А в Череповце так много учащихся?
— Конечно. У нас ведь и реальное училище имеется и техническое. Мальчишек со всех сторон везут — и из губернии нашей и из Вологды с Тихвином. Жить-то им где-то надо? И девчонок везут в гимназию. У нас многие домовладельцы тем и живут, что жилье сдают. Если надо, я вам хорошую хозяйку найду.
Я немножко другими глазами посмотрел на Анну Тихоновну. Ишь, беспокоится о своем постояльце. А может, у нее какие-то свои выгоды? Но я пока не знаю — понадобится мне здесь квартира или нет.
— Спасибо, — кивнул я.
— Вы, Иван Александрович, по какой части служить станете? — поинтересовалась женщина.
Ишь, любопытно ей. Но мое назначение не бог весть какой секрет. Поэтому я ответил:
— По судебной. Завтра себя приведу в порядок, а послезавтра отправлюсь к председателю окружного суда, а тот уже скажет — здесь ли меня оставят, или в другой город пошлют.
— У нас останетесь, — заявила хозяйка, потом пояснила: — У меня брат в канцелярии господина исправника служит. Суд-то у нас окружной, на четыре уезда, но в Устюжне, Белозерске и Кириллове следователи уже есть, а наш с полгода как помер. Руки на себя наложил.
— А чего это он? — спросил я. Про смерть моего предшественника я не знал.
— Как чего? — хмыкнула хозяйка. — Работа у него тяжелая — то убийство, то кража, то еще что-нибудь. Убийства у нас не очень часто — не больше, чем два раза в год, кражи почаще. Но покойный следователь — натура тонкая, очень переживал. Он по вечерам себя водочкой и лечил. Пил сильно, жена от него ушла — с каким-то поручиком снюхалась и сбежала, так ему совсем тошно стало. Пока жена была, хотя бы присмотр был, а так… Вот, взял как-то, да и удавился. Брат мой ругался — мол, мог бы и записочку оставить, попрощаться, да все разъяснить, а тут пришлось из-за него народ опрашивать. Так что, когда вы на службу-то выйдете, сильно не пейте. Жены у вас нет, присмотреть некому.
— Думаете, тоже решу удавиться? — усмехнулся я.
— Ну, почему же сразу удавиться? Бывает, что и топятся или ядом каким травятся. Или, если вам пистолет дадут, так и застрелитесь.
То, что гостиница не вариант для дальнейшего проживания, я убедился этой же ночью. Только улегся спать и заснул, как за стеной, во дворе, раздался шум. Похоже, что в гостиницу приехал очередной постоялец. Сначала ржал один конь, потом второй. Когда замолкли лошади, раздались человеческие голоса. И новоприбывшие разговаривали так, словно вокруг все были глухими или им было плевать на нормы человеческого общежития.
Потом шум разговоры переместились вниз, в общий зал и стало потише. Я задремал было, как дверь в мою комнату распахнулась.
— Эй, кто тут есть? — послышался нахальный мужской голос.
— Ну, я здесь есть, — отозвался я. — И что вы хотели?
В мой нумер без разрешения ввалился молодой парень со свечкой в руке. Поставив свечу на прикроватный столик, заявил:
— Давай-ка парень вставай, да выметайся отсюда.
— С каких это рыжиков? — несказанно удивился я.
— А с таких, что Фрол Фомич привык останавливаться именно в этом нумере. И всякие путешественники, вроде тебя, пусть другие комнаты ищут.
Сказано было таким тоном, словно я, услышав имя некого Фрола Фомича, должен немедленно проникнуться и выскочить вон.
— Ты сам-то кто будешь? — спросил я.
— Я — приказчик Фрола Фомича. Вставай добром, а иначе я тебя выкину.
От такой наглости я слегка опешил. Но потом собрался и достаточно миролюбиво сказал:
— Слышь, убогий. Сделай так, чтобы я тебя долго искал.
— Чаво?
— Я тебе сказал — выйди вон и закрой дверь с той стороны. Что непонятного?
— Да ты чё, супротив Фрола Фомича⁈
Нахал уже стаскивал с меня одеяло.
Приказчик был невысокого роста, но гонора и высокомерия не занимать. Я вздохнул, встал с постели и, цепко ухватив наглеца за воротник, принялся открывать дверь. Но она, отчего-то не пожелала открываться. И чего этот дурак орет? А, понял. Дверь-то открывается внутрь. Ну, подумаешь, что дверь в свой нумер я открывал головой наглеца. А дверь крепкая, дурной башкой ее не высадишь. Так я же ее потом открыл и выкинул наглого приказчика в коридор.
— Семен, ты зачем в чужой нумер пошел? — услышал я укоризненный голос хозяйки, а приказчик, который Семен пробурчал что-то невнятное. Еще послышался звук, напоминавший шлепок, словно кто-то кому-то отвесил затрещину и снова голос Семена, но уже плачущий.
Я закрыл поплотнее дверь, в коридор выходить не стал. Мысленно выматерился — почему нет никакого запора или внутреннего замка? Есть наружный — едва ли не амбарный, ключ мне Анна Тихоновна выдала, так неужели было так сложно установить крючок или изладить какую-нибудь задвижку?
Свеча так и осталась стоять на столе, словно трофей. Я вытащил отцовский подарок, чтобы посмотреть — который час. И снова облом. Часы швейцарские, дорогие, с трехдневным заводом, но стрелки стоят на двенадцати часах тридцати двух минутах. Я их завести забыл!
Только заснул, как снова раздался стук в дверь и голос хозяйки жизнерадостно произнес:
— Иван Александрович, завтрак уже на столе. Остынет — будет невкусно!
Да ёрш твою медь! Я спать хочу, но теперь уже точно не заснуть. Пришлось вставать, умываться и выходить к общему столу.
На завтрак была пшенная каша и оладьи со сметаной. Все очень вкусно.
Хозяйка, дождавшись конца трапезы, подсела ко мне.
— Иван Александрович, Фрол Фомич просил передать, что он прощения просит за ночной инцидент. Он нынче по делам уехамши, но как прибудет, то лично придет извиняться.
— Угу, — кивнул я, протягивая руку за второй чашкой чая. Чай с каким-то интересным и непривычным вкусом, но мне понравился.
— Но вы, Иван Александрович, тоже хороши, — покачала головой хозяйка, подливая мне чай. — Неужто из-за такого пустяка следовало драться?
— А как надо было? — вытаращился я. — Дождаться, пока холуй меня из постели вытащит?
— Вам следовало выйти из нумера и пойти ко мне, — твердо заявила хозяйка. — Все неприятности в моей гостинице я решаю сама, а не постояльцы. Хорошо, что у вас силы хватило, чтобы с ним сладить, а если бы нет? И Семен — он не холуй, а приказчик.
— Нет, Анна
