— свистели возле моей головы кулачищи. Я, будто в спарринге, методично уворачивался и бил в ответ. Не всегда в цель. У здоровяка-то этого морда больно высоко. Тяжело достать.
Иногда попадал, но это выходило как слону дробина. Черт, нужно радикально менять тактику. Иначе на все двенадцать раундов растянуть можно наше противостояние.
Что ж, друг Егорка, будем играть по-грязному. Я изловчился и двинул стопой снизу вверх прямо по фаберже. Хрясь! Егорка охнул и осел. Стоя на коленях, скрючился, но даже и в таком положении он был выше ростом деда Семена, который, помнится, собирался с ним повоевать. Я примеривался для контрольного в голову, но понял, что это уже лишнее. Тонко подвывая, Егорка рухнул на землю, будто срубленный дуб. Есть! Курсант против Квазимодо, победа в первом раунде.
Наконец, мне удалось откопать в недрах штанов ксиву, я ткнул ее в рожу поверженного и громко проговорил:
— Милиция, мать твою!
Это подействовало магически. “Голиаф” превратился в смиренного послушника. Заморгал глазками, запричитал:
— Что же вы, гражданин начальник, сразу не говорите, а по причинному месту пинаетесь?
— Так ты мне слова сказать не дал. Ты почему с кулаками на людей кидаешься? За это срок предусмотрен, а за сотрудника милиции — так вдвойне.
— Печенкой клянусь, гражданин начальник. Не знал, что вы из органов доблестных. Подумал, что опять местные пришли морду мне бить.
— И часто тебе местные морду бьют?
— Пока ни разу, но приходили часто… Вы первый, кто мне по кумполу звезданул взаправду. Вот я и, это, осерчал малость.
— Пойдешь за нападение на сотрудника при исполнении, — я хитро прищурился и кивнул на Семена, который уже совсем осмелел и протиснулся в калитку. — Вон, у меня и свидетель имеется.
— Как же! — суетился старик, не переставая кивать. — Все видел, все скажу, как советскую милицию убивали.
Егорка, наконец, смог сесть. Болючий удар его отпускал.
— Да не хотел я никого убивать , — канючил он, будто нашкодивший школьник, — Ей-богу не хотел, где же это видано, чтобы мордобойство с убийством равняли? Я же говорю, не знал…
— Незнание закона не освобождает от ответственности, — Семен наслаждался властью над поверженным врагом.
Глаза Егорки аж задергались, наполняясь слезинками. Вот блин, такой мужик здоровый, а готов расплакаться. И ведь даже не притворяется. Как ребенок…
— Ладно, — снисходительно проговорил я (ставки взвинтил, можно и договариваться). — Так и быть, на первый раз прощу, если бензин нам вернешь и пообещаешь больше у соседей ничего не тырить.
— Какой бензин? — с надеждой засопел детина.
— Который ты с “Волги” белой у меня слил. Ваньку— то мне не валяй. Тут в округе только одна “Волга”, на Сливовой улице.
— Да не сливал я ничего, почкой клянусь! Хоть режь, начальник, не сливал я.
— А ты не заливай! — расследование кражи бензина Семен решил взять в свои руки. — Вертай бензин взад, я тебе говорю!
— Да, правда, не брал! Я когда к машине шел, бензин уже слитый оказался. Кто-то до меня успел…
— Шел, значит?
— Шёл, — вздохнул тот.
— Вот ироды, — дедок погрозил кулаком невидимому врагу в сторону соседних улиц.
Вот так поворот… Получается, что в дачном поселке не один воришка. Целая секта свидетелей Егоркиных.
— Тогда с бензином помоги, — проговорил я. — И я забуду казус с нападением на сотрудника.
— Это можно, — осклабился Егорка, — к вечеру приходите, будет бензин.
— Э-э… Ты что удумал? — я погрозил пальцем. — Воровать нельзя. Из своих запасов давай
Хотя запасы, конечно же, тоже наверняка ворованные, но ради дела благого не побрезгую.
— Нет у меня, — развел “граблями” Егорка. — Все продал… А новых еще не добыл.
— Брешешь! — сверкал глазами Семен.
— Да сами проверьте, — бугай встал и направился к сараюге. Откинул воротину, приглашая внутрь. Оттуда пахло пылью, паутиной и машинным маслом. Валялись какие-то заржавевшие агрегаты, явно колхозного происхождения, старые ведра, дачные лейки, всё вперемешку с досками и инструментами.
Семен деловито шмыгнул внутрь и как заправский опер на обыске стал шарить по закуткам, отбрасывая в сторону куски фанеры, деревяги и тряпье.
— А это что? — выудил он из недр хлама помятую канистру облезло-болотного цвета.
— А хрен знает! — почесал репу Егорка. — Я эту канистру давно потерял. Завалило ее всячиной.
Семен, кряхтя, открыл пробку и понюхал:
— Бензин! Ну точно он!
— Отлично, — я потирал руки. — Канистру мы у тебя изымаем, в интересах государства, так сказать. А ты больше не балуй и на людей с кулаками не кидайся. Тебе повезло, что я сегодня добрый.
— Слушаюсь, гражданин начальник, — обрадовался Егорка, что так легко отделался. — Забирайте канистру.
Семен с гордым видом добытчика подхватил железную посудину и поволок к выходу. Я последовал за ним.
Через пять минут мы уже стояли у моей машины. Света и Ильинишна крутились рядом, лузгая семечки и обсуждая рецепт пирожков.
— Ты бензин нашел? — радостно всплеснула руками бабуля.
— Не нашел, а у Егорки отнял, — гордо заявил дедок. — В морду пришлось дать.
— Ты? В морду? Егорке? — кривилась улыбкой Ильинишна.
— Андрей помог, — отмахнулся дед. — Не трынди под руку, не видишь, топливо заливаю.
Семен открутил пробку и опрокинул канистру горловиной в лючок.
Я хотел сам проделать такую “важную” операцию, но дед мне не дал. Все правильно, раз он добыл топливо, значит, он и должен его заливать. Спаситель и добытчик. Пары принесли необычный маслянистый аромат. Странный бензин.
— Погоди! — я положил руку на канистру. — Дай мне!
— Поздно, товарищ милиционер. Усе в порядке, топливо в баке, — просиял дед.
Я взял пустую канистру и понюхал. Нос снова защекотал характерный запах, который теперь уж точно было ни с чем не спутать.
— Японская матрешка! — выругался я, стараясь поделикатнее, но с чувством и толком. — Так это же солярка! Семен, ты куда глядел?
— Как солярка? — хлопал тот глазенками и на всякий случай поглядывал на жену, что сердито уперла руки в бока.
— На, сам понюхай, — расстроенный, я протянул ему канистру.
— Да нюхал я, — отступил тот.
— Так какого лешего ты залил солярку?
— А я знаю, как она пахнет, что ли? По
