Вперед, Команданте (СИ) - Савин Владислав

– А чем кончил Наполеон, это сказавший? – ответил Наставник – больше войск, это и больше снабжения, и пропускная способность дорог, и наличие транспорта, и обеспечение коммуникаций. Оперативная емкость театра – помнишь это понятие? – может просто не переварить избыток сил на всех направлениях. Не говоря уже, что на большой войне – лишних войск не бывает.

И добавил:

– Теперь подумай, отчего у нас такой состав техники. В четырех дивизиях по полному штату, больше тысячи Т-55. Как бы мы развернули эту массу здесь, на этих дорогах, и зачем они были бы нужны? Зато «пэтэшки» будут очень к месту – вспомни как японцы в тридцать втором у Шанхая нажглись с легкими танками, которые не умели плавать и имели слишком слабые моторы для заболоченных рисовых полей.

Этот русский генерал исполнял обязанность командующего Десятой армией – до весны этого года. А сейчас он был на месте начальника штаба. Звали его Михаил Иванович – но Юншен для себя звал его просто: Наставник. Поскольку он также был Мастером войны – получившим свой чин в сорок третьем, вместе с Золотой Звездой. За дело, о котором сам Учитель Кун И Цинь отзывался с восхищением, «я бы не факт что смог, в той ситуации и с тем личным составом».

– Рейд по немецким тылам – силами, назовем, легкая бригада. По безлесной местности, без авиаподдержки – когда против нас, эсэсовцы с бронетехникой и авиацией. Мы прошли, выполнив все поставленные задачи – глубокая разведка, дезорганизация немецкого тыла. Уничтожили больше двух тысяч гитлеровцев – при своих потерях, меньше ста человек. Ну а после – Победу встретил под Гамбургом, хотел на гражданку, не отпустили. В сорок пятом был в Маньчжурии, командиром 26й гвардейской. И вот – в кадрах до сих пор. Сказали, пока на Дальнем Востоке порядок не наведем. Теперь уже близко – будет тебе один Народный Китай. Поскольку нас до Шанхая – остановить можно только атомной бомбой.

Что такое атомный удар, Ли Юншен помнил хорошо. Потому (благо, местность позволяла – дорога шла не по прибрежной низине, а по плато, что начиналось в тридцати километрах от реки) при остановке на ночь личному составу было приказано рыть щели-укрытия (которые, как Юншен усвоил по базе Синьчжун) даже при атомном взрыве снижают людские потери в разы. Плохо было лишь с оповещением – в отличие от того похода, под рукой не было локатора ПВО. Оставалось лишь надеяться, что советские предупредят – и дирижабли с радарами должны висеть теперь как бы не уже по эту сторону реки. Ну а солдатам помахать лопатами привычно и всяк лучше, чем после сгореть под американской Бомбой. И спаси боги дурака, который посмеет не исполнить приказ!

Русские не слишком одобряли – но какие меры поддержания дисциплины могут быть у армии на войне? Гауптвахта, это просто рай для трусов, расстрел следует применять лишь при значительных проступках, штрафных рот (по мирному до того времени) пока не организовали. Так что в ходу старая китайская традиция, бамбуковая палка – больно, но оставляет солдата боеспособным. Правда, по настоянию советских (и своих политработников) это наказание было запрещено по отношению к членам КПК и молодежной коммунистической организации (но таковых среди рядового состава было очень мало), а также к бойцам в звании от ефрейтора и выше (чтоб не подрывать их авторитет). Тем более что ефрейторы и не работали, а лишь ходили и смотрели, нет ли лентяев.

Что копали не напрасно, узнали в первую же ночь. Сначала радист выскочил из кунга на штабной машине связи с воплем «воздушная тревога», и дежурный офицер орал – оповестить по УКВ все подразделения. Затем все попрыгали в ямы (или пребывали возле, в готовности нырнуть туда, увидев вспышку). И вот, где-то в высоте за облаками загорелось солнце, второе, третье – даже сквозь тучи и несмотря на ночь стало так светло, что можно было читать. Конечно, этим никто не занимался (но так после было вписано в журнал), все ткнулись в дно окопов – вот и звук донесся, как очень сильная гроза, но ударная волна не дошла – Юншен вспомнил, чему учили: при высотных взрывах она идет преимущественно вверх. А тут взорвалось хоть и на относительно небольшом (для атома) удалении, километров шесть-семь – но и на высоте километров в восемь-десять, и облака свет ослабили, так что на земле не было никаких катастрофических последствий. Однако из траншей вылезать решились не все, кто-то там и спал.

