кобуру с вальтером, он ей по руке будет, заслужила такой подарок.
После этого я подозвал девчат и, когда они подбежали, велел разбирать груз. Фомина начала заинтересовано осматриваться: даже на первый взгляд было видно, что один я всё это принести не мог.
– Не осматривайся, один я. Переносил вперевалку. Знаешь, что это такое?
– Нет, товарищ капитан.
– Сначала одно отнесу, потом другое. Так ходками и переносил. Не волнуйся, не наследил. Немцы меня ой как ищут, нагнали специальные команды егерей, но они далеко.
– А что вы сделали?
– Угнал у немцев танк и, выехав на берег озера, где полсотни офицеров при охране отдыхали, расстрелял их. Бойня была, мало кто смог сбежать в лес. После этого народу изрядно нагнали, самолёты в небе гудят. Я потому и приказал хуторянам не дымить печками, чтобы их не обнаружили. Раньше они никому не интересны были, а тут могут заинтересоваться.
Теперь смотри, этот пистолет тебе, потом на ремень подвесишь. Вальтер называется, чуть позже покажу, как им пользоваться. Эти наручные часы тоже тебе, трофей с немецкого офицера. Кому автомат, сама решишь, и вот пулемёт. Ты у нас, судя по значку, хороший стрелок, разберёшься с ним, я помогу. Немецкий карабин деду. Кстати, у немцев пунктик: если обнаружат нашего бойца, вооружённого их оружием, всегда убивают его, бзик у них такой. Да и наши, если обнаружат у немца наше оружие, тоже пристрелят, в плен не берут. Так что если увидишь какого бойца с немецким оружием, прояви уважение, это значит, он отчаянный парень, сдаваться в плен не собирается. А война – такая штука, всякое может быть.
– Ясно.
Я закинул ящик с тушёнкой на правое плечо, сидор уже висел за спиной, а аккордеон – на левом, девчата на него с интересом поглядывали. Они тоже загрузились, и мы направились обратно. Припасы отдали хозяйке хутора. Дед ящик вскрывать начал, желая глянуть, что две пули натворили. Хлеб прибрали, ему очень обрадовались: мука уже давно закончилась, картошку перетирали на муку и пекли. Богданова приняла санитарную сумку, изучила, что внутри – мало, но хоть это.
Потом дед карабин стал изучать, сам он в империалистическую не воевал, но в Русско-японской поучаствовать удалось, и награду имеет. Я ему рассказал то же самое, что и Фоминой: что оружие лучше прятать, если немцы придут. Показал ему фотоальбом того офицера СС. На фотографиях офицер позировал во время казней и пыток красноармейцев. Дед побледнел, но сердце, к счастью, не прихватило.
Фомина заглянула в фотоальбом и чуть в обморок не хлопнулась. Другим девчатам тоже дал взглянуть, чтобы понимали, что за зверьё против нас воюет. Нельзя к ним в плен попадать, лучше последний патрон для себя оставить или гранату, чтобы их с собой прихватить. Так и сказал. Девчата погрустнели. Но ничего, пока обучал их использованию нового для них оружия, отошли.
Потом я, сидя на завалинке, осваивал аккордеон, это была незнакомая мне модель. Весь хутор собрался вокруг меня, слушали и аплодировали. Ну а я до самой темноты играл разные песни. В основном домашние, мирные, про войну не пел. Пел песни Евгения Осина: «Две девушки», «Плачет девушка в автомате», «Дождь и я», «Студентка-практикантка». Пел песни «Самоцветов»: «Мой адрес – Советский Союз», «Увезу тебя я в тундру», «Чужая свадьба», «Ты моя единственная», «Школьный бал». Вот так этот день и закончился.
Утром я позавтракал яичницей (всё как я люблю) и, оставив хутор, побежал в сторону Новгорода. Причём бежал, путая следы, чтобы по ним не вышли на хутор, мне этого не нужно. И хуторянам к дороге ходить запретил, тут до неё километров пятнадцать по прямой будет. Хорошо, хутор болотами окружён, немцам тут нечего было делать, да и партизан хуторяне не видели.
Я едва на километр успел отбежать, как обнаружил купол парашюта на ели и следы крови: кто-то тут полз. Пробежался по следам и обнаружил лётчика, раненого, но живого, только без сознания. То, что это наш, опознал по парашюту, сам недавно под таким куполом спускался. Это был не разведчик или диверсант, а лётчик, по кубарям – лейтенант.
Осмотрев его раны, увидел, что он перевязался исподней рубахой, были ранены рука и нога. Определил, что он тут уже сутки. Приподняв ему голову, смог напоить его из фляжки. Глотал он жадно, но не очнулся. Задерживаться я не стал, стянул купол парашюта и, на ходу убирая его в парашютную сумку, рванул к хутору. Парашют деду в подарок: мол, дарю за девчат, что выходил их, раненых, и помог перезимовать. Ну, и сообщил, что обнаружил нашего лётчика, раненого, без сознания.
Подорвались все, даже дед. Я привёл их к раненому. Дед тут же слеги начал рубить для волокуши (телега тут не пройдёт), коня привести обещал. Богданова тем временем прямо на месте чистила раны и заново их перевязывала. Говорит, должна выходить. Воспаление небольшое есть и кровопотеря, но раны она почистила, теперь уход нужен и обильное питьё. Ну да это уже их дела. Первый пациент у них появился, теперь есть кого охранять и лечить. Я сам не ожидал, что так будет.
А я дальше побежал, продолжая путать следы, и так уходил всё дальше. Думаете, это всё? Как же. Когда болото осталось позади, я наткнулся на наших – разведгруппу нашей армии. Я как раз присел пообедать на поваленный ствол дерева – нашёл, наконец, сухой, а то до этого всё сырые попадались. Расстелил платок на коленях и стал наяривать ложкой похлёбку из котелка; у меня их два было приготовлено, этот последний. Надо ещё приготовить, надо. Ел я вприкуску с галетами, потому что весь хлеб, который у меня был, я отдал.
И тут приметил, что лес шуметь стал по-другому. Прислушался, доедая свой обед, и понял: люди идут. Определил по шуму птиц, куда, залёг по курсу и стал ожидать. Раньше не замечал в себе таких охотничьих способностей, а тут гляди ты. Вскоре среди деревьев замелькали фигуры в таких же камуфляжных костюмах, как у меня. Сначала пара в дозоре, потом остальные, почти два десятка, среди них трое раненых. Двое, с забинтованными руками и плечами, шли сами, третьего несли.
Свистнув, я переждал, когда они залягут, и крикнул:
– Вологда!
После небольшого промедления прозвучал правильный отзыв:
– Киев!
Встав, я направился к группе, и мне навстречу вышел её старший. Не сразу, но я его опознал, нас познакомили в штабе армии. Старший лейтенант, фамилия запоминающаяся – Баталов.
А вот Баталов меня сразу опознал:
– Доброго дня, товарищ подполковник. Какими судьбами тут?
– Генерал Петровский с
