Утром мы собрались в обратный путь, уже почти тронулись, когда со стороны гор на фоне неба появился силуэт крупного дракона. Прилетел, значит, все-таки, а я уж надеялась, что мы этого шпиона не дождемся. Дракон оказался светло-стального цвета, с подпалинами, словно старое серебро, чешуя на солнце отливала настоящим металлом. Дракон оказался типом нелюдимым, похуже Ворона при знакомстве. Сел на крышу кареты, всем своим видом показывая, что это его место, ни слова не сказал. Не очень-то и хотелось, я сегодня тоже не расположена к общению.
Ингельд остро взглянул на гостя, что-то себе подумал и коротко махнул рукой: поехали.
Я предпочла Ингельда и теплую лошадиную спину карете. Взгляд то и дело притягивали высокие горные пики. Меня одолевали двойственные чувства: с одной стороны, уехать отсюда поскорей и больше и больше никогда не возвращаться, с другой – уезжая, возможно, навсегда потеряю шанс узнать, получилось ли у Бьёрна стать драконом или нет. Расстаться с этой идеей мне так и не удалось.
– Кэт, ничего уже не изменишь. – Ингельд заметил мой тоскливый взгляд, легонько погладил по голове. – Он умер. Смирись.
– У меня в этом мире было лишь трое тех, к кому я по-настоящему привязана, – отстраненно ответила я, отворачиваясь. – Бьёрн, ты и… Тиль. Надеюсь, ты не собираешься в ближайшее время умереть?
Он ничего не ответил, а я, чтобы занять себя хоть чем-нибудь, принялась с преувеличенным вниманием наблюдать за тем, как вытягивается цепочка всадников по расчищенной от снега дороге. Выделенные командором сопровождающие, то ли нас охранять, то ли пленника.
Я намеренно старалась не оборачиваться к удаляющемуся форту и особенно снежным шапкам гор. Незачем жалеть о том, что я все равно не могу изменить.
И все же я оборачиваюсь, не удержавшись, когда со стороны сопровождающих егерей раздается несколько удивленных возгласов и смешков. Нас, отчаянно работая крыльями, нагонял маленький изумрудный с переходом в темную зелень дракончик. На утомленной мордашке была написана упертая решимость.
Я проводила растерянным взглядом его полет, невольно пожалев это недоразумение. Зачем он это делает? Ведь даже в форте вечно мерзнет, а тут, чего доброго, и вовсе крылья отвалятся!
Драконыш между тем, явно из последних сил, добрался до нас, сложил крылья и неловко рухнул прямо на руки Ингельду. С минуту мы недоуменно разглядывали это недоразумение, с невозмутимым видом греющееся в человеческих руках.
– Бьёрн? – с робкой надеждой спросила я.
Реакции не последовало. Это мелкое чудо увидело меня и нахально нырнуло под теплый плащ, привычно пытаясь устроиться под моим крылом. Мы с Ингельдом ошарашенно переглянулись.
– Ну если это даже не он… – пробормотала я, с трудом сглатывая внезапно вставший в горле ком. – Он маленький, вдруг королю подойдет.
«Если только это не Ульв, – подумала с внезапным ужасом. – Он тоже умер в Заповеднике».
Я настороженно всмотрелась в пригревшегося под моим боком драконыша, словно надеясь влезть к нему в голову и узнать, чье же сознание в ней обитает. В ответ встретила лишь абсолютно невозмутимый взгляд. Боги, духи предков и прочие высшие силы, обитающие в этом мире, ну пожалуйста, пусть это все-таки будет Бьёрн!
Все произошедшее немного выбило советника из колеи. По большей части, вероятно, своей… случайностью. Ему не впервой было рисковать жизнью, все предыдущие покушения были не менее, но и не более опасны, чем эта так трагично закончившаяся встреча. Но неприятный холодок пробегал по спине от осознания того, что от смерти его спасли пара мгновений и принятое телохранителем решение. А в следующий раз рядом может и не оказаться того, кто согласится обменять собственную жизнь на его.
Думать о том, понимал ли Бьёрн в тот момент, чем это для него кончится, или нет, Ингельд не собирался. Это уже ничего не меняло. Бьёрна было жаль, хоть это чувство и имело несколько эгоистичный характер. Хороший телохранитель, исполнительный, ненавязчивый, молчаливый и незаметный. Настолько, что советник не чувствовал дискомфорта, доверяя ему некоторые свои тайны. Они вполне могли бы сработаться, да уже сработались, и было жаль потерять такого человека.
Ко всему прочему, поведение Кэт советника изрядно настораживало. Со стороны могло показаться, что ее искреннее горе по погибшему другу поразительно быстро сменилось неуемной жаждой деятельности и непонятно на что направленным энтузиазмом. И это уже само по себе выглядело странно, Кэт, конечно, часто с детской непосредственностью переключалась с одной эмоции на другую, но не бывает так, чтобы горе едва ли не мгновенно сменялось совсем иными эмоциями. Однако присмотревшись повнимательней, он понял, а вероятно, и почувствовал, что все не так просто.
Кэт слишком сильно переживала смерть друга, настолько, что никак не могла с ней смириться. Она запретила себе об этом думать, поставила цель, призрачную, практически недостижимую, и с головой нырнула в нее. Все ничего, такая целеустремленность гораздо предпочтительней депрессий и истерик, однако советник успел хорошо изучить своего фамильяра и знал: если Кэт что-то вбила себе в голову, то не отступит, даже если упрется лбом в стену. Это беспокоило, в таком настроении она могла натворить что угодно, что-нибудь совершенно безрассудное.
Ингельд был даже рад, что они наконец уезжают и ничего экстраординарного так и не случилось. Если не считать двух дополнительных драконов, на одного больше ожидаемого, но эти двое так вцепились друг в друга, что советник просто не решился возразить, дабы не провоцировать Кэт на необдуманные поступки. Тем более что сопровождающие их егеря отнеслись к происходящему весьма философски: если дракону это зачем-то нужно, значит, все правильно. Других объяснений им не требовалось.
Ну что ж, если Кэт легче думать, что это маленькое недоразумение может оказаться Бьёрном, так тому и быть. Во всяком случае, у нее будет значительно меньше поводов сбежать обратно в Заповедник на поиски друга.
Оба дракона, что стальной, что маленький изумрудный, надо отметить, вели себя своеобразно. Каждый по-своему, но в то же время на удивление одинаково. Оба оказались созданиями независимыми и крайне необщительными. Они не обращали никакого внимания на окружающих людей, как будто им не было до них никакого дела. Вся разница заключалась лишь в том, что взрослый дракон время от времени разговаривал с Кэт, вполне доброжелательно, но редко и недолго. Советнику порой чудилось, что он начинает что-то понимать из их разговоров. Младший же просто постоянно держался рядом с ней, из всех людей замечал разве что Ингельда. И только потому, что сама Кэт проводила рядом с ним все свое свободное время.
