генерал-лейтенанта ФСБ не вызывал. Они попали на ковер к человеку, который в иерархии власти находился на несколько ступенек ниже Президента, тем не менее, кое-кто считал его одной из «башен» Кремля. Во всяком случае, Сам ему доверял и, товарищ Н. курировал значительные и важнейшие проекты, связанные с безопасностью страны. Его кабинет был обставлен в современном стиле — не под хай-тек, но и без показной роскоши, приличествующей ушедшему поколению руководителей. Тут всё было функционально, в меру дорого, но собрано весьма умелым дизайнером в целостную гармоничную композицию. И ничего лишнего, что отвлекало бы от работы. Плюс обязательный портрет первого лица государства на стене за спиной товарища (или господина) Н.

— Присаживайтесь, господа! — кивнул на приветствие и широким жестом предложил располагаться за массивным столом в удобных креслах. Как только посетители расселись, чиновник тут же перешёл к делу.

— Итак, господа, хочу задать несколько вопросов. Скажите, что сейчас происходит с объектом М-32–08?[2]

На этот весьма неудобный вопрос первым набрался мужества ответить академик Гольдштейн.

— После событий тридцать пятого — шестого годов объект стал стремительно удаляться от стержневой реальности. К сожалению, вскоре мы не сможем наблюдать за происходящим там без затрат значительного количества энергии.

— А что говорят ваши специалисты, какие прогнозы развития событий ТАМ и как они смогут помочь нам ЗДЕСЬ и СЕЙЧАС?

Марк Соломонович тяжело вздохнул, но обманывать столь высокое начальство — себе дороже, поэтому произнёс правду:

— Мы считаем, что вторая мировая война начнётся позже, не в тридцать девятом, а в сороковом или даже в сорок первом и с нападения Германии на Францию. И только потом последует Испания и война против ГДР-Польши. Но в случае такого сценария расхождения станут еще мощнее. И никакая информация из этого параллельной реальности к нам попадать не будет.

— То есть, даже чисто научный интерес мы удовлетворить не сможем? Я правильно понимаю?

— Абсолютно.

— А о переносе в этот объект матрицу корректора не думали? — поинтересовался чиновник.

— Обсуждали, потом рассчитывали. Для этого необходимо вот такое количество энергии, а через месяц потребность возрастет в полтора раза, дальше — хуже. — с объяснениями выступил генерал Кручинин.

— Валера! Ну, это же несерьёзно. — Н. был старым знакомым генерала и мог позволить себе такое панибратское обращение, только по имени.

— Поэтому мы просим выделить нам сверх лимита необходимое количество мощностей через пять дней. Корректор у нас есть. Вот! — и генерал подвинул на стол руководителя из администрации папку с докладом. Начальство быстро пробежалось глазами по документу, криво усмехнулось. И сказало:

— Нет, Валера, нет! Это слишком рискованно. Посмотри, к чему привёл всего один ваш прокол! Сколько людей пропало от фиолетовых молний, как назвали этот феномен журналисты? Вот и эта ситуация возникла, потому что в параллельную реальность занесло неподготовленного человека![3]

— У нас всё подсчитано! — довольно едко заметил академик Гольдштейн. Эта его фраза напомнила знаменитую фразу из «Двенадцати стульев»: «у нас все ходы записаны». Наверное, Марк Соломонович уже спрогнозировал, к чему ведет весь этот разговор, поэтому и дерзил, правда, с оглядкой, высокому начальству.

— Знаем мы ваши подсчеты. Только это не на Луну слетать, тут надо рассчитывать точнее, а то организуете здесь черную дыру, прямо под Москвою… Нет, господа, этого мы сделать вам позволить не можем. А то еще и будете всё в спешке гнать… нет, нет и еще раз нет!

Начальство недрогнувшей рукой начертило на прошении Кручинина резолюцию «Отказать». Потом выложил на стол сигары, заметив:

— Это Куба.

За ним бутылочку арманьяка:

— Франция.

Вот и стопочки нарисовались. Как и лимон, а секретарша занесла кофейник, от которого шёл пар и чашечки мелкого диаметра.

— Валера! Марк Соломонович! Хочу сообщить вам пренеприятнейшее известие: нами, руководством страны, принято окончательное решение прикрыть проект «Вектор». В условиях, в которых находится наше общество и переводе экономики фактически, на военные рельсы, вы же понимаете… ваш проект потребляет слишком много энергии. Это сейчас недопустимо. У тебя, Валера, месяц на ликвидацию коллектива, прикинь, кого в какой сфере можно использовать, а мы его в другие проекты раскидаем, сам знаешь, у нас сейчас есть необходимость в быстрой модернизации нашего оружия. Мест в секретных шарашках с избытком. И не забудь про надёжную консервацию объекта. Кто знает, как дальше пойдут дела. У вас, Марк Соломонович, три месяца на составление подробного отчета по вашей теоретической части и практическим результатам. На это время можете привлечь пару-тройку специалистов из научного отдела проекта. Мы их потом перераспределим. Вижу, всем всё ясно! Тогда, вздрогнули!

[1] См. серии романов «На острие истории», «Михайловичи», где подробнее изложено про работу организации, занимающейся темпоральными исследованиями.

[2] Так в проекте «Вектор» обозначили параллельную реальность, вызванную спонтанным переносом нашего современника, Пятницына, в сознание известного журналиста и писателя Михаила Кольцова в 1932 год.

[3] Перенос Пятницына в Кольцова произошёл случайно, когда в его автомобиль попала шаровая молния, фиолетового цвета — результат природного катаклизма, описанного в серии «Михайловичи». О том, что произошло в новой реальности рассказывается в предыдущих романах цикла «Мы, Мигель Мартинес».

Глава первая

Санаторий

Где-то под Москвою, недалеко от деревни Горки

Декабрь 1936– февраль 1937 года

Тиха зимняя подмосковная ночь. Звезды мерцают так ярко, неожиданно погода безоблачная, видать видимо скорее всего поутру будет крепчать мороз. Крайняя на сегодняшний день папироска скуривается почти до самого финала, обжигая на мгновение губы. В душе у меня пусто. Боль… нет, не ушла, скорее всего, правильно будет сказать, что притупилась. Я сломался. Наверное. Это правильное определение тому состоянию, которое овладело мною после того, как узнал о смерти Лины. Она была не слишком хозяйственной женой. Нельзя сказать, что совсем не умела готовить, но её стряпня соответствовалачисто каталонской традиции с массой острых специй и мой желудок протестовал против такого насилия. Не слишком любила убирать, этим занималась нанятая прислуга. Увы, у