Выходим, и Ферида на всякий случай отламывает дверную ручку. Чтобы раньше полиции кто-нибудь не вошел.
Вот мы наконец и дома. То есть в отеле. Похоже, что мы уже не сенсация. Журналистов не видно. Может быть, спят еще? Вообще-то для сенсации сутки — это уже старость. Хорошо, если бы она уже умерла! Не знаю, как девочки, а я просто чертовски устал от всех событий прошедшей ночи. Не засыпаю, а словно проваливаюсь в темное никуда, не успев помечтать о звездах.
* * *
Этьен не стал нас будить, докладывая о своей готовности рулить, куда прикажут. Терпеливо ждет нас в вестибюле. Всё спокойно. Видимо, сенсация всё же, на наше счастье, уже умерла. Отлично! Но хотя нас и не беспокоили, проспали мы всего часа четыре или пять.
— Как вы думаете, Этьен? Успеем ли мы пообедать, съездить посмотреть Версаль и вернуться в Париж к восьми часам? У нас билеты в «Мулен Руж». Сейчас ведь время за двенадцать перевалило.
— Так паломничество в Версаль как раз после двенадцати и разгорается. Посетителей-то начинают впускать с одиннадцати. Вряд ли вы выдержите версальские впечатления больше четырех часов. Еще уйма времени останется.
— Версаль — это загородная резиденция французских королей, — объясняю я девочкам. — Короли довольно беспокойные правители. Скучно им на одном месте. Посидят, посидят в Лувре и, устав от городской жизни, отправляются развеяться где-нибудь на природе. Вот и построили себе небольшую виллу в пригороде. Совсем как наш Александр.
Заглянули в ресторан и поехали в Версаль.
— Это и есть, то, что ты назвал небольшой виллой? — поинтересовалась Охота, придя в себя от изумления при виде панорамы дворца и парка Версаля.
— Хижина с небольшим садиком для избавления от скуки, — скептически хмыкнула Ферида.
Но женщины есть женщины, несмотря даже на некоторый скептицизм кое в чём. Они любят и умеют наслаждаться созерцанием цветов. А посозерцать в Версальском парке есть что. Два часа мы ходили от цветника к цветнику, от клумбы к клумбе, от куста к кусту, любуясь и принюхиваясь. Прошлись по аллеям со скульптурами. Не скажу, что для меня этот обход был скучным и тягостным. Девочки же просто млели от тонких цветочных ароматов и многообразия изящных статуй. Некоторые фигуры античного происхождения они узнавали сами.
Затем последовал чуть ли не священный восторг от красоты интерьеров дворца и опять, как и в Лувре блаженство встречи с неповторимой живописью. Портрет маркизы де Помпадур вызвал пристальный интерес. Довольно долго стояли около него. Отошли. Девочки посмотрели друг на друга и вернулись к мадам Помпадур.
Минут пять что-то обсуждали.
— Интересно, — поделилась впечатлением Охота, когда девушки опять присоединились ко мне. — Какая красивая женщина!
— А что вы там с Феридой обсуждали?
— Фериду удивило такое платье из множества огромных юбок. Зачем оно? В нём ведь и двух шагов не пробежишь. Упадешь и разобьешь нос. Я ей сказала, что, наверное, опасное было для женщин время. И такое платье не для бега, а для защиты от изнасилования. От мужчины убежать трудно, а вот, столкнувшись с таким платьем, любой насильник в нём заблудится. А там и помощь подоспеет.
— Твоей проницательности можно позавидовать, — отозвался я на такую, никому еще не пришедшую в голову гипотезу о значении и функциях женской моды в восемнадцатом веке.
Охота строго покосилась на меня. Но я уже успел состроить умильную и восторженную физиономию. Так что уличить меня в насмешке ей не удалось. Картина Ботичелли «Ужин Настажио у Онестии» вызвала не только удивление, но и отвращение.
— Зачем это собака кусает полуголую женщину за зад? — поинтересовалась Ферида. — Некрасиво как-то. Нет, это нам не нравится.
Но вот «Рождение Венеры» того же Ботичелли понравилось. Очень заинтересовала картина «Королева Персии у ног Александра».
— Это кто в шлеме? Александр Македонский? Он точно такой был? Какой маленький! А нам его совсем иначе описывали. Вот и верь после этого летописцам.
— Маленький или нет, а вот посмотрите на него здесь, — указываю я на картину «Александр Македонский сражает Дария третьего в битве при Арбелах».
— Да, здесь уже лучше.
Портреты королей девушек не впечатлили. Только задержались недолго у портрета Людовика пятнадцатого. Оказалось, что амазонки любовались красивым камзолом короля.
— Какие-то они все ненастоящие. Вот у этого одежда очень красивая, а нос почему-то красный, как у старого пьяницы.
Зато царственные дамы никакой критике не подверглись. Даже явно уродливые особы. От души полюбовались салоном Аполлона и салоном Дианы в греческо-римском стиле. Салон Войны тоже впечатлил немало. Зеркальная Зала привела в трепет. Девочки молча прошли ее из конца в конец, задрав головы к росписям потолка. Увидели и «Греческих богов, купающихся в фонтанах Версаля», а после «Девочки, пускающей мыльные пузыри» не спеша двинулись к выходу.
— Мы Антогоре больше не завидуем, — сообщила Ферида, когда мы садились в машину. — Ради того, что мы видели, стоило и немножко побояться машин.
— Ты, Сергей, должен нам твердо пообещать, что приведешь сюда и Антогору, — чуть ли не ультимативно заявила Охота.
— Нет, обещать я ничего не стану. Неизвестно будет ли еще возможность прийти сюда, но если такое случится, то вашу подругу непременно возьмем. Двинулись-ка в отель, а потом в «Мулен Руж»! Говорят, что если раньше прийти, то можно будет выбрать столик поудобнее. А еще говорят, что, кто не видел «Мулен Руж», тот Парижа не поймет. Этьен, вам предстоит ночная работа забрать нас от кабаре и доставить в отель. Сверхурочные само-собой.
— Нет препятствий, месье Серж.
Пока заехали в отель, пока девочки переодевались в курточки и шортики, начало уже темнеть. Так что к свободному выбору мест за столиками мы в «Мулен Руж» всё же опоздали. Но всё равно один из метрдотелей-распорядителей, которому мы попали в руки, нас необыкновенно уважил. Вот где хороша сторона газетной популярности!
— Как же, как же мы рады видеть у нас таких известных гостей! Весь Париж только и говорит о последнем бале в «Ритце». Прошу вас сюда — поближе к эстраде.
Пока пробирались по залу, публика оборачивалась нам вслед. Мужчины ласкали взглядами изысканные формы Охоты и Фериды, а женщины примеривали на себя кожаную экипировку амазонок. Получилось неожиданное, дополнительное представление для некоторых зрителей еще до начала действа, на которое они пришли.
— Столик на четверых, но лишний стул мы уберем, если пожелаете, и подсаживать к вам никого не будем, — суетится распорядитель.
