пока еще не были толком вооружены. С пиками особых проблем не было. А вот клинковое оружие у них имелось самое разнообразное. Прямо по правилу: «форма одежды номер восемь, что нашли, то и носим». Сабли, шпаги, палаши… разные и вперемежку.
Еще хуже обстояли дела с огнестрельным оружием.
Карабинеров пока вооружили пехотными мушкетами. Пока. И ждали от Никиты Демидова решение этого вопроса.
Компромиссное, разумеется.
По предложению царевича он, используя ту же оснастку, запустил в производство карабины и пистолеты. В мушкетном калибре. С уменьшенным зарядом, разумеется.
В принципе ни карабин, ни пистолет в таком калибре был не нужен. Во всяком случае для пулевой стрельбы. Поэтому из них решили бить картечью. Из пистолета только ей, а из карабина в основном. Что сделала Никиту Демидома первым в мире производителей серийных хаудахов и лупар в истории.
Не лучший, но вполне рабочий вариант.
Во всяком случае для конного боя.
Впрочем, даже таких образцов не хватало. Ведь для вооружения этих двух кавалерийских дивизий требовалось изготовить двенадцать тысяч пистолетов и три тысячи карабинов. Лучше шесть тысяч, но на первое время решили уланам карабины не выдавать. Не до того.
В непростом положении находился и обозный парк этой армии.
Да, с мая 1701 года царевич начал разворачивать производство лафетов для 6-фунтовых полевых пушек и, под шумок, еще и затеял распределенную мануфактуру для фургонов. Куда к началу 1702 года включено сорок семь уже существующих мастерских и мануфактур центральной России. В самой Москве было организовано только сборочное производство. Как самих стандартных фургонов, так и их вариантов вроде походных кухонь, кузниц, бочек, походных вышек и прочего. А также артиллерийских лафетов и передков с зарядными ящиками. Все разумеется максимально унифицировано.
Сборка шла быстро.
ОЧЕНЬ быстро.
По местным меркам просто реактивно. Но все одно — подвижного парка требовалось очень много. Около десяти тысяч единиц. Что за год с нуля сделать не получалось. Ну вот никак. И лишний год здесь выглядел просто подарком небес.
А ведь в планах были отдельные роты и батальоны снабжения. Про которые, впрочем, пока можно было забыть…
Полков полевой артиллерии развернули три — по одному на дивизию. Полностью укомплектовав их 6-фунтовыми пушками. Почти сотней.
Но и тут была беда.
Лошади.
Степных требовалось много в упряжку. Слишком слабые. А нормальных тяжелых завезти пока в нужном количестве не удалось. И хорошо если в этот 1702 год хотя бы упряжки орудийные будут переведены на нормальный конский состав…
А там еще осадный парк виднелся за натуральной горой дел.
Так что Петр был полностью согласен с сыном — еще годик бы другой. И начинать. Но обстоятельства складывались таким образом, что этого времени у них не было.
Тяни не тяни, а все одно — в этом году придется в войну вступать…
— Эх… жаль быстро сгниют, — тихо произнес Алексей.
— А что делать? — пожал плечами Петр. — У всех гниют.
— Краску можно сделать. Ядовитую. Из мышьяка там или еще из чего.
— Это еще зачем? — напрягся царь.
— Гниль — это что? Мельчайшие животные, что пожирают древесину, вот она и разрушается, перевариваясь. А если ядом борт измазать, то и существа эти невидимые от мелочности своих размеров, дохнуть будут.
— А ежели солдаты с матросами?
— Так неужто они борт грызть станут? — удивился царевич.
— Всякое бывает. Краска отойдет и отравятся.
— Тоже верно. Там, — махнул он неопределенно головой, — я видел решение. Если борта эпоксидной смолой промазывать, то они и по двадцать, и по тридцать лет служить могут. И более.
— Это яд какой-то?
— Полимер. Жрать его вряд ли полезно. Но не яд.
— Знаешь, как сделать?
— Очень приблизительно представляю в какую сторону копать. Опыты на годы растянутся. Так-то можно и бакелитом мазать. Тоже полимер, только похуже. Он там как-то делается из продуктов перегонки дерева. Только как? Не помню хоть убей.
— Тоже годы?
— Тоже. Хотя, быть может, побыстрее получится. Сырье исходное понятно. И дальше играться. В любом случае химические мастерские опытные нам нужно ставить. И копать. Опыты проводить. Много опытов. Потому что даже бакелит если получим — это много возможностей нам откроет.
— А эта смола… как ее?
— Эпоксидная?
— Да. Она из чего делается?
— Кажется из земляного масла. Нефти. Но я не уверен. Да и нефть эта такая дикая смесь всякого. Десятки компонентов. И простой перегонкой многие из них не получишь.
Царь скосился на сына.
Пыхнул трубкой.
Подумал.
— Сколько тебе денег нужно?
— Не знаю. Если через год другой что-то получится хотя бы по бакелиту — чудо считай. Все это время потребуется проводить постоянные опыты. Недорогие. Но опыты. Тщательно все документируя. Я бы меньше чем лет на пять не закладывался, а лучше на десять.
— Ладно. Как вернешься в Москву — займись.
— Бакелитом или смолой?
— А что быстрее получить сможешь, тем и займись. Сам подумай. Я в отличие от тебя даже не видел, о чем речь идет.
— Может для начала краску ядовитую сделать? И красить ей днища морских кораблей. Чтобы черви и прочая гадость их не портили. С этим я быстро справлюсь. Наверное.
— Ну… — Петр задумался.
— Не нравится, что яд?
— Да. Опасно это.
— Так мышьяк же. Им и так постоянно все друг друга травят. Ничего нового.
— Этот яд будет краской. А ну как ей станут одежду красить?
— Эта краска увеличит на несколько лет срок службы корабельной обшивки. А если регулярно подкрашивать, то еще больше. Выгода великая.
Петр вновь пыхнул трубкой.
Впустую.
Табак прогорел.
Поэтому он стал выбивать ее. Молча. Деловито.
Царевич тоже молчал.
Прочистил.
Убрал.
Глянул на сына и произнес:
— Ладно, черт с тобой. Займись для начала ядовитым зельем этим.
Алексей кивнул, скрыв улыбку.
Он давно искал способ подвести отца к созданию научно-исследовательского центра. Не такого, так этакого. А тут такая удача. И настроение подходящее, и тема морская. Красота. Химия — значит химия. В конце концов тоже очень дельное направление…
[1] Индельта — система военного ополчения в Швеции тех лет.
[2] 40 футов это 12,19 м примерно.
[3] 12 пехотных полков это около 19,2 тысяч строевых.
[4] 12 кавалерийских полков это около 6 тысяч строевых.
1702 год, май, 2. Москва
— Не будет нам покоя с этой семейкой, — тихой произнес человек.
— А с другой будет? — фыркнул собеседник.
— Старину рушат.
— Старина рушится.
— О нет! Не скажи! Я проехал всю Европу. И там за нее держатся.
— Серьезно?
— Нашим там всегда почет и уважение.
— А тут разве нет? — усмехнулся Василий