Все прочие гости: приходите, одетые так, как посчитаете нужным. Можно и в черном, если вы считаете это нужным. Но лучше наряжайтесь смешно и пестро. И побольше ненормальности. Не надо душить порывы своей души.
Принесите с собой три цветка. Чтобы бросить по одному на каждый гроб.
И для меня тоже кое-что захватите. А именно: истории. Напишите о том, какими вам запомнились Хели, Тимо и/или Фини. Запишите свои воспоминания о встречах с ними. Свои впечатления о них. Три слова. Три страницы. Любимые истории. На цветной или обыкновенной бумаге. Мне это очень важно. Я хочу составить из этих историй толстую книжку. Я хочу, чтобы жила память о моих ангелах. По крайней мере, до тех пор, пока мне не исполнится 97. И вы должны мне в этом помочь!
По окончании праздника я приглашаю в гости. Мой дом и сад должны быть полны людьми и жизнью. Может быть, вы мне поможете так убрать мой дом, что вещи, принадлежащие моим детям, попадут в хорошие руки, а освободившееся от них место заполнится доброй энергией. Ханнес, лучший повар холмистого Штайермарка, приготовит на всех. Но на всякий случай захватите с собой какую-нибудь еду, поскольку нас, надеюсь, будет слишком много. И праздник продлится до позднего вечера, поэтому можно приходить в любое время.
И последнее: перешлите этот мейл дальше, тем, кто был знаком с Хели, со мной, с Тимо или с Фини. И пусть вас не останавливают соображения, что кто-то может получить этот мейл дважды или трижды. Я бы хотела, чтобы дом Хели был полон в эту субботу.
Люблю вас всех бесконечно!
Ваша Барбара.
Я вижу себя — словно это было вчера — сидящей у компьютера в гостиной родителей Сабины. Эти двое приютили меня у себя. Если бы не они, я бы не знала, куда мне податься. Мои родители жили в Вене, слишком далеко, чтобы, находясь там, иметь возможность утрясать бюрократические формальности здесь. О том, что жизнь в опустевшем семейном гнезде вряд ли пойдет мне на пользу, догадаться нетрудно. Но я мечтала о домашнем уюте, о безопасности и защищенности. Все это я нашла в доме родителей моей лучшей подруги, которая давно уже стала мне почти сестрой.
Еще я помню о тарелке с печеньем, которая, нетронутая, стояла рядом со мной, пока я писала свои мейлы. Об отце Сабины, который каждые полчаса на цыпочках приносил мне новый стакан воды. Я помню ту крайнюю степень сосредоточенности, с которой — строчка за строчкой — появлялся на экране написанный мною текст. О том, что слова изливались из меня потоком, как если бы они откуда-то насылались, и я была всего лишь инструментом для их выражения.
Я помню о том измнеможении, которое охватило меня, после того как я написала все до конца. Мне достало сил еще ровно на то, чтобы разослать мейлы всем, внесенным в мою адресную книгу. Написанный мною текст, попав в Мировую паутину, зажил своей жизнью. Полетел к моим друзьям, коллегам, деловым партнерам и старым знакомым; попал к директорам школ, в подразделения различных ведомств и отделы информации различных газет. Я не утруждала себя сортировкой. Все, кто когда-то сталкивались с Хели, Тимо, Фини или со мной, должны были узнать обо всем.
Я настоятельно нуждалась в помощи. В общении, контактах, внимании. Если не сейчас, то позже — наверняка. Ничего меня, потерявшую все, не могло напугать и озаботить, кроме страха немоты. Страха, что друзья начнут избегать меня из-за того, что не будут знать, как со мной общаться. Что кто-то от неловкости или смущения будет при виде меня переходить на другую сторону улицы. Что я превращусь в аутсайдера в тот момент, когда ощущение себя частью сообщества для меня всего важнее. Именно по этой причине я решила записывать свои мысли. И их рассылать. Всем, всем, всем.
Ничего меня, потерявшую все, не могло напугать и озаботить, кроме страха немоты. Страха, что друзья начнут избегать меня из-за того, что не будут знать, как со мной общаться. Что кто-то от неловкости или смущения будет при виде меня переходить на другую сторону улицы.
Я встаю из-за компьютера. Выпрямляюсь. Тянусь. Смотрю при этом в окно. Оказывается, уже вечер. Меня наполняет глубокая умиротворенность. Почти как после рождения моих детей.
Я все сказала.
Жизнь может продолжаться. Я могу продолжаться. Могу продолжать. И должна.
Сначала отправилась туда, где чувствовала себя безопаснее всего: в постель. Я сжалась в комок под пуховым одеялом, пытаясь заснуть между «крышечками» Фини и любимым плюшевым псом, принадлежавшим Тимо.
Я считала великим подарком себе то, что я могу спать глубоко и крепко. Мое тело нуждалось в отдыхе и покое и получало их, слава Богу. Сон избавлял от размышлений. Мой сон был насыщен сновидениями, в которых мои дети играли и смеялись. Мне снился и Хели прежних, счастливых лет.
Время от времени я получала во сне четко сформулированные директивы. Эти директивы были явно важнее, чем моя способность понимать их сокровенный смысл.
«Будь стойкой», — велел мне Хели однажды утром. Перед тем, как проснуться, я видела его лицо с широкой улыбкой придвинутым к моему.
«Мне разрешили к тебе вернуться, если ты этого пожелаешь», — вещала Фини в другом сне, в котором фигурировали также пчелиные соты и лучи божественного света.
Просыпаться было тяжело. Мои сны устраивали меня гораздо больше, чем реальность, поджидающая меня на пороге спальни. Часто, уже проснувшись, я подолгу не открывала глаз, пытаясь еще раз отчалить в безопасный и уютный мир своих снов. И когда мне этого не удавалось, я все равно оставалась лежать. Я должна была быть во всеоружии, прежде чем выбираться из постели, должна была собраться с силами для того, чтобы протянуть до послеобеденного сна.
Иногда я помогала себе тем, что читала понемножку. Книгу, лежащую на тумбочке у кровати, мне подарила одна клоунесса в больнице после прощания с Тимо. Она называлась: «Ни одна душа не потеряется»[7]. Эта книга, с ее четко сформулированными, радостными посланиями, была моей лоцией и наперсницей.
Разумеется, смерть — никакой не конец. Все продолжается и после смерти. Нет сомнения в том, что там, за чертой, все замечательно. И само собой разумеется, что наши умершие близкие остаются рядом с нами.
Я нуждалась в поддержке извне — снова и снова, каждый день. То, что я переживала, что предчувствовала и о чем догадывалась, выглядело таким хрупким. Каждая прочитанная мною страница — о переживаниях смерти близких, о смертях в результате насчастного случая и о совпадениях, граничащих с чудом; о знаках, подаваемых мертвыми, и контактах с ними — укрепляла мой дух. Я училась доверять своим чувствам и убеждала себя в том, что в своих представлениях я не одинока. Чем больше я узнавала о том, что пережили и открыли для себя другие, тем больше я убеждалась, что существует жизнь и после смерти.
