Ознакомительная версия.
– Ничего, я не балованный. После всего мне тут раем кажется.
Председатель усмехнулся:
– Понимаю. Сам тоже, знаете ли… Восемь лет на Соловках. Вот, в партии восстановили и даже орден вернули. Только годы-то кто мне вернёт? И здоровье.
– Руку тоже там?
– Нет. Руку мне в двадцатом, на Южном фронте. Офицерик один сподобился шашкой. Там история мутная, полк поступил в распоряжение московского комиссара. Вылитый зверь обезьян, даром что с маузером.
Гость подобрался, отставил обжигающую кружку. Кашлянул, сказал тихо:
– Знаете, если нам вместе работать, то лучше без недомолвок… Я служил в армии Деникина. Штабс-капитан. И если вам неприятно моё общество, то я могу…
– Пейте чай-то, остынет, – перебил однорукий, – вам надо согреться. Болеть тут никак. Фельдшера того. Тоже арестовали. А до райцентра – сотня вёрст.
Помолчал и продолжил:
– Я вам так скажу. Те годы вспоминаю… Лучшее было время. Рысью марш, шашки вон, даёшь Варшаву, дай Берлин. Казалось, вся планета под нами горит, прогибается. Дойдём до Америки и последнего буржуя утопим в океане ради человеческого счастья. А где оно теперь, счастье? Добрых крестьян кулаками обозвали, да в расход. У меня брат мастером на заводе… При царях-то лучше жил. Квартира о пяти комнатах была, с прислугой. Теперь в коммуналке, дочке отрез на платье не достать. А меня самого как? Героя Гражданской, на фронтах калеченного… Эх!
Хозяин шарахнул по столу кулаком. Тоскливо заметил:
– Сейчас бы казёнки. Сильно водки не хватает.
Стоящий на плите закопчённый чайник неожиданно запел фальцетом – будто флейтист попробовал инструмент. Председатель вздрогнул, усмехнулся.
– Ладно, что уж теперь. Просрали мы своё будущее, такая моя резолюция. И вы своё просрали. Хоть и воевали мы по разные стороны, глотки друг другу грызли – а теперь одинаково, выходит, по самую маковку в дерьме сидим. Этакий вот парадокс.
Гость грел пальцы, обхватив кружку. Задумчиво сказал:
– Зато прошлое у нас было славное.
– Это да, – согласился председатель, – вспомнить есть что. Только, выходит – чем веселее прошлое, тем горше будущее. Ладно, обживайтесь. А со следующей недели начинайте занятия. Детишки-то совсем тут одичали, как весной учителя забрали – так ни книжек, ни науки. Шкодничают да футбол пинают. А без грамоты никак, верно? А то и у этих будущего не будет. Семья-то есть?
– Жена и сын. В Ленинграде.
– Ух ты, славно! Вызывать будете?
Подождал ответа. Хмыкнул:
– Хотя вряд ли. Я бы не стал. Прощевайте до завтра.
Гость сидел у пыльного окна. Смотрел, как ковыляет тёмная фигурка по искрящемуся снегу. Встал, прошёл в класс.
Тронул пальцем толстый слой пыли. Поднял с пола разбитый глобус. Там, где полагалось быть России, зияла дыра – будто кто-то врезал сапогом.
Да. Сияющим хромовым сапогом. В таёжную деревушку нагрянули весной. Обнаружили троцкистский заговор в лице предыдущего председателя, местного фельдшера и единственного учителя.
На чёрной школьной доске белели трудно различимые буквы.
ПРОШЕДШЕЕ ВРЕМЯ
НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ
БУДУЩ
Учителя взяли прямо во время урока.
Гость потрогал седые колючки отрастающих волос. Взял в руки мел. Застучал по доске.
Закончил писать и поставил точку. Остаток белого параллелепипеда хрустнул и рассыпался в прах.
Вытер рукавом пыль с учительского стола. Нагнулся. Кряхтя, начал собирать разбросанные по затоптанному полу книги.
Когда уходил из класса, оглянулся.
Буквы стояли безупречными шеренгами, равняясь направо – словно румяные юнкеры.
Ты будешь пытаться снова и снова
Переделать прошлое, чтобы изменить будущее.
Пока не поймёшь:
ВСЁ ДЕЛО В НАСТОЯЩЕМ.
Ознакомительная версия.