Утром узнали, что это были русские Бомбы (на зенитных ракетах) – а не американские, сброшенные мимо. Продолжили движение, злые и невыспавшиеся. Старались двигаться быстрее – так как понимали, раз дошло до атома, могут и повторить, и чем скорее дойдут до Шанхая, тем больше шанс этого избегнуть, ведь не будут же янки и их прихвостни бомбить свой же город?

Сопротивления по пути почти не встречали. Гарнизон Таочжоу разбежался, не вступая в бой. 17я дивизия повернула влево, на Нанкин, правофланговая 28я дивизия чуть отстала, осуществляя прикрытие с юга – а моторизованные части остальных двух дивизий, дозаправив баки в Таочжоу, стремительно надвигались на Шанхай. Возле Хучжоу чанкайшисты пытались организовать оборону, встретили разведку 31й дивизии пулями – после того как по городу и позициям врага отработали дивизионные гаубицы и приданный армейский полк РС, даже штурм по-настоящему не потребовался. Зато в Десятой армии наконец появились свои штрафники.

Вернее, не свои. По отношению к пленным (которых набралось уже больше тысячи) Юншен вспомнил, как поступал сам Учитель Кунь И Цин в том великом походе пять лет назад. Построить толпу (уже не армию), сначала спросить, есть ли тут стороники Чан Кай Ши – убейте их сами. А затем объявить, что вам предстоит искупить кровью свою службу врагу – и за трусость, неповиновение, попытку дезертирства, немедленный расстрел. Ну и само собой, для штрафников любой рядовой Десятой Армии был как ефрейтор! От такого пополнения не стоило ждать высоких боевых качеств – но как минимум, копать и таскать они могут. А как максимум, что Учитель говорил про «пулеуловителей, массовку»?

И вот, Шанхай – огромный и беззащитный. Выглядевший по старо-европейски (в отличие от городов Маньчжурии, где сильно заметно уже построенное советскими в последние годы). Вывески, витрины, фонари- и публика, кто осмелился вылезти из домов, выглядят непривычно богато.

– Вдруг мы встретим тут нашу бывшую добрую хозяйку Минчжу? – мечтательно произнесла Лан – ты помнишь ее, сестра?

– Как не забыть ее милосердие и справедливость! – ответила Кианг. И продолжила, обращаясь к Юншену – наш повелитель, ты позволишь тогда нам вернуть справедливый долг? Всего лишь, тысячу палок – думаю, этого будет достаточно?

– Лучше две тысячи – сказала Лан – долг надо возвращать с процентами.

И она с презрением взглянула на какую-то даму (китаянку, но одетую по-европейски), испуганно жмущуюся к стене. Может, ты и была вчера богачкой и женой какой-то персоны – но сейчас мы, спутницы самого Ли Юншена, безмерно выше всех дам города Шанхая! Мы сейчас в хорошем настроении, а потому, не будем требовать от тебя падать ниц (как полагалось в Китае еще век назад, при проезде высокой персоны), да и наше русское коммунистическое воспитание против. Зато можем тебя просто пристрелить, если проявишь вражду и непочтение.

Ли Юншен кивнул. Конфуций учил, что порядок в государстве основан на почитании – сына к отцу, подданных к власти. Но можно ли считать отцом того, кто несправедлив – так что коммунистическое учение вполне могло считаться за дополнение привычной традиции Китая. И мудрый человек живет ради высокой Цели – которой могла быть и идея, чтобы завтра каждый китаец ел три раза в день, а его жена имела бы шелковое платье с вышитыми драконами. Но кто видел мудрых женщин… хотя бывают исключения, как госпожа Анна – однако этим сестрам до нее еще долгий путь. Потому, пусть потешатся – и если предметом выступает не новый наряд или украшения, а справедливая месть, что с того? К тому же один мудрец сказал, кто спорит с любимой женщиной (а тем более с двумя), тот сокращает себе жизнь.