Ознакомительная версия.
Камни, с которых Йусси сделал свой шаг в небо, Иван нашел без труда. Даже высокие травы не могли скрыть этих гигантских ступеней. Лопухин подошел к ним, сел, опершись спиной в холодный камень. Вытащил медальон.
– Я не знаю, зачем ты мне подарил это, – тихо сказал Иван. – Не знаю. Просто не хотел отдавать сыну или следователю? Или точно знал, что будет дальше? Этот камень… он прикрывал меня, когда было надо. Спасал, наверное. Пугал, уж это точно. Но для чего это все? Если в этом есть какой-то большой, огромный замысел… то где он? В чем? Я полжизни угрохал на то, чтобы понять… И ни черта не понял. Я научился слушать деревья, травы, весь мир… Зачем? То, что было хорошо на войне, не нужно… не нужно в мирное время. В этой жизни. Что я должен был сделать? Должен!.. Ты мне так и не сказал… И сколько б я ни искал… так и не нашел.
Он вздохнул. И еще долго молчал, словно ожидая ответа. Знака…
Но нет… Тишина.
– Я устал, – выдохнул Лопухин. – Устал все время искать смысл. Я пошел по другой дороге… или свернул где-то… Но я не понимаю… для чего все это свалилось на мою голову. Где я только не побывал, с какими людьми не разговаривал…
Иван снова замолчал. Потом набрал было воздуха, чтобы что-то сказать, но только махнул рукой.
Поднялся. Положил медальон на первый камень.
– Вот и все. Извини. Пусть его подберет тот, кому это нужно.
Уходить было нелегко.
В деревню он вышел часам к пяти. Усталый, голодный, но равнодушный. Не было ни злости, ни радости. Просто пустота внутри. И еще Иван чувствовал себя обманутым.
Где-то там, внутри, он надеялся, что получит ответ. Что не придется расставаться с медальоном. Что тут, именно тут, он поймет, зачем, почему и что же будет дальше… Сообразит, чего хотел дед… Или хотя бы, избавившись от таинственной железяки, испытает какое-то облегчение.
Но нет. Ничего подобного не произошло.
Тяжесть на сердце по-прежнему осталась тяжестью. Никакого решения он так и не принял. И сомнения как и раньше мучили Ивана. Оставленный медальон тянул к себе… Хотелось бежать, подобрать.
Он зашел попрощаться к Тойво. Молчаливый дед сидел за столом, ел кашу, а напротив стояла вторая тарелка, на которую старик указал Лопухину.
«Может, он что-то знает?» – с внезапной надеждой подумал Иван. Но спросить не решился. Да и незачем было, теперь-то. К тому же он понял, что старик не обладает никакими особыми способностями, а только лишь природной сметливостью и способностью сопоставлять факты. Если человек, который у тебя переночевал, вернется в деревню своим ходом, то он точно будет голоден, а пойти ему вроде и не к кому… Так почему бы не поставить на стол вторую тарелку, не убудет, поди…
Поев, Лопухин попрощался с дедом, который, казалось, не удивлялся совсем ничему и только махнул рукой, иди, мол, если надо, и пошел к председателю, договариваться о транспорте… Все складывалось удивительно нелепо.
Поднимаясь по улице, Лопухин остановился около дома, где когда-то жил Маркко. И тут… Нет, не было никакого чувства. Не было знака. Не было ничего, кроме странного желания остановиться.
Он встал. Огляделся.
Забор, трава, пустая будка… Дом выглядел нежилым, хотя в окнах белели занавески. Так выглядит жилье, у которого нет настоящего хозяина. Вроде бы все на месте, но надо поправить что-то, подкрасить. Дом будто звал – зайди, сделай, помоги…
В нерешительности он остановился у калитки. Взялся за щеколду…
– Вы кого-то ищете? – раздался голос из-за спины.
Иван вздрогнул, обернулся, чувствуя, что краснеет.
– Да я… Тут когда-то… – Он замер. – Здравствуйте…
Высокие скулы, глаза светлые, голубые, как небо, и очень бледная кожа. Из-под платка выбивается на высокий лоб прядка соломенных волос. Все так же! Только чуть старше.
«Катька? Так она ж блаженная!» – всплыли в памяти слова.
Он смотрел в небо, что отражалось в ее глазах, смотрел и тонул в нем, как в реке, как в озере. И от этой холодной воды по спине поднимались мурашки.
Чувствуя, как земля сходит со своей орбиты и вот-вот стряхнет его к чертовой матери, Иван ухватился за калитку.
– Вам плохо? Вы… – Она прищурилась.
«Узнает? – пронеслось в голове у Лопухина. – Узнает или нет?»
– Я… – заторопился он, пугаясь, что не узнает, что забыла… Да и кто он такой, так, эпизод, случайность! – Я когда-то приезжал… Вы, может быть…
– Да, – просто ответила она. – Заходите… Я помню.
И от этого простого «Я помню» случилось что-то… Будто вздрогнуло все вокруг, будто задрожало, встало на свои места. Встряхнулось мироздание вокруг Ивана. Завертелись огромные шестерни. «Я помню!»
– Сейчас. – Иван поставил чемодан на землю. – Сейчас.
Он сделал два шага назад. Два больших шага.
– Сейчас! Мне надо… Одну вещь сделать. Я приду! Обязательно! – Иван уже бежал, бежал вниз по холму, быстро, быстро. – Я вернусь!
«Мне надо! Я точно знаю, мне надо! – Билось в его голове, свистело вместе с ветром. – Я знаю! Теперь, знаю! Только бы никто…»
К развалинам дома Йусси он примчался только в сумерках, запыхавшийся, взмокший, едва живой.
Иди быстро! Руки вверх! Свинья! (нем.)
Вот мысль, которой весь я предан, итог всего… (нем.) («Фауст» Гете в вольном переводе Лопухина.)
Ганс! Может, хватит сидеть? Пойдем! Господин офицер станет ругаться. Нужно сделать обход. Скоро смена. (нем.)
Да пусть ругается. Так хорошо. Чего нам бояться? (нем.)
Хочешь бежать? (нем.)
Убью (нем.).
Стой здесь (нем.).
Болото. Звуки далеко. (нем.)
Вы его удушите, обер-лейтенант (нем.).
О него нет никакой пользы. Все равно – виселица (нем.).
Да, но я бы хотел поговорить с ним до того, как он превратится в кусок мяса (нем.).
Пожалуйста. Он ваш (нем.).
Помогать – Защищать – Лечить. (нем.)
Людвиг, ты должен стоять справа и держать инструменты. (нем.)
Опять! Опять! Сколько мы будем тут ездить? (нем.)
Итак, господин полковник, буду с вами откровенен (нем.).
Говорите по-русски, у вас ужасный акцент (нем.).
Ознакомительная версия.
