Ознакомительная версия.
— Веди, Бурангул! — крикнул он. — Где ты слышал женский крик?!
Юзбаши, сорвав со стены единственный на весь подвал горящий факел, бросился в дальний конец коридора. За ним бежал Бурцев. Освальд, поотстав, тащил тяжелую трубу фаустпатрона.
Коридорный тупик. И — дверь. Одна-единственная.
— Бурангул, сам не лезь, — Бурцев отстранил сотника от запертой двери. — Княжна — не покорная восточная женщина, а девица с норовом, к ней особый подход нужен. На вот, лучше подержи.
Он сунул в руки татарину малую башню перехода.
— Только не урони! Для меня сейчас нет ничего дороже этой штуки. Не считая княжны, конечно.
Бурцев протянул подоспевшему добжиньцу факел Бурангула, перешел с татарского на польский:
— Посвети-ка, Освальд!
Затем снял шлем, водрузил его на меч в ножнах. Так оно безопасней будет. Помнится, при первой встрече Аделаида пустила в него арбалетный болт. И неизвестно, чего ждать от горячей дочери Лешко Белого сейчас.
— Аделаида! Это я, Вацлав! — крикнул он. И лишь после этого рванул засов темницы.
Дверь распахнулась. Но никто не спешил кидаться ему на шею.
— Слышь, княжна! Вацлав я, Вацлав!
Бурцев сунул перед собой в темноту камеры шлем, покачивающийся на клинке. И не пожалел.
— Лжец! — раздался милый его сердцу визг.
На железный тевтонский горшок обрушился горшок глиняный. Черепки и липкая каша брызнули в стороны. Горшок был большой, каши было много.
— Хоть прилично тебя тут кормили — и то хорошо, — хмыкнул Бурцев.
Не узнать княжну после подобной выходки невозможно. Он перехватил тоненькую ручку, уже целившую ногтями в глаза, вытянул девушку на свет.
Господи, до чего же она измождена, грязна и перепугана! И прекрасна при этом!
— Ты?! Здесь?! — Дочь Лешко Белого щурила глаза от факельного света. Счастливая улыбка появилась на губах княжны. Но Аделаида рассмотрела черный тевтонский крест на накидке своего спасителя. Углядела княжна и две фигуры в доспехах братьев ордена Святой Марии за спиной Бурцева. Княжна вскипела:
— Так ты заодно с этой тевтонской мразью, русич!
— Утихомирься, княжна, — подал голос Освальд. Добжинец взвалил гранатомет на плечо, словно алебарду, снял шлем. Догадавшись, что именно смутило пленницу, примеру рыцаря последовал и Бурангул. Лучше бы он этого не делал…
Как только в свете факела показалась улыбающаяся татарская физиономия, Аделаида, пискнув, метнулась обратно в камеру. Бурцеву стоило немалых усилий вновь извлечь ее оттуда.
— Это же язычник Измайлова племени! — яростно отбивалась полячка. — Адово отродье! Богопро-а-ап!
Пришлось закрыть девушке рот, чтобы объяснить ситуацию:
— Это хороший язычник. Добрый, белый и пушистый. Он нам помогает, и, между прочим, именно его меч только что сразил Конрада Тюрингского.
Аделаида издала удивленный звук, и Бурцев рискнул отпустить девушку:
— Остальное объясню позже, княжна. А сейчас уходим. Будем пробиваться наверх.
— Пробиваться? — Усы Освальда грозно встопорщились, добжинец убрал с плеча гранатомет. — В таком случае, Вацлав, забери, пожалуйста, эту палицу. Я предпочитаю драться мечом.
— Палицу?! Освальд, только не вздумай, ради бога, кого-нибудь треснуть этой «палицей». Сам без головы останешься и нас оставишь. А мечами махать пока не нужно. У меня есть кое-что посерьезнее.
Он снял с плеча автомат. Добжинец притих.
— Первым пойду я, — сказал Бурцев.
За ним юркнула Аделаида. «Добрый и пушистый» Бурангул бережно нес башню перехода. Последним следовал Освальд с фаустпатроном. Меч рыцаря остался в ножнах.
Дверь в подвал держалась уже на честном слове. Топоры тевтонов неумолимо превращали дерево в щепу.
Бурцев встал напротив. Поднял «шмайссер». Нажал на курок. Две длинные очереди по запертой двери прогремели в замкнутом пространстве подвального помещение трубами судного дня.
Аделаида, закрыв глаза и уши, завопила от страха. Бледный Освальд впечатался в стену. Даже невозмутимый Бурангул присел, вжав голову в плечи. О том же, что творилось за расстрелянной дверью, можно было только догадываться. Крики ужаса и боли, грохот падающих на камень тел в латах, звон оброненного оружия, удаляющийся топот ног…
Бурцев сменил опорожненный магазин на новый. Впредь надо бы экономить боеприпасы. Он передернул затвор, осторожно отворил изрешеченную дверь…
С той стороны торчал глубоко всаженный в дерево боевой топор. Еще две секиры у порога. И шесть трупов — два орденских брата, один сержант, три кнехта. По ступеням винтовой лестницы наверх вели следы крови. Одного из отступивших Бурцев обнаружил за первым же поворотом. На белой накидке с черным перекрестием расплывались три кровавых пятна. Глаза рыцаря уже стекленели.
— Быстро! — поторопил он спутников. И со «шмайссером» на изготовку первым начал подъем.
… Серьезный отпор им дали на площадке, где трапезная примыкала к древней башне. Скрипучая дверь здесь была открыта, но едва Бурцев сунулся в узкий проход возле камина, как в полумраке зазвенела спущенная тетива. Упал, откатился обратно… А в каменную кладку ударили арбалетные болты — с полдюжины, не меньше.
Выход из трапезной перекрывали перевернутые столы и ряды щитоносцев, из-за которых били арбалетчики. Кроме того, стрелки могли таиться на верхних галереях — у бойниц. А это уж совсем скверно.
— Ну что? — поинтересовался Бурангул.
— Не пройти! Придется подниматься выше и занимать оборону на верхней площадке башни.
Последнюю фразу он повторил по-польски. Никто не возражал.
— Тогда приготовьтесь…
Бурцев швырнул в трапезную трофей — осколочный гостинец из Третьего рейха. Получай, тевтон, гранату!
Взрыв, дым, крики.
Для пущего эффекта он добавил очередь из «шмайссера». Вслепую, по вопящей темноте.
Дверь в трапезную удалось захлопнуть прежде, чем оттуда снова полетели стрелы. Слава богу, здесь тоже имелся внутренний засов! Не столь прочный, как в подвале, но на некоторое время и он сдержит рыцарей.
Дальше поднимались осторожно, без излишней поспешности. Наверху могла поджидать дежурная стража. Да и низенькие дверцы с тяжелыми кольцами вместо ручек, встречавшиеся по правой стороне винтовой лестницы, внушали определенные опасения.
— Выходы к боевым площадкам с бойницами, — пояснил Освальд. — Занимать их есть смысл лишь для круговой обороны башни — обстреливать неприятеля, ворвавшегося во внутренний двор замка. Сейчас там вряд ли кто-нибудь будет.
Добжинец ошибся. Но прежде, чем Бурцев понял это, их атаковали сверху. Неожиданно и яростно. Полубрат в серой накидке и троица чернодоспешных кнехтов, спустившиеся с наблюдательной площадки Взгужевежи. Крестоносцы выскочили из-за очередного поворота винтовой лестницы так внезапно, что всех четверых пришлось расстреливать практически в упор.
Ознакомительная версия.